Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!» - Герман Романов

– Я сегодня же пойду к твоему отцу!

Царевич упрямо наклонил голову, а Мария вздохнула с затаенным облегчением. Она была единственной дочерью всемогущего наместника и знала, что отец выдаст замуж только за любимого ею самой. И не иначе!

– И если он мне не откажет…

– Папа не скажет тебе «да», мой милый…

– Мне достаточно будет не услышать его «нет»! – Николай поднял голову. – Тогда ближайшей ночью мы повенчаемся! Я думаю, отец Василий нам не откажет, даже под угрозой наказания от Синода. Ты согласна стать моей женой, любовь моя?

– Да, – просто ответила Мария, и ее нежные смуглые руки сомкнулись на шее возлюбленного…

Константинополь

– Это адмирал Грейг, государь!

Петр еле-еле сдержал неуместную усмешку, разглядывая выступивший на горизонте лес мачт с белоснежными парусами, освещенный первыми лучами восходящего солнца.

Адмирал Ушаков, судя по убитому голосу, явно не горел делить славу освободителя Константинополя на двоих. Потому Федор Федорович и торопился высадить десант, вот только сил одной морской пехоты оказалось недостаточно – слишком велик оказался Царьград, и османов в нем проживало чересчур много.

– И как всегда к обедне. – Петр искренне обрадовался появлению Архипелагской эскадры, которая несколько дней наводила на османов ужас в Мраморном море. Потому-то и прорывались они через Босфор с трудом, и если бы не «кабаны», то форсирование могло обернуться большой кровью. И в Золотом Роге турки с англичанами подготовили русским горячую встречу, рассчитывая встретить именно старого адмирала.

– Это очень хорошо, что наши споро подошли, не промешкали. У Грейга на кораблях целая бригада инфантерии, как раз хватит!

Петр был доволен донельзя. Кровопролитные уличные бои не входили в его планы, терять понапрасну вышколенные кадры морской пехоты он не желал категорически. А так есть возможность бросить в бой два свежих полка.

– Отправьте все наличные пароходы, адмирал. А то наш Самуил Карлович долго проваландается с высадкой своих четырех тысяч штыков. Корабельными баркасами и шлюпками быстро на берег войска не переправишь.

– Есть, ваше величество!

Ушаков тут же стал отдавать распоряжения, и вскоре на мачтах «Киева» затрепетали цветные флаги, а сигнальная вахта споро заработала своими флажками.

– Жаль, что радио нет. И не будет. Нынешняя сигнализация – сплошной примитив, – вздохнул Петр. Несмотря на все его старания и немалые финансовые возможности, преобразования шли со скрипом, как крестьянская телега на разбухшем от грязи тракте. И ничего тут поделать было нельзя – прогресс обусловлен напрямую социально-экономическим развитием страны, тут марксисты полностью правы.

Потребовалось треть века, чтобы стали видны первые ощутимые результаты. И то только те, что были достигнуты за последние десять лет. А ведь масса времени, сил и средств ушло на создание нынешнего положения – отмена крепостного права, введение во всей стране бесплатного начального образования, пусть в основном церковно-приходского, налаживание системы самого элементарного здравоохранения, строительство новых заводов и фабрик, наконец.

И самым благим моментом было то, что жесточайший кадровый голод преодолели. Теперь государственный аппарат и само общество состояли из людей грамотных, многие из которых окончили университеты, предприимчивых и энергичных.

А сам Петр вовремя осознал всю пагубность нарождающейся бюрократии, что неизбежно при таком развитии. И то, какую гангрену нес в себе «Табель о рангах», введенный Петром Великим. Ведь получив на гражданской службе классный чин, чиновник автоматически превращался в дворянина, оставаясь, по своей сути, стряпчим и подьячим.

Хорошо, что сейчас «породного» дворянства больше, чем «табельного», а потому решение Петра прекратить даровать за службу потомственное дворянство вызвало у аристократии ликование.

Исключение оставили одно – только для кавалеров ордена Святого Георгия Победоносца или кавалеров трех солдатских знаков отличия этого ордена, становящихся автоматически офицерами.

Впрочем, полного банта еще никто из солдат не имел, да и второй степенью могли похвастаться немногие, пальцев на одной руке хватит, чтобы пересчитать таких счастливцев.

И реакция дворянского сообщества оказалась неожиданной, совсем не такой, какую можно было бы ожидать, исходя из «Манифеста о вольности дворянской».

Военная служба стала своеобразным фетишем – потомственные дворяне стали сами считать ее главным занятием своей жизни, отнюдь не тягостным, как при царе Петре Алексеевиче, и нескрываемым позором, если одна из знатных фамилий не имела кавалеров самой почетной боевой награды. Такими искренне гордились, ставили в пример детям и внукам – так же как в его т о й жизни хвастались богатством и драгоценностями новоявленные нувориши.

Вот только последствия были иные – здесь служили самые достойные, в охотку и с радостью, от трусов и приспособленцев избавлялись сразу. И на гражданской службе взяточники и волокитчики исчезли как класс, как говаривали когда-то товарищи большевики, или вымерли, как мохнатые мамонты, если взять утверждение зоологов…

Стокгольм

Мужчина, закутанный в черное «домино», сделал шаг назад, выпустив из своих объятий смеющуюся женщину в белом платье. Именно такое разительное несоответствие цветов и привлекло внимание Армфельта, хотя лиц он не мог узнать – они были прикрыты масками, как у всех присутствующих на этом карнавале.

«Домино» сделал еще один шаг и со смешком поклонился. И тут граф вздрогнул – этот жест показался ему не натуральным, свойственным хорошему воспитанию. Армфельт непроизвольно задумался на несколько секунд, размышляя, где он мог такое видеть.

И вздрогнул:

– Какой же я глупец…

Граф обернулся, пытаясь поймать взглядом знакомые одеяния, но не нашел их. Тогда он поднес руку к груди, сжав пальцы в кулак и оттопырив мизинец. Теперь он знал, что скоро рядом появится тот, кому и надлежит этот знак знать.

– Но какой же я глупец… – сквозь зубы снова прошептал Армфельт. Король Карл любил мистику до самозабвения, но дураком никогда не был. А потому надевать черное одеяние на бал он никогда бы не стал. Не делал подобного раньше, будучи кронпринцем – весь Стокгольм хорошо знал о привычках своего монарха.

Армфельт на этом сам попался – высматривал в зале любое одеяние, кроме «домино». А король – вот он, прямо на глазах спокойно расхаживает по веселящемуся залу, охотно целуется с дамами. И никто из гостей не узнал его до сих пор.

И только выразительный поклон перед прекрасной незнакомкой выдал монарха с головой – не очень любил кланяться женщинам бывший герцог Зюдерманландский, как все воспитанные и блестящие кавалеры, ему нужен был свой, особый поклон, несколько небрежный.