Братья Стругацкие - Ант Скаландис

Ирония судьбы? В каком-то смысле да. И читатель, конечно, спросит, почему Егор не предупредил, не объяснил, не спас эти деньги, ведь он же обо всём знал… Ну, во-первых, не обо всём, во-вторых, всем было не до того — решалась судьба страны. Никакого излишнего пафоса в этой фразе нет. Судьба СССР и будущей России именно в те дни решалась серьёзно, реально, буднично. И Егор был одним из тех, от кого очень многое зависело. И рядом с этим подобные денежные суммы не могли считаться существенными. Не играли они никакой роли для будущего. Тратить время на их спасение было элементарно нерентабельно. И, наконец, в-третьих, какая-то часть, разумеется, была спасена раньше тем или иным способом, но уговорить АНа снять деньги со счёта с сберкассе и, скажем, ещё в 1990-м перевести в наличную валюту — это было дело не менее безнадёжное, чем уговаривать его на систематическое лечение. Упрямый он был. Сберкнижка — это понятно, а всё остальное — от лукавого. Купить же новую квартиру, дачу или машину — этим надо было заниматься, и не как сегодня, а месяцами, бросив всё. Для такого дела подходящих персонажей в семье не было. А несколько тысяч в тумбочке теперь лежало всегда — ну и ладно. Больше-то зачем?

Издательство «Текст» приступило к переизданиям АБС ещё в 1988-м, и, разумеется, с текстами пришлось много работать, ну, хотя бы с тем же изувеченным «Пикником». Хотелось же сделать хорошо. И главный редактор в общении с АНом выступал в роли самого обыкновенного литературного редактора.

Вспоминает Михаил Гуревич

«Что было особенно интересно в нашей работе. Мы делали редактуру сорок пять минут, академический час, строго по часам, потом он говорил: „Миша, отдыхаем! Добро?“ Я послушно откладывал рукопись, он снимал с полки бутылку очень скверного коньяка, самого дешевого (Булычёв называл такой „66-м“ — по марке самого дрянного бензина, теперь такого не бывает — бензина, коньяк-то как раз бывает), и наливал по полстакана (больших, гранёных). После трёх-четырёх перерывов я чувствовал, что работается уже как-то не так, и, наконец, Стругацкий говорил: „Миша, может быть, на сегодня хватит?“ И я уходил, едва не держась за дома, а у себя сразу ложился спать. Мог ли я не пить? Ну, во-первых, я и сам был любитель этого дела, но тогда частенько лишал себя этой радости, потому что был за рулём, а тут ехать не надо — пешком; во-вторых, я почитал за честь выпить с самим Стругацким; наконец, я просто не мог отказать ему как обаятельнейшему человеку.

Месяца два мы так работали, только над первой книгой (потом были другие). И вот он обратился ко мне с просьбой. Купите мне полдюжины коньяка, но только вот именно этого. Сейчас уже не помню, грузинский он был или дагестанский, в общем, три звёздочки. И я догадался: это было как у заядлого курильщика, который не может переходить на другой сорт сигарет. Даже если они будут намного лучше. Правда, была и вторая причина: деньги у него уже были в тот момент, но была и въевшаяся навсегда привычка экономить их. Он так и сказал: „Миша, мне нужен дешёвый коньяк“. Поручение я выполнил. Но потом как-то раз приносил ему армянского марочного. По-моему, он не заметил разницы».

(Что совсем не удивительно. Если разбавлять коньяк вполовину сливовым соком или спитым чаем, боюсь, трудновато будет отличать даже коллекционный французский от нашего «66-го».)

Круг общения АНа начал сужаться ещё в 1979-м, после больницы. А в последние два года он сузился просто до предела. Журналистов АН пускал крайне неохотно: либо хорошо знакомых, либо приехавших совсем уж издалека. Молодых писателей — тем более гнал. Исключение делал для тех, кто из семинаров (московского, питерского, малеевского), но тоже нечасто. Особыми правами пользовались сотрудники издательства «Текст» (Виталий Бабенко, Володя Гопман, Миша Гуревич, Валера Генкин). Родственники навещали, конечно: Маша с Егором — регулярно, Наташа с Эдиком — вплоть до своего отъезда в США в начале 1991-го. А кроме них: Марик Ткачёв (теперь уже редко), Гена Прашкевич (когда бывал в Москве), Бела Клюева (приезжала иногда, один раз уже в 1991-м с бутылкой коньяка по старой традиции и пришла в большое уныние от того, как выглядел Аркадий), Евгений Войскунский — тоже иногда. А часто бывали только четверо: Мирер, Соминский, Черняков и Станислав Агрэ.

Настало время представить нового персонажа.

Станислав Агрэ, родившийся в 1950 году, прочёл «Хищные вещи века» в пятнадцать лет, когда они вышли, и заболел Стругацкими на всю жизнь. Все их книги он читал и перечитывал по столько раз, что знал уже почти наизусть. Самой любимой повестью стала «Трудно быть богом». Однажды вместе с приятелем, почти таким же фанатом АБС Юрой Гусаровым (между прочим, племянником члена Политбюро, министра иностранных дел А.А. Громыко), они придумали Орден Святого Мики и периодически провозглашали друг друга его президентом. (Громыко в этом контексте назван не для того, чтобы похвастаться, кто с какими людьми был знаком, а для того, чтобы подчеркнуть, сколь широк был социальный состав поклонников АБС.) Игра в Орден Святого Мики продолжалась многие годы (как это напоминает «Звёздную палату» АНа и Ткачёва!).

В 1980-м Стасу довелось в первый раз увидеть Стругацкого на выступлении в «Керосинке» — институте имени Губкина. И случилось первое чудо: АН выудил его записку с вопросом о Булгакове из целого сонмища других посланий. Ответ необычайно порадовал Стаса:

— Ну, знаете, Булгаков, это же… — АН развёл руками, показывая нечто необъятное. — Если бы мы могли читать его книги раньше, он бы ещё сильнее повлиял на нас.

А в начале апреля 1987-го Станислав столкнулся с АНом буквально нос к носу около магазина у метро «Юго-Западная». Подойти не решился, но сообразил, что писатель живёт где-то рядом. Позвонил в справочную службу, и случилось второе чудо — ему запросто дали номер классика. Вроде по закону и не должны были, но ведь бардак кругом, а Стругацкий — это вам не Громыко.

Потом был телефонный разговор:

— Я слушаю вас.

— Здравствуйте, попросите, пожалуйста, Аркадия Натановича.

— Это я.

— Здравствуйте, меня зовут Станислав, я очень люблю ваши книги, и я живу совсем рядом с вами, пожалуйста, приходите ко мне и гости.

— Ну, я понимаю вам это будет удовольствие, а что я с этого буду иметь? И, вообще, кто вы такой?

В этот момент Станислав сделался весь мокрый, но, собрав остаток сил, произнёс:

— Я — президент Ордена Святого Мики.

АН помолчал, слышно было, как он тяжело дышит в трубку, потом сказал:

— Ну, раз такое дело, придется уважить. Приготовьте-ка бутылочку коньяка, закусочку и встречайте меня у моего дома в субботу, четвёртого в девятнадцать нуль-нуль.