Рука в перчатке - Рекс Тодхантер Стаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но нельзя сказать, что он сидел, анализируя ситуацию, и прощался с ушедшей эпохой. Росс не мыслил в терминах ушедших эпох.
– Мне никак не удается найти к тебе верный подход, – помолчав, заявил он. – С того самого дня. Не с того дня, когда я впервые тебя увидел… ну… ты понимаешь… а с другого. Когда я пригласил тебя в кино.
– Пригласил? Ты приказал мне пойти с тобой в кино.
– Боже мой! Приказал! Как я мог тебе приказывать?! Я отлично все помню и могу повторить слово в слово. Я сказал: «Заводи машину, а я схожу переоденусь, и мы поедем в кино». Разве нет?
– Что-то типа того. Не имеет значения. Примерно так.
– А ты ответила, что тебе не хочется. И в результате я уехал с Брагером и миссис Пауэлл, а буквально три минуты спустя ты села в универсал и поехала в кино одна, причем только потому, что тебе не понравилось…
– Вовсе нет. Я просто предпочла пойти в кино одна.
– И все-таки тебе что-то не понравилось. Ведь так?
– Определенно нет. – Хизер посмотрела на Росса. – Я не настолько чувствительна. И ежу понятно, что, будучи мистером Данди-младшим, ты решил, что я стану делать все, что твоей левой ноге захочется, ну а я так не считала.
– Что?! Ты, наверное, шутишь?
– Нет, конечно. Это было очевидно. Ради бога, не подумай, будто я жалуюсь, меня это ничуть не задело. Да и вообще, насколько я знаю, такие самонадеянные парни, как ты, делают то, что их левая нога пожелает.
– Самонадеянные! Боже мой!
– Ты даже этого не видишь. А ведь ты именно такой. Идеальный. Сын босса. Во всех лучших фирмах такие встречаются. Иногда мне кажется, для них разработан специальный свод правил, которым ты и следуешь.
– Из всего… – Росс даже задохнулся от возмущения; цикады и кузнечики смолкли. – Послушай, это просто нелепо. Ты, наверное, шутишь. Возможно, я несколько самонадеян в том, что касается работы… Хотя нет, самонадеянным меня точно не назовешь. Я просто хорошо знаю свое дело. Если ты считаешь, что я веду себя слишком самонадеянно с девушками… Да я на девушек вообще не смотрю. Школьные приятели всегда смеялись надо мной. Дескать, я как огня боюсь девушек. Что далеко не так. Когда четыре года назад я задумался о том, почему меня не интересуют девушки, то пришел к выводу, что меня больше волнуют другие вещи. Я даже сходил пару раз на танцульки, но все эти поцелуи и прочие телячьи нежности меня не слишком впечатлили. Я решил, что, возможно, причина в слишком сильной привязанности к матери, но один человек, с которым я рискнул поделиться, объяснил, что я ошибаюсь, поскольку в таком случае мне явно не хватает эмоциональности. Он использовал другой термин, но имел в виду именно «эмоциональность». Как бы там ни было, у меня в отличие от других парней никогда не возникало безумного желания поцеловать девушку… лишь до того случая, когда однажды в офисе я наклонился и поцеловал тебя в щеку. И тогда я понял, что не… – Росс осекся, после чего произнес с изумлением в голосе: – Боже мой! Нет, ну надо же, ты считаешь меня самонадеянным!
Хизер упорно молчала.
– Я определенно способен понять, что к чему, – продолжил Росс. – Должен признаться, твоя реакция на тот мой поцелуй меня огорчила, потому что поцелуй в щеку – вещь вполне невинная. Но если ты считаешь, что я поступил так из самонадеянности, рассчитывая, что тебе понравится… ты ошибаешься. Я поцеловал тебя под влиянием минутного порыва. Не смог противостоять искушению. В любом случае подобного больше не повторилось, и мне никак не удавалось с тобой поговорить. Ты всячески этому противилась, не дав мне ни единого шанса. Вот тогда-то и возникла идея, показавшаяся мне весьма удачной. Теперь-то я понимаю, ты считала меня слишком самонадеянным, хотя, в сущности, я проявил самонадеянность, ухватившись за эту идею. – Он остановился.
– Что за идея такая? – спросила Хизер.
– Те самые фонограммы.
– Какие еще фонограммы?
– Только не начинай! – взмолился Росс. – Пожалуйста! Я тебя ни в чем не обвиняю. Я не вправе тебя спрашивать. Конечно нет. Но именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Иначе я никогда не…
– Ой, так вот, значит, о чем ты сейчас толкуешь.
– Я не толкую, а только хотел бы потолковать. О той пластинке с записью, которая попала сюда по ошибке и которую я непременно должен найти.
– А ты проверял коробки с пластинками?
– Ее там нет. Пластинка немаркированная. Но она должна быть среди тех, что хранятся у тебя. Если ты ее прослушала…
– У тебя явно создалось превратное представление, – перебила Росса Хизер, – будто я прячу немаркированные пластинки, словно бесценные сокровища. Не понимаю, как…
– Я не говорил, что пластинка бесценная. Речь не о сокровищах. Но ты наверняка что-то с ней сделала. Ну не съела же ты эту пластинку! Я прошу тебя… пожалуйста! Неужели ты не понимаешь, как все это унизительно для меня?! Я не могу сказать тебе, что конкретно…
– Сюда кто-то идет. Твой отец и мистер Брагер.
Мужчин не было видно из-за густого кустарника, но их голоса звучали где-то поблизости. Хизер резко поднялась с места и, пожелав Россу спокойной ночи, исчезла в доме. Росс, чтобы избежать разговора с отцом, поспешно прокрался на цыпочках в дальний конец террасы и затаился в тени ветвей, прислушиваясь к звуку шагов по каменным плитам террасы и стуку входной двери. Через четверть часа он вошел в дом, немного постоял у подножия лестницы, весь обратившись в слух, поднялся к себе в комнату и прежде, чем лечь спать, завел часы. На часах было пять минут второго.
Примерно полтора часа спустя автомобиль с тусклыми габаритными огнями медленно проехал под стрекотание неутомимого ночного оркестра по подъездной аллее, но не остановился перед входной дверью. Преодолев четверть мили, автомобиль затормозил, развернулся, снова проехал мимо входной двери и через сто ярдов затормозил у обочины.
Водитель заглушил двигатель, выключил габаритные огни, вылез из машины и прошел к едва различимому за деревьями спящему дому с темными окнами.
– Умереть не встать! – пробормотал Хикс. – Сельская идиллия, да и только!
Он направился к извилистой подъездной дорожке, в глубине души ожидая, что его вот-вот остановит полицейский патруль, однако совершенно беспрепятственно прошел к живой изгороди вокруг боковой террасы. Там он остановился и задумчиво нахмурился. Ну и что теперь? Поехать