Иван III - Николай Борисов

Разгром клана Патрикеевых в январе 1499 года означал ликвидацию того правительства, которое должно было обеспечить воцарение Дмитрия. (Вероятно, старый князь Патрикеев был искренне предан семейству Ивана Молодого и отказался перейти на сторону Василия.) Дальнейшие шаги государя стали естественным продолжением этого мучительного решения. В четверг 21 марта 1499 года (за десять дней до Пасхи) Иван III «пожаловал… сына своего князя Василь Ивановичя, нарекл его государем великим князем, дал ему Великыи Новъгород и Пьсков в великое княженье» (38, 172). В итоге на Руси появились сразу три великих князя: отец, сын и внук. Такого ко многому привыкшая страна еще не видала…

(Столь неожиданное решение всполошило псковичей, увидевших в нем умаление своего статуса «вотчины» самого великого князя Ивана. Они отправили в Москву делегацию с просьбой отменить распоряжение. Результат этого посольства псковский летописец изображает в сумеречных тонах: «…И великий князь Иван Васильевич на наших посадников и бояр опалился (разгневался. — Н. Б.): чи не волен яз в своем внуке и в своих детех; ино кому хочю, тому дам княженство; да дал княженство сыну своему Василью Новгород и Псков…» (40, 83). Для острастки Иван приказал бросить двух псковских бояр в темницу, а прочих отправить назад без обычного поклона всему Пскову. Лишь год спустя псковичам удалось упросить Ивана сменить гнев на милость.)

Впрочем, Иван III, кажется, все еще колебался в своем роковом выборе. 2 апреля 1499 года он отправил своих послов к датскому королю Гансу с одной целью — «велел просити дочь его за внука своего Димитрия» (50, 92). Сватовство закончилось ничем. Однако само это предприятие означало, что у Дмитрия весной 1499 года еще оставались политические перспективы.

В четверг 13 февраля 1500 года в Москве сыграли пышную свадьбу. Иван III выдал свою 14-летнюю дочь Феодосию замуж за князя Василия Даниловича Холмского — сына знаменитого полководца и предводителя тверского «землячества» в Москве. Тем самым была протянута еще одна связующая нить между детьми Софьи Палеолог и верхушкой московской знати. (Этот брак, имевший явно политическую подоплеку, закончился трагически. Ровно через год (19 февраля 1501 года) Феодосия умерла. Вероятно, это был результат слишком раннего замужества.)

Летом 1500 года, когда Василий Иванович принимал участие в сражении с литовцами в районе Дорогобужа, «на Свинском поле», произошел загадочный эпизод, о котором довольно сбивчиво сообщает один поздний летописец. Суть дела одни историки понимают так, что Василий изменил отцу и перешел на сторону Литвы, но затем вернулся, получив от Ивана обещание стать наследником престола. Другие полагают, что речь идет всего лишь о мелком боевом эпизоде: полк Василия был обращен в бегство литовским войском, и княжич укрылся от неприятеля в Вязьме (81, 186). Если принять первую версию, то это означает, что призрак новой династической смуты стоял тогда у самых ворот московского Кремля.

Развязка затянувшейся семейной драмы наступила лишь через два года. «Тое же весны (1502 года) князь велики апреля 11 в понедельник положил опалу на внука своего великого князя Дмитрея и на его матерь на великую княиню Елену, и от того дни не велел их поминати в ектеньях и литиах, ни нарицати великым князем, и посади их за приставы» (38, 175). Причина и даже повод для расправы остаются неизвестными. Некоторые летописи глухо сообщают, что мать и сын были арестованы «за некое их прегрешение» (32, 295). Через три дня Державный «пожаловал сына своего Василия, благословил и посадил на великое княженье Володимерьское и Московское и всеа Руси самодеръжцем, по благословению Симона, митрополита всеа Руси» (38, 175).

Царственным узникам были определены самые жестокие (по существу — убийственные) условия содержания. Устюжская летопись сообщает: «Того же лета (дата ошибочная. — Н. Б.) князь великий Иван Васильевич посадил сына своего Василья Ивановича на великое княжение, а внука своего князя Дмитрея Ивановича посадил в камень (каменную темницу. — Н. Б.) и железа (цепи. — Н. Б.) на него положил» (37, 51). Вероятно, столь же тяжким было и заточение Елены Волошанки.

(Кажется, после ареста внука и снохи Ивану стало невмоготу жить в Кремле, поблизости от их темницы. В четверг 9 июня 1502 года он со всей семьей уехал в свою загородную резиденцию в Воронцово и пробыл там «до чюдотворцовы памяти Петровы», то есть до 21 декабря (32, 295).)

Ровно через год после этих событий, 7 апреля 1503 года, умерла Софья Палеолог. Летописи не сообщают каких-либо подробностей ее кончины, за исключением того, что тело великой княгини было погребено в соборе кремлевского Вознесенского монастыря (38, 175). Ее похоронили рядом с могилой первой жены Ивана III — тверской княгини Марии Борисовны (125, 102).

Под сентябрьским 7011 годом (1 сентября 1502 — 31 августа 1503 года) летописи сообщают и об ухудшении здоровья самого князя Ивана: «Того же лета, месяца июля в 28… князь великий Иван Василиевич всеа Русии начят изнемогати…» Далее летописец назидательно добавляет: «Его же бо Господь любит, наказует» (20, 257).

Недомогание не помешало Ивану III в августе-сентябре 1503 года провести знаменитый церковный собор, на котором великий князь при поддержке некоторой части духовенства (так называемых «нестяжателей») поставил вопрос о секуляризации церковных земель. Новгородский опыт наглядно показал Ивану, что, завладев монастырскими и владычными землями, он может разместить на них сотни и тысячи своих верных слуг дворян. Это способствовало бы укреплению армии и государства. Однако иерархи на соборе дружно воспротивились намерениям государя, и он вынужден был отступить.

В четверг 21 сентября 1503 года Иван III вместе с наследником престола Василием и младшими сыновьями отправился на богомолье по северным монастырям. 25 сентября, в день памяти преподобного Сергия Радонежского, Иван молился в Троице. Казалось, он замыкал круг своей жизни, начало которой связано было с этой обителью. Затем он поехал дальше, в Переяславль, Ростов и Ярославль. Молебны сопровождались щедрыми вкладами «по себе и по своих родителех». В Москву Державный вернулся в четверг 9 ноября 1503 года.

Однако святые угодники уже не склонны были помогать кающемуся государю. Вскоре по возвращении с богомолья Ивана разбил паралич: «…отняло у него руку и ногу и глаз» (56, 352). Казалось, что смерть неотступно встала у его изголовья. Вновь, как и в 1497 году, Ивану захотелось сделать что-то такое, что Всевышний зачел бы ему как доброе дело. Но добро так трудно дается обладателю верховной власти! Прилив покаянных настроений Державного едва не смыл всю его вторую семью, а их отлив унес с собой первую. Новый прилив государева раскаяния оказался гибельным для пестрого и многочисленного сообщества людей, объединенных общим именем — еретики…