Дом в Порубежье (рассказы) - Уильям Ходжсон

Затем, когда минула, возможно, первая половина моего дежурства, из густых зарослей водорослей с наветренной стороны донесся издалека звук, давящий мне на ухо, перерастающий в ужасный крик и вопль, а затем, угасая, превращающийся вдали в странные рыдания и наконец заглушаемый шумом ветра. Услышав столь страшный звук, несущийся из этой мерзости запустения, я был, как можно догадаться, несколько потрясен, но потом мне вдруг пришла в голову мысль, что этот пронзительный вопль доносится с судна, оказавшегося в плену водорослей, и я, немедленно подбежав к гребню скалы, возвышающейся над водорослями, уставился в темноту; теперь-то при свете костра, пылавшего внутри корабельного остова, я понимал, что этот вопль донесся откуда-то издалека по правую сторону от него, и более того, как подсказывал мне здравый смысл, его не могли издать те, кто был в нем, ибо сила их глоток не шла ни в какое сравнение с мощью дующего сейчас ветра. И поэтому я какое-то время стоял, нервно размышляя и вглядываясь в ночной мрак, и вскоре заметил на горизонте тусклый свет, и вскоре там показался верхний край луны, весьма приятное для меня зрелище; ибо я уже был готов разбудить боцмана и рассказать ему об услышанном мною звуке, но не решился, испугавшись, что буду глупо выглядеть, если ничего больше не произойдет. Затем, когда я наблюдал за восходом луны, вновь послышался тот вопль, напоминавший громкое рыдание женщины: он рос и крепчал, пока не прорезал с поразительной ясностью рев ветра, а потом медленно и, видимо, повторяясь, не смолк вдали, и я опять слышал одно завывание ветра.

После этого, взглянув в том направлении, откуда раздался этот звук, я сразу бросился к палатке и разбудил боцмана; ибо я не понимал, что способен он предвещать, а последний, второй вопль полностью избавил меня от робости. Не успел я встряхнуть боцмана, как он был уже на ногах и, схватив абордажную саблю, которую всегда держал под рукой, быстро проследовал за мной на вершину холма. Здесь я объяснил ему, что услышал очень страшный звук, доносившийся, казалось, из скоплений водорослей и что, когда он повторился, я решил позвать его, поскольку не знал, не предвещает ли он приближение какой-нибудь опасности. Боцман похвалил меня за это, но также и побранил за то, что я не решился позвать его, когда раздался первый вопль, а потом, проследовав за мной к гребню скалы с наветренной стороны, он встал там вместе со мной, ожидая и слушая, не повторится ли, быть может, вновь этот звук.

Около часа мы очень тихо стояли там и слушали, но слышали одно непрекращающееся завывание ветра, поэтому, несколько устав от ожидания (да и луна уже поднялась высоко), боцман кивком головы приказал мне продолжить обход лагеря, и сам пошел со мной. Вот тогда-то, повернувшись и случайно взглянув вниз на участок чистой воды, я был поражен, увидев бесчисленное количество больших рыбин, плывущих к острову из скоплений водорослей. Я подошел ближе к гребню, надеясь, поскольку они плыли прямо к берегу, увидеть их вблизи суши, но ни одной не обнаружил, ибо все они, казалось, исчезали в ярдах тридцати от берега. Пораженный количеством рыбы, их странным поведением, а также тем, что они, постоянно плывя к берегу, не приплывали к нему, я окликнул боцмана, который уже успел пройти несколько шагов вперед. Услышав мой окрик, он подбежал ко мне, и я показал ему на участок моря под нами. Он наклонился вперед и стал напряженно всматриваться, и я вместе с ним; однако никто из нас так и не сумел разгадать смысла столь загадочного представления, и боцман, пока мы наблюдали за происходящим, смотрел за всем этим не с меньшим любопытством, чем я.

Вскоре, однако, он отвернулся, сказав, что с нашей стороны глупо стоять и пялиться на это весьма забавное зрелище, когда нам надлежит заботиться о безопасности лагеря, и поэтому мы приступили к обходу вершины холма. Пока мы стояли и слушали, костер чуть не погас, и лагерь, хотя луна и поднималась, был освещен плохо. Увидев это, я подбежал к костру и бросил в него дрова, и тут, даже в тот момент, когда я бежал, мне показалось, что в тени возле палатки что-то двигается. Крича и размахивая рапирой, я бросился туда, но ничего не обнаружил, и поэтому, почувствовав себя несколько глупо, я принялся, как и собирался, разводить костер; когда я был этим занят, ко мне подбежал боцман, желая узнать, что же я видел, и в то же мгновение из палатки выскочило трое человек, разбуженных моим внезапным воплем. Но мне нечего было сказать им, за исключением того, что мое воображение сыграло со мною шутку и показало мне то, чего мои глаза так и не сумели разглядеть. Двое отправились обратно спать, третий же, здоровенный парень, которому боцман вручил абордажную саблю, пошел с нами; и, хотя он молчал, мне показалось, что отчасти ему передалось наше беспокойство; что же касается меня, то я не жалел, что он стал моим спутником.

Вскоре мы подошли к той части холма, которая возвышалась над долиной, и я приблизился к гребню скалы, собираясь взглянуть на долину, ибо она ужасно влекла меня к себе. Но не успел я бросить взор вниз, как тут же отпрянул и, подбежав к боцману, схватил его за рукав. Заметив мое смятение, он молча прошел вместе со мной, чтобы узнать, что же привело меня в столь неописуемое волнение. Глянув вниз, он тоже тут же пораженно отпрянул; затем он очень осторожно снова наклонился вперед и посмотрел вниз, и в этот момент наш третий спутник, дюжий матрос, подошел сзади на цыпочках и, наклонившись, заглянул вниз. Мы, застыв, взирали на сверхъестественное зрелище, ибо долина под нами кишела какими-то двигающимися существами, белыми и омерзительными в лунном свете, и их движения напоминали движения гигантских слизняков, хотя эти существа внешне походили не на них, а скорее на голых людей, очень полных и ползающих на животе, и передвигались они удивительно быстро. Глядя из-за плеча боцмана, я обнаружил, что эти отвратительные существа выползают из заполненной водой шахты на дне долины, и тут я вдруг вспомнил об огромном количестве странных рыб, которые плыли на наших глазах к острову, но потом, так и не добравшись до берега, исчезали, и сразу же понял, что они проникают в эту шахту под водой по какому-то одним им известному естественному каналу.

У этих существ было по две коротких и толстых руки, а на их концах извивалось множество отвратительных и небольших щупалец, которые, когда они ползли по дну долины, скользили взад и вперед; на их же задних конечностях, где должны были быть ноги, тоже росли пучки щупалец. Впрочем, не следует думать, что эти существа нам были хорошо видны.

Едва ли я сумею передать то необычайное отвращение, вызванное во мне видом этих людей-слизняков; нет, не удастся мне этого никогда, а если бы и удалось, то окружающие, как и я, испытали бы позыв к рвоте, внезапный и порожденный самим страхом. А затем, вдруг, когда я смотрел, мучимый отвращением и дурным предчувствием, всего в одной морской сажени, да и той не было, ниже моих ног, показалось лицо — да такое, какое я даже в кошмаре не видел. И это и впрямь было лицо из ужасного кошмара. Будь я меньше напуган, я, возможно, заорал, но эти большие, размером с крону[6] глаза, клюв, как у перевернутого попугая, и слизнякоподобное, волнообразно извивающееся, белое и покрытое слизью тело, страшно поразив, лишили меня дара речи. И вот, когда я, нагнувшись, беспомощно застыл на месте, боцман, сильно выругавшись прямо мне в ухо, ударил это существо абордажной саблей, ибо в тот миг, когда я увидел его, оно преодолело по пути наверх целый ярд. Услышав ругань боцмана, я внезапно пришел в себя и так энергично бросился вниз, что едва не последовал за трупом этого животного, ибо, потеряв равновесие, я несколько секунд легкомысленно балансировал на краю вечности, но затем боцман схватил меня за пояс, и я вновь оказался в безопасности, однако в тот миг, когда я старался сохранить равновесие, я обнаружил, что почти вся скала покрыта этими ползущими к нам существами, и я, повернувшись к боцману, прокричал ему, что к нам лезут тысячи этих слизняков. Но он уже бежал от меня в сторону костра, крича тем, кто был в палатке, чтобы они, если хотят жить, поспешили к нам на помощь, а потом примчался обратно с огромной охапкой водорослей, а за ним — здоровяк-матрос с горящим пучком травы, взятым из костра, и через несколько секунд здесь уже пылало пламя, а моряки несли еще водоросли, ибо мы собрали немалый запас их на вершине холма, и за это теперь благодарили Всевышнего.