Золото Ариеля - Элизабет Редферн

— Если ты хотел, Варринер, чтобы тебя проводили по дворцу, тебе следовало бы сказать. Моя жена, — он шагнул вперед и легко взял женщину за запястье, — неважно себя чувствует. Ей нужно лежать.

Жена Ловетта раздраженно рассмеялась. Потом закашлялась.

— Не вина вашего бедного лютниста, что он забрел так далеко. Он собирался выйти, но я перехватила его и привела сюда.

— Могу я спросить, зачем?

— Чтобы показать ему привидения, которые являются в этом отвратительном дворце, — сказала она. — Боже мой, в один прекрасный день я стану одним из этих привидений.

Ловетт натянуто улыбнулся.

— Сара, вы не должны, вы действительно не должны так себя утомлять.

Затем он обратился к Неду:

— Оставайся здесь. Я приведу кого-нибудь, кто тебя проводит. Я должен отвести жену в ее комнату.

Нед наклонил голову. Ловетт увел жену. Нед выждал немного, потом тихонько вышел за дверь и посмотрел им вслед.

Он увидел при слабом свете свечи, что Ловетт остановился. Он взял жену за плечи и толкнул ее к стене. Потом встряхнул. Казалось, он допрашивает ее; она отвернула голову и, наконец, что-то сказала, закрыв глаза в знак отрицания; он снова встряхнул ее. После чего поднял руку и с силой ударил по лицу.

Сара Ловетт вскрикнула, потом обмякла в его руках. Он поволок ее прочь, и они исчезли из виду. Спустя некоторое время в конце коридора появился слуга и вывел Неда наружу.

Когда они вышли из дворца, небо уже темнело. Нед шел за своим провожатым через наполовину завершенный сад, который, как и дворец, представлял собой сочетание заброшенности и новых начинаний. Часть сада была перекопана и засажена новыми растениями. Строились стены, прокладывались мощеные дорожки. О дикой лесной местности, которая была здесь раньше, напоминали только старые деревья, нависающие над головами, — деревья, да еще грачи, которые с громкими криками устраивались на ночлег на голых безлистых ветвях.

Слуга, шагавший впереди Неда к дальним воротам, уже исчезал в сумраке. Нед остановился на миг, чтобы снова посмотреть на дом. Оно было хорошо выбрано, это место, чтобы принц мог жить в безопасности, — крепкие тюдоровские стены, высокие окна, из которых видна окружающая местность и прочные изгороди, отделяющие парк от диких пастбищ Сент-Джеймс-филдз.

Когда он снова обернулся, то не увидел своего провожатого, зато дорогу ему преградила группа людей, судя по их одежде, садовых рабочих, собравшихся вокруг человека, лежащего на земле. Нед подошел ближе и увидел юношу, бьющегося в эпилептическом припадке. Двое не давали ему изувечить самого себя, пока он метался по мягкой земле. Нед видел эпилептиков, живущих прямо на улице. Часто их доводили до приступов озорные дети, либо такие же нищие, которые надеялись отобрать у них их жалкие гроши.

Внезапно он осознал, что рядом с ним стоит какой-то человек в длинном светлом плаще и широкополой шляпе, низко надвинутой на выпуклый лоб. Плечи у него были сутулые, и от этого он казался старше, чем был на самом деле; глаза — светлые и наблюдательные. Багровый шрам, точно веревка вокруг шеи, делал его нерасполагающую внешность еще более угрюмой.

— Я готовлю лекарства сам, — сказал этот человек Неду, словно тот задал ему вопрос. — Белена и рута хорошо успокаивают перевозбужденный ум. Осторожней, осторожней! — крикнул он одному из рабочих, поднимавших больного, у которого кончился припадок. — Я знаток растений, сэр, — продолжал он, обращаясь к Неду, — и главный садовник принца Генриха. Меня зовут Стивен Хэмфриз. А вы — музыкант.

Он указал на лютню Неда.

— Я слышал вас — некоторое время работал под открытым окном музыкальной комнаты. Я тоже был когда-то солдатом в Нидерландах.

Это объясняло, откуда у него шрам. Но прежде чем Нед успел ответить или спросить его о чем-нибудь еще, садовник кивнул в сторону ворот:

— Я не должен вас задерживать. Ваш сопровождающий ждет вас.

Нед пошел к большим воротам, которые сторож отпер для него. Он прошел через них, заметив, что их каменная кладка украшена резьбой, изображающей посохи пилигримов и створки раковин — эмблемы паломников, посетивших гробницу святого Якова; и все время, пока он слышал, как за ним захлопываются ворота, ему казалось, что он ощущает взгляд светлых глаз знатока растений, у которого такой ужасный шрам на шее.

Придя в Аллею Роз, он узнал, что брат был ранен в драке.

— Мы хорошо им задали, Нед, — сказал Мэтью, лежа на кровати, и подмигнул друзьям, которые собрались вокруг. — Верно, ребята?

Потребовалось время, пока Нед вытянул из него всю историю. Оказалось, что Мэтью отправился совершать набег на совершенно пустой дом рядом с Байнардз-Кэстл, в сопровождении нескольких своих товарищей и с двумя повозками, в которых Петри возит уголь, но как раз тогда, когда они готовились ворваться в дом, попали в засаду. Мэтью веселился, рассказывая об этом, но лицо его под жесткой черной бородой было бледно, а на лбу была отвратительная рана.

Друзья стояли вокруг кровати больного с воинственным видом, словно старались защитить его. Там были Петри-угольщик и Дейви с пепельными волосами. Стин слонялся поблизости — типичный стряпчий с сомнительной репутацией с жидкими каштановыми волосами, в потертом костюме опустившегося законника. Элис сидела рядом с Мэтью. Она старалась не встречаться взглядом с Недом.

Нед обрадовался, увидев, что в комнату входит старый толстый доктор Льюк, держа в руках миску какого-то отвара из трав. Льюку было около шестидесяти лет, и он частенько говаривал, что получил степень в Кембридже и что у него была лицензия Королевского колледжа врачей, хотя о причине, по которой этот колледж отобрал у него лицензию, он предпочитал не распространяться. Он путешествовал за границей — бежал, как говорил кое-кто, — и служил некоторое время врачом в английских войсках в Нидерландах, за несколько лет до того, как там служил Нед. Теперь в промежутках между запоями он ухитрялся с неизменной добротой и немалым умением помогать окрестному населению. Нед доверял ему не меньше, чем любому из врачей, которых знал. Пока тот был трезв.

Мэтью взял лекарство, протянутое Льюком, и выпил его, скривившись от горечи. Потом снова обратился к брату.

— Я говорил им, Нед, о твоих балладах, — сказал он. — Особенно о той, что о Скропе, и о маленьком смазливеньком шотландце короля — Карре, и лорде Сесиле и его любовницах…

Он осекся и закашлялся.

— Очень уж противное снадобье ты мне дал, Льюк.

— Я написал еще баллады. Завтра отнесу их печатнику, — пообещал Нед.

Мэтью улыбнулся, откинулся назад и снова сердито посмотрел на Льюка с его косматыми седыми волосами, торчащими во все стороны вокруг лысеющей макушки, который наклонился, чтобы налить ему еще лекарства.

— Слушай, — поманил Мэтью Неда, — слушай, Нед, у меня есть мысль. Найди мне выгодный способ избавиться от пятидесяти пар наголенных подушечек, и я поделюсь с тобой выручкой.

— Наголенные подушечки, — повторил Нед. — Сначала тебе придется сказать, что это такое.

— Это утолщители икр, сделанные из пробки. Костлявые мужчины вкладывают их в чулки, и кажётся, что у них красивые ноги. Дейви украл их по ошибке. А кому они нужны, черт побери, — продолжал Мэтью, указывая на свои крепкие ноги, — кроме придворных щеголей?

Нед усмехнулся.

— Если они из пробки, можно продать их рыболовным судам. Или предложить «Московит Компани». Я слышал, в Москве в ходу английская мода.

Мэтью нахмурился, не уверенный, что брат говорит серьезно.

— Послать их в Москву? Ну нет. Слишком долго придется ждать, чтобы вернуть свои деньги. Льюк, старый мясник, оставь в покое мою руку.

Льюк, осматривавший рану на руке Мэтью, повернулся к своей сумке за новым бинтом. Мэтью притянул Неда к себе и, понизив голос, чтобы никто не мог его услышать, прошептал:

— Еще кое-что. Сегодня приходила эта дочка Ревилла, вместе с которой мы брали уроки.

— Кейт? Она приходила сюда?

— Да. Она разыскала меня — наверное, расспрашивала в округе. Ей нужен был ты, и когда я сказал, что тебя здесь нет, ответила: «Пожалуйста, передайте ему, чтобы больше не было стихов». Ты это понимаешь, Нед? Больше не было стихов, сказала она… Ох ты черт!

Он вздрогнул, когда Льюк кончил перевязку и помазал рану на лбу какой-то едкой мазью.

— Ему нужно отдохнуть, — сказал всем доктор Льюк. — Дайте ему немного покоя. К утру ему будет гораздо лучше.

— О «Короне» и думать нечего? — рявкнул Мэтью.

— Возможно, завтра.

Нед сжал на прощанье руку брата и пошел вниз. На кухне он увидел Пэта, который отвел его в сторонку.

— То, что случилось сегодня, очень нехорошо, — сказал Пэт Неду. — Они были из банды белого братства — те, что напали на нас у дома, который мы хотели ограбить. Они зарятся на участок твоего брата, Нед. Я думаю, у них есть констебль, которому они платят. И — хуже всего — я уверен, что они знали, что мы придем.