Глупая сказка - Евгений Дубровин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы отдыхать сюда приехали? – обратился ко мне фельдшер Айболит.
– Что-то в этом роде, – сказал я. – Я тренер. Думаю здесь немного поработать, да и сыну здесь лучше, чем в городе. Он в лесу еще не был по-настоящему.
Фельдшер покачал головой.
– Ну и времена пошли. Дети родятся и растут на асфальте. Надо же, такой большой, а не был еще в лесу. Как тебя зовут, мальчик?
– Борис, – солидно сказал Рис. – Можно просто Рис, – добавил он, подумав. – Так меня все зовут.
Про добавку к своему имени Рис скромно умолчал.
– Ну вот что, Рис, – фельдшер Айболит потрепал моего сына по волосам. – Тебе на лошади кататься приходилось?
– В каком смысле? – спросил Рис.
– В самом прямом. Влезть на спину и поехать.
– На спину…
Рис замолчал, обдумывая слова фельдшера. Его глаза бегали, измеряя расстояние от земли до лошадиной холки. Расстояние было приличное. Грохнешься – костей не соберешь. А надо сказать, что Рис очень дорожил своим здоровьем и не любил грохаться даже со стула, не говоря уже о лошади. А если вдруг лошади вздумается побежать? Что тогда? А если она встанет на задние ноги? Как в кино. Или споткнется обо что-нибудь? Все эти мысли легко читались на лице Риса. Но мой сын был самолюбивой личностью.
– Может, ты боишься? – спросил фельдшер.
Если бы он этого не спросил, наверно, Рис бы не поехал, чтобы не подвергаться риску, но сейчас отступать было поздно.
– Можно и проехаться, – заметил мой сын небрежно и в ту же секунду, наверно, пожалел, что эти слова вырвались у него. – Только туда и обратно, – заметил Рис поспешно. – Я не люблю долго кататься на лошади.
Я помог фельдшеру Айболиту взгромоздить сопевшего от страха Риса на лошадь и встал рядом на случай возможного полета сына по системе «лошадь – земля».
– Держись за холку, – посоветовал фельдшер.
– Где она?
– Вот этот бугор с шерстью видишь?
– Вижу…
– Тогда действуй.
Но, видно, холка показалась сыну ненадежной опорой.
– Я лучше сяду на шею и буду держаться за уши, – предложил Рис.
– Шеей лошади обычно отмахиваются от мух, и ты сразу слетишь, – сказал Айболит.
– Тогда я рядом пойду, – смалодушничал сын, но было уже поздно: фельдшер похлопал лошадь по крупу, и мы тронулись.
Я говорю «мы», потому что я не мог оставить сына в опасности и пошел по другую сторону лошади. Лоси решили, что лошадь повели на кормежку, подумали, подумали и пристроились следом. Неизвестно, что подумала собака, но она тут же замкнула шествие.
Если бы эту картину видели Дедушка с Бабушкой! Судорожно вцепившись в холку, их драгоценнейший внук едет верхом на высоченной лошади, а за лошадью идут страшные горбоносые лесные звери – лоси, а за лосями бежит, раскрыв пасть и высунув язык, свирепая собака, почти волкодав, может быть, даже бешеная… Чуть ослабнут ручки у бедного внучонка, скатится он с лошади, упадет прямо под копыта лесных страшилищ, а собака уже тут как тут…
А видела бы Мама! «Немедленно слезь! – закричала бы Мама. – Ты заразишься! Ты нахватаешься от нее глистов!»
Рис проехал два круга, и мы осторожно спустили путешественника на землю.
– Ну как? – спросил я.
– Ничего особенного, – ответил Рис с небрежным видом, но его рожица сияла. – Я бы еще проехался.
Фельдшер Айболит взял с земли свой чемоданчик с синим крестом.
– Мне пора, Борис, – сказал он и протянул широкую коричневую ладонь. – Приходи вечером. Еще покатаемся. И бобров я тебя свожу посмотреть. Придешь?
– Обязательно, – пообещал Рис.
Фельдшер Айболит пошел по тропинке к центру поселка. Мы постояли немного и тоже пошли назад. На повороте мы с сыном разом обернулись. Три лося, лошадь и собака грустно смотрели нам вслед.
– Выздоравливайте! – крикнул им Рис и помахал рукой.
2
– Ну ладно, – сказал Рис, когда мы подошли к дому. – Где эта жареная картошка? Черт с ней!
– Не ругайся, сколько можно говорить.
– Я не люблю, правда, с постным маслом, но чер… ну ладно… так уж и быть, съем.
– Картошки давно уже нет.
– Куда же она подевалась?
– Мы ее с бабушкой съели.
– И мне не оставили? – удивился Рис.
– Ты же не любишь с постным маслом.
– Мало ли что… Через силу можно бы съесть.
– Зачем же через силу? Иди попроси у бабушки стеклянную банку с крышкой, а я пока переоденусь. Сам виноват.
– Потерпим. Самому же тебе хуже будет, испорчу желудок, возись тогда со мной, – буркнул Рис и вышел из комнаты.
Я надел борцовское трико. Сегодня можно здорово потренироваться где-нибудь на лесной поляне.
Вернулся я со стеклянной поллитровой банкой, закрытой полиэтиленовой крышкой.
– Это для чего?
– Будем собирать коллекцию жуков.
– Где же это? – подозрительно спросил Рис. – Здесь же нет магазина.
– Еще чего захотел! Мы их будем собирать в лесу. Потом Дедушка привезет тебе большой фанерный лист, и ты наколешь их булавками. Вы в садике, наверно, насекомых не изучали?
– Одного знаем. Носорога. Он под забором живет. И еще на кусты жуки какие-то зеленые прилетают. Вонючие – жуть.
– Это, наверно, майские.
– Может, и майские, только они и в сентябре воняют.
– Ну, ладно. Пошли.
Я взял сигареты, спички, и мы вышли из дома. Я сказал Анне Васильевне, что мы вернемся нескоро, к обеду, когда откроется буфет.
– Я думал, эта банка для еды, – сказал Рис по дороге. – Наложим туда сала и яиц.
– Мы сало и яйца тоже съели.
– Ну и аппетит у вас, – заметил Рис.
Минут десять мы шли молча. Лес здесь был тесный и сырой. Сильно пахло прелью, болотом, хотя никаких признаков болота заметно не было, наверно, где-то неподалеку находилась низинка, в которой скапливалась дождевая влага. Сверху же, где в верхушках деревьев ткало свою светящуюся паутину солнце, было сухо и тепло, даже жарко, потому что оттуда тянуло запахом разогретой коры.
Рис шел по тропинке сзади меня и недовольно сопел. Я догадывался, что он постепенно разжигал себя. Наконец раздражение сына прорвалось наружу.
– До чего же вредная старуха, – проворчал Рис у меня за спиной. – Надо же – сама наелась, а ребенка оставила голодным. Ну ладно, этот спортсмен – ему усиленно питаться надо, а та – щуплая старушенция, прямо настоящая баба-яга, а все смолотила. Черт!
– Не ругайся.
– Так что, мы совсем здесь есть не будем?
– Почему же… Есть надо. Вот откроется буфет…
– Во сколько же это, интересно, он откроется?
– В два часа.
– Ого! Это целых четыре часа ждать?
– Что поделаешь…
Мы опять пошли молча. Лес вдруг поредел, и открылась большая солнечная поляна. Вернее, «солнечная» – не то слово. Это была шкура пятнистого зверя, усеянная ярко-желтыми пятнами, которые жглись, когда на них наступали. Я ощущал тепло земли в этих местах даже через сандалеты. Пятна бродили по поляне, тухли, разгорались, исчезали или вдруг сливались в сложные фигуры, и, наверно, от их движения возникал легкий прохладный ветерок.
Поляна была окружена вековыми соснами, между которыми росла сочная зеленая почти в рост человека трава. Середина же поляны была покрыта ровным невысоким, слегка рыжеватым травяным ковриком, усыпанным листьями дуба и березок, кое-где росших на поляне, словно сама природа создала здесь тренировочный ковер для борца: катайся, кувыркайся, бегай – земля мягкая, сухая, пружинистая…
Северная часть поляны постепенно понижалась и переходила в небольшую ложбинку, заросшую жирными лопухами и осокой. Я спустился вниз, раздвинул траву и обнаружил на дне маленький светлый ручеек. Зачерпнув в ладонь, я поднес к губам воду. Вода была настолько холодной, что от нее ломило зубы, а на ладони осталось красное пятно. Она пахла прелым листом и земляникой.
– Хочешь? – спросил я Риса.
– Еще чего, – ответил Рис. – Хлебать воду на голодный желудок.
– Пей, – посоветовал я. – Терпеть еще долго, а вода приглушает аппетит.
Но Рис презрительно отвернулся.
– Да, кстати, – сказал он как бы между прочим, – какая еда готовится в этом дурацком буфете?
– Наверно, что и в других буфетах.
– А что в других буфетах?
– Котлеты, яйца, сыр, масло, чай, булки…
Сын проглотил слюну.
– Возьмем все. Ладно?
– Ладно. А сейчас давай заниматься делом. Вот тебе банка. Лови разных жуков, а если сможешь, то и бабочек.
Мой сын взял банку и убежал.
Травяной ковер был идеальным. Даже ковер на центральной базе не мог сравниться с ним. Конечно, чего там говорить, на центральной базе был хороший ковер, однако во время тренировок все равно явно ощущаешь сучковатые доски пола, не говоря уже о том, что, когда к нему прилипнешь носом, сильно шибает потом.
Я разбежался, сделал на руках стойку, плавно кувыркнулся и, хотя нарочно выставил голову больше, чем было надо, ощутил лишь мягкое, нежное прикосновение травяного покрова. Раздавленная мной трава пахла сильно и остро, так пахнет свежескошенная осока вблизи речки.