Соблазн для Щелкунчика - Наталья Борохова

– Про кого тебе еще рассказать? Был там какой-то Гаврилов…

– Постой-ка. Я читала в материалах дела про Гаврилова. Это же соучредитель «Кокоса», следовательно, человек не менее значимый, чем покойник Макар…

– Правда? В жизни бы не подумала. Скромный такой, незаметный. А с ним еще его друг Самарин. Этот персонаж постоянно лез на первый план, выпендривался, шутил не к месту, со мной пытался заигрывать. Вообще, честно говоря, я бы их и не запомнила, но так получилось, что именно у них оказались при себе ружья…

Действительно, Самарин и Гаврилов представляли собой довольно странную пару. Трудно было предположить, что могло объединять между собой столь разных людей. Гаврилов, несмотря на близкое знакомство и общий бизнес с процветающим Макаром, вид имел довольно заурядный, если не сказать забитый. Он полностью терялся в тени своего шумного друга Самарина, занимавшего в охранной иерархии место попроще – директора одного из многочисленных агентств Макарова. Неразлучная парочка надеялась поохотиться на следующий же после юбилея день. Кто же знал, что ружья им пригодятся совсем для другого… После того, как автоматные очереди сотрясли спокойствие Кедрового озера, Самарин нашелся быстро. Вместе с другими мужчинами – гостями юбилейного вечера он бросился на поиски злоумышленников. Гаврилов же оказался настолько деморализован, что с радостью отдал свое ружье некоему Мышонку…

– Все равно от Гаврилова не было бы никакого проку. А Мышонок… Мышонок совсем другое дело. Здоровенный детина с рожей киборга…

– Мышонок?! – наморщила лоб Елизавета. – Чего-то я не припомню такого в списке свидетелей.

– Еще бы у вас в списке свидетелей фигурировали мыши! – засмеялась Виолетта. – Догадливей надо быть, детка. Мышонок – это прозвище. Насколько мне известно, этот потрясающий тип находится в розыске…

– Так это Пронин! Свидетель Пронин! – воскликнула Елизавета.

Свидетель Пронин, в узких кругах просто Мышонок, походил на мощного представителя приматов, огромную агрессивную гориллу. Он числился в розыске за совершение разбойного нападения. Это было многим известно, но никак не мешало Пронину вести в последнее время спокойную, можно сказать, размеренную жизнь. Если его искали, то делали это весьма нерасторопно и незаинтересованно. Мышонок оставался жить в этом же городе, показывался на людях и даже умудрился в положенном законом двадцатипятилетнем возрасте поменять фотографию в паспорте. Ситуация складывалась вполне идиотская. По своей инициативе идти в органы ему не хотелось. Разбойное нападение все-таки, шутка ли! Но и давняя мечта Пронина – работать на Макарова – казалась далекой, как американский берег. Макаров лишних неприятностей с законом для себя не жаждал. Но надежда умирает последней… И в тот жаркий августовский день Пронин собирался напроситься к Макару на службу неофициально. Это и было основной причиной его появления на дне рождения Бергера.

– Неудивительно, что Перевалов и Петренко побоялись остановить машину, когда увидели это чудище на лесной дороге, да еще с ружьем наперевес! – заметила Елизавета. – Однако довольно странная подобралась компания на юбилее. Все скучные, законопослушные граждане, а среди них, гляди-ка, форменный уголовник.

– Ну, скажем, они все далеко не ангелы. Грешки за всяким имелись, это я тебе как подруге говорю. Так что Мышонок – это не самый ужасный экземпляр. Ну, преступник, ну, в розыске. Подумаешь! С ним же все просто, как дважды два. У него же в работе только парочка инстинктов – самосохранения и размножения. А вот вся остальная компания… Милейшие люди, а только копни, и у каждого свой скелет в шкафу найдешь…

«Что она имеет в виду? – недоумевала Елизавета. – При чем тут скелеты?» Мысли проверить свидетелей у нее, конечно, возникали. Но вовсе не по делу Перевалова и Петренко. Здесь все казалось простеньким и бесхитростным. Зачем было делать лишние телодвижения, если все, кто присутствовал на юбилее, физически не могли укокошить Макарова. Они просто обеспечивали алиби друг другу. Пили вместе водку, а затем с ружьями гонялись за убийцами. Каждый держал другого в поле своего зрения, а на следствии мог в подробностях рассказать, что делал любой участник застолья.

– Взять хотя бы Куролесина… Я его давненько знаю.

– Да и я про него читала. Ничего особенного. В наших списках числится как потерпевший. Сражался за Макарова, как лев. Даже чуть под машину не угодил. Его мой Петренко чудом не переехал.

– Ну да, – хмыкнула Виолетта. – А ты знаешь, к примеру, этот лев трижды судим. – Она загнула палец. – Раз! Он связан с криминалом, да так прочно, что об этом наверняка только ты не знаешь. Это тебе не простофиля Мышонок. Два! У них с Макаром отношения, поговаривали, были так себе. А точнее, так и вовсе напряженные. Три… Стал бы он из-за него под машину прыгать! Так вот, леди адвокатесса, это тебе краткий расклад только по одному из твоих «скучных» людей. Ты ведь о них, по сути, ничего не знаешь.

«Действительно, ничегошеньки!» – вздохнула Лиза. Хотя это уже не совсем так. Благодаря Виолетте у Дубровской в воображении уже сложился мысленный портрет каждого из свидетелей обвинения, кого в скором будущем она увидит в зале судебных заседаний.

Иван Пчела – смазливый малый и ужасный бабник. Интересно, одно вытекает из другого?

Татьяна Бергер – глыба жира, что не мешает ей быть властной и ревнивой особой.

Орест Бергер – ее подкаблучник-муж. Робкий донжуан с маслеными глазами.

Самарин – небольшой начальничек с о-очень большим апломбом.

Гаврилов – темная лошадка. Неприметен и немногословен. Но так ли это на самом деле?

Мышонок – соловей-разбойник. Простофиля с криминальным стажем.

Куролесин – серый кардинал. Уголовный авторитет под маской добродетели.

«Забавная компания! Я бы, без сомнения, занялась каждым из них, если бы… если бы верила в невиновность моего Петренко».

– Алло! Ты о чем так размечталась, дорогая?

Кто-то бесцеремонно вернул Дубровскую в реальность. Конечно же, это неугомонная Скороходова, махая перед носом Елизаветы белой полотняной салфеткой, настойчиво пыталась привлечь к себе внимание.

– Он пришел!

– Кто? – невпопад брякнула Дубровская.

– Конь в пальто… Да друг мой наконец пришел! Пора вам и познакомиться. Вот он, собственной персоной!

В дверях стоял высокий, атлетически сложенный мужчина лет двадцати семи. К своему удивлению, Елизавета не заметила в его облике ничего из того, что ожидала увидеть: заклепок, татуировок, конского хвоста и даже мотоциклетного шлема. Парень выглядел вполне пристойно и даже скучно. Он растерянно повертел головой, затем нашел глазами их столик и поднял в приветствии руку. Быстрым шагом, улыбаясь, подошел к ним, чмокнул в щеку Виолетту и взглянул на Лизу. И… тут же его лицо исказила гримаса.

– По-моему, мы с вами встречались. Вот только где, не скажу. Помню только, что обстоятельства были какими-то неприятными. Вы случайно не зубной врач?

– Нет, я адвокат, – сказала опешившая Елизавета. – Постойте-ка… вы – Коровин, свидетель по делу Макарова!

– Да.

На лице Коровина недоумение боролось с любопытством. Конечно, он не узнал в этой девушке с обалденно смелым декольте строгого защитника подсудимого Петренко. Мыслительные операции в его красивой голове происходили чрезвычайно медленно. Наконец лицо его посветлело. Он сообразил, о чем речь.

– Ага! Вы та самая девушка, которая допрашивала меня в суде. Чего это я выгнал на улицу того жулика. Как там его фамилия?

– Перевалов… Но не совсем так. Я спрашивала, почему вы не сообщили следственным органам о том, что за три дня до убийства вы присутствовали при конфликте между Макаровым и Переваловым.

– А я вам еще сказал, что сообщил.

– Сообщили, но поздно. Только через шесть месяцев. Я права?

– Более или менее. Но ведь покойнику от этого не легче?

– А почему ты мне ничего не сказал? – возмутилась Виолетта. – Что, между нами уже появились секреты?

– Ну что ты, бэби! Какие секреты? Подумаешь, выставил какого-то пьяного мужика на улицу, и все дела! О чем рассказывать? Прошу тебя, оставим дела. Ты, малышка моя, выглядишь сегодня потрясно. Я тебе еще не сказал, как я тебя хочу…

– Вы хоть понимаете, что обвинение на ваших показаниях строит мотив убийства потерпевшего? Якобы Перевалов затаил злость, а через три дня застрелил Макара на Кедровом озере, – невежливо прервала Лиза душевные излияния «коня».

– Эй! Ты должен был мне все рассказать! – вцепилась Виолетта мертвой хваткой.

– Да вы что, бабы, с ума посходили? О чем рассказывать?

Завязалась обычная перепалка, Коровин что-то доказывал, клялся, махал руками. Виолетта же дула губы, восклицала и поносила своего любовника меткими словечками из своего своеобразного лексикона. Елизавета слушала их вполуха. Ей не давала покоя какая-то нудная мысль. Она что-то пропустила, что-то забыла. Только вот вопрос: что?