Господин 3. Госпожа (СИ) - Князева Мари

Дневник пани Беаты

Да, он поцеловал меня. Опять. Не менее страстно, чем в море, а может, и более. Он хотел поглотить меня, стереть с лица земли, чтобы и следа не осталось — это точно. Он делал мне больно, изо всех сил сжимая меня своими лапами, словно желал переломать все косточки от поясницы и до шеи. Он так тяжело и горячо дышал, будто пытался сжечь, расплавить своим огненным дыханием. Не знаю, чего больше ко мне испытывает этот мужчина — похоти или злости.

А что же я? Я ведь ненавижу его. Презираю. Боюсь. Но не настолько, чтобы сдаться узурпатору и рабовладельцу… Тогда почему я обмякла в его наглых жестоких руках, как тряпичная кукла? Почему не делала даже попытки освободиться? Понятно, что ей не суждено было увенчаться успехом. Что у меня нет ни единого шанса выбраться из этих подчиняющих тисков… но ведь это не снимает с меня ответственности! Надо бороться до конца, надо сражаться изо всех сил, надо…

У меня кружилась голова от его запаха — на это я списываю свою слабость, потому что больше не на что. От моего господина пахло очень необычно, пряно, приятно… Все те юноши, что когда-либо пытались меня поцеловать — ни от одного из них не исходил такой чудной аромат. На губах пана Насгулла не было ни привкуса табака, ни алкоголя, ничего другого привычного и мерзкого. Чем больше я думаю об этом, тем страшнее мне становится. Я не могу, мне нельзя испытывать к нему симпатию, я должна ненавидеть его!

Наконец оторвав жадные губы от моего рта, хозяин посмотрел на меня совсем ошалело. Ноздри его раздувались, всклокоченная борода и усы торчали во все стороны, на щеках проступил тёмный румянец. Я не знала, куда деть взгляд, главным образом потому, что сильные мужские руки по-прежнему крепко прижимали меня к твёрдому мужскому торсу, между мной и паном Насгуллом не было и сантиметра пространства.

Я всерьёз опасалась, что он сейчас воспользуется моей слабостью и утащит в какой-нибудь тёмный уголок, но господин вдруг перехватил меня за плечи, отстранил от себя, пристально оглядел и… отпустил. Я так растерялась, что даже подняла взгляд, хотя перед этим упорно отказывалась смотреть ему в лицо.

— Go, — сказал мой повелитель своим низким, чуть хрипловатым голосом.

Я помедлила ещё секунду (чего ждала?! Сама не знаю), а потом подхватила юбку и убежала в свою комнату.

Глупая, глупая Беата… что же это с тобой такое происходит?

ЕВА

Я улыбалась, перечитывая сделанный перевод. Уж мне ли не знать, что это такое происходит с глупой Беатой… Я ждала и побаивалась прочесть окончание этой истории. А вдруг она не мать Терджана — просто наложница, одна из многих, или дневник оборвётся раньше, чем это станет очевидно, и мне так и не откроется тайна его рождения? Исписанных листов оставалось не так много, но что-то мне подсказывало, что это ещё не конец, и впереди Беату и её зарождающееся чувство ждут новые испытания: гордая польская кошечка с острыми коготками явно не из тех, кто так легко сдаётся. Гордости в ней — хватит на всех Насгуллов вместе взятых.

Однако сидеть дальше за компьютером я не могла: приближалось время обеда, и чтобы не сердить Зойру, следовало поскорее переодеться и привести себя в порядок.

А после трапезы я решила съездить в храм. Мне хотелось помолиться за мужа и немного подпитаться уверенностью, что высшие силы берегут нашу семью.

Костёл встретил меня всё той же величественной тишиной и прохладой: мощная каменная кладка не пускала внутрь зной, который царил снаружи. В этой стране никто, включая католиков, не скупился на религиозные учреждения.

Здесь было хорошо. Отпустили тревоги, в душе и уме воцарилась приятная пустота. Где как не в храме вспоминать, что земная жизнь — это лишь начало пути.

Вдоволь напитавшись духовной энергией, я вышла из храма и… не обнаружила у входа Микдада. Это было странно. Испуганно оглядываясь, я направилась в сторону автомобиля, который привёз меня сюда. К счастью, он оказался на месте. Не тратя более ни секунды, я шмыгнула внутрь и захлопнула дверь — замки мгновенно щёлкнули, и, не успела я спросить водителя, куда же запропастился мой личный охранник, автомобиль резко тронулся с места. Я даже ударилась головой, к счастью, всего лишь о мягкую спинку сиденья, иначе, держу пари, сотрясение мозга мне было бы обеспечено. Я была так растеряна и дезориентирована, что когда из темноты ко мне протянулась рука, даже не дёрнулась защитить свою сумку, и та со свистом улетела в неизвестность.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 25.

А потом прозвучал скрипучий голос, заставивший мой желудок подпрыгнуть примерно до горла:

— Не бойся, Ева, с тобой всё будет хорошо. Нам просто нужно поговорить, но попасть к тебе на аудиенцию чрезвычайно сложно…

Рустам отодвинул плотную занавеску от своего окна, и я наконец смогла его рассмотреть. Он вальяжно сидел рядом со мной на заднем сиденье, положив руку на его спинку, и хищно скалился.

— Нам с вами не о чем разговаривать, — прошипела я, — а вам лучше вернуть мне сумку. Клянусь, если со мной что-то случится, вам придется ответить перед мужем!

Рустам как-то устало усмехнулся:

— Я ведь сказал, что тебе ничего не угрожает!

— Вы слишком много хитрите и обманываете, чтобы я могла доверять вашим словам!

Он неожиданно кивнул:

— Согласен, святым меня не назовёшь. Но кто из нас свят? — я метнула на него гневный взгляд, и он быстро продолжил, чтобы замять неуместный намёк: — Давайте забудем наши прежние разногласия и… как бы начнём знакомство с начала.

— С какой стати? — продолжала кипеть я.

Мне очень хотелось сказать, что я в курсе всех его "добрых" намерений и поэтому не собираюсь пить с ним на брудершафт, но страх сдерживал меня. Всегда лучше хранить важную информацию при себе — так я нахожусь в более сильной позиции.

— С такой, что мы принадлежим к одной семье. К чему эти склоки?

— Я и под пытками не соглашусь, что вы — часть моей семьи! И о каком новом начале можно говорить, если вы похитили меня?

— Это вынужденная мера. У меня не получается вступить с вами в диалог мирным путём.

— Если помните, вы сделали всё, чтобы так сложилось…

— Я ведь уже признал, что вёл себя не лучшим образом, — с лёгким раздражением, как родитель, выговаривающий ребёнку, произнёс он. — И хочу исправить это.

— Тогда зачем вы отобрали у меня телефон?

— Я поместил его в специальный конверт, не пропускающий волны. Наверняка мой брат отслеживает ваше местоположение по смартфону, и наша автопрогулка создаст ему лишнее беспокойство.

Я чуть не улыбнулась, вспомнив, как мой господин вживил мне GPS-чип, когда отпускал от себя, чтобы следить за моими перемещениями. В свете этого факта предположение Рустама звучало вполне правдоподобно.

— А то, что я исчезну с радаров, вы полагаете, не создаст ему беспокойство?

— Я не задержу вас надолго.

— Лучше совсем отпустите. Я не в настроении общаться.

— Ева, вы напрасно упрямитесь! — с угрозой в голосе сказал Рустам. — Клянусь Господом, мы можем быть весьма полезны друг другу, а вот иметь меня в качестве врага — удовольствие на любителя.

— Я бы предпочла быть вам просто чужим человеком.

Я ожидала взрыва гнева, но он вдруг задумчиво пробормотал:

— Вы очень хорошо говорите на нашем языке. Младшей мачехе так и не удалось освоить его в достаточной степени.

— У всех разные способности к языкам, — ответила я уже совсем спокойным тоном и, немного помедлив, всё-таки задала свой заветный вопрос: — Беата — так её звали?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Рустам покачал головой:

— Я не знаю. Мы все называли её Амилей. Но понятно, что это не её изначальное имя.

Жадность до информации быстро охватила меня:

— Вы хорошо помните её? Какой она была?

— Глупой. Пугливой. Красивой. Но всё это ничто в сравнении с её голосом. Мне нечасто доводилось слышать, как она поёт, и с тех пор прошло много лет, но эти звуки запомнились на всю жизнь. Я никогда больше не слышал ничего подобного. И отец… — в голосе Рустама послышалось явное напряжение, как будто ему тяжело было говорить, — кажется, он готов был душу отдать за голос своей младшей жены…