Шепот скандала - Никола Корник

Ее мать в последние несколько лет своей жизни посылала ей снадобья, мази и, конечно, советы, что со стороны жены викария было несколько странно. Она поучала дочь, убеждая ее, что та должна подчиняться мужу в постели, и Джоанна, соответственно, пыталась повиноваться. Но ни советы, ни лекарства не помогли произвести на свет наследника. А затем Дэвид, подогреваемый яростью и крушением своих планов, подошел к ее кровати однажды ночью и овладел ею, совершенно не считаясь с ее чувствами, а после набросился на нее, избил, и в конце концов ее чувство вины переросло в чувство ненависти к мужу.

Джоанна крепко обхватила себя руками. Отвратительные видения, ужасные воспоминания завладели ее мыслями, закрыв голубое небо и полностью заглушив пение птиц. Жгучая, резкая боль, яростные крики Дэвида, его тело, снова и снова касающееся ее нагого тела, беспощадное и грубое… Она всегда знала, что Дэвид стремился выставить напоказ свою абсолютную власть над ней, свое положение хозяина дома и повелителя своей жены, ее тела, ее духа. Он думал, что овладел всеми сторонами ее жизни, но он ошибался. Его порочность превратила его покорную провинциалку в совершенно иную женщину. О боже! Как она изменилась! После этого насилия у Джоанны полностью прекратились менструации, и она подумала, что наконец забеременела. Она страстно этого желала, каждой клеточкой своего тела, и хранила свой секрет, как настоящую драгоценность.

Но даже тогда она инстинктивно чувствовала, что не будет никакого ребенка. Она пыталась не обращать внимания на это навязчивое ощущение, но со временем оно становилось все более и более сильным. Она начала верить в то, что ненависть, которую она испытывала по отношению к Дэвиду, и была тем препятствием, той червоточиной, которая убила все ее возможности иметь ребенка. Такая же суеверная, как и ее мать, Джоанна подумала, что, подсознательно не желая ребенка от Дэвида, она сама сделала невозможным его появление, убила надежду. Когда несколько месяцев спустя у нее возобновились менструации, как будто ничего не произошло, она почувствовала себя опустошенной и лишенной всех надежд, теперь она была другой, бесплодной, как утверждал Дэвид, насмехаясь над ней.

Врачи качали головой и говорили, что ни в чем нельзя быть уверенным, но Джоанна уже знала.

Она открыла глаза. Прекрасное чистое голубое небо, казавшееся сначала слегка расплывчатым, постепенно приобрело четкие очертания. Джоанна почувствовала дуновение легкого ветерка. Снова услышала голоса, увидела богатство весенних красок вокруг себя. Джоанна глубоко вздохнула.

Стараясь убедить себя в том, что не имеет значения то, что у нее никогда не будет детей, что она — соломенная вдова Дэвида, покинутая им, она сама выстроила свою жизнь в высшем обществе, в то время как он путешествовал по всему свету. Ей нравилось ее красивое, стильное существование в красивом, стильном доме. У нее была работа, у нее были друзья. Джоанна уверяла себя, что это — все, чего она хочет.

Она лгала.

Дэвид знал, что она лжет себе и всем вокруг. И в каждом своем письме он выставлял напоказ ее фальшь, тщательно обрисовывая подробности.

«Я понимаю, что моей жене будут крайне неприятны те строгости, которые я накладываю на нее, но ее желание иметь ребенка настолько велико, что у нее просто не будет выбора и ей придется подвергнуть себя страшным опасностям и неудобствам, чтобы спасти мою дочь…»

Эти жестокие, бессердечные слова раскрывали подлинную сущность ее отчаяния и единственное желание — быть матерью! Джоанна чувствовала, как в горле у нее встал жесткий болезненный ком. Дэвид сделал все, чтобы обнажить ее слабость и уязвимость, до этого так тщательно ею скрываемые. Она не знала, поверил ли Алекс Грант словам Дэвида и тому, что тот хотел ими выразить, понял ли он, что муж ненавидел ее за то, что она не могла иметь детей. Все внутри ее перевернулось и превратилось в ком при одной только мысли о его насмешках.

Итак, Джоанна больше не могла себя обманывать. Ей больше нельзя было притворяться и утверждать, что ее жизнь дает ей все, что она желает. Правда причиняла ей невыносимую боль. Никогда раньше она не позволяла себе чувствовать ее так остро. Но ей был дан шанс. Она должна спасти этого ребенка, маленькую Нину-Татьяну Уэр, одинокую, никем не любимую, сироту, брошенную в монастыре где-то в ледяных просторах Арктики. Умом и сердцем Джоанна сразу же поняла, что должна будет заявить о правах на ребенка, и ее решительность была непоколебима. Несмотря ни на что, она должна спасти Нину, привезти ее сюда и воспитать как свою собственную дочь.

— Леди Джоанна!

В тот момент ей вовсе не хотелось, чтобы кто-то вмешивался и препятствовал ее переживаниям. Поспешно вытерев слезы со щек, Джоанна повернулась и увидела, как по усыпанной гравием дорожке к ней приближается Алекс Грант. Джоанна понимала, что не может сейчас говорить с ним. У нее как будто судорогой свело горло, во рту было сухо.

Но Алекс Грант ничего не сказал. Он сел рядом с ней и спокойно оглядел зеленую лужайку вокруг скамейки и дома, расположенные за ней. Они сидели молча. Было на удивление спокойно. Ветер слегка шевелил густую зеленую листву у них над головами и приятно освежал горящие щеки Джоанны. Городской шум был почти не слышен, как будто все жизненные тяготы и заботы внезапно исчезли.

Джоанна посмотрела на Алекса. Он сидел, расслабившись, его длинное тонкое тело было облачено в повседневную куртку и бриджи. Казалось, что он чувствует себя вполне комфортно в этой одежде. Джоанна вдруг поняла, что она недоглядела в нем что-то важное, когда они сидели в офисе мистера Чёрчвада. Там она смотрела на него с предубеждением, с обостренным чувством недоверия и беспокойства, которое ей причиняли каждый раз их встречи, но она была не права. Когда он пришел к ней в дом в парадной форме, он выглядел властным и могущественным. Но сейчас его властность не была выставлена напоказ. Так же как и Дэвид, Алекс Грант был физически очень развитым человеком, он обладал большой физической силой и способностью к сопротивлению. Тем не менее они были разными, и она не сразу смогла определить, в чем заключалась разница между ними. Вероятно, Джоанна неосознанно почувствовала, что, в отличие от своего покойного друга, Алекс никогда не станет пользоваться своей силой во вред другим. Но подсознание, напомнила она себе, было достаточно ненадежной материей, на которую нельзя полагаться. Однако, несмотря ни на что, Джоанна чувствовала себя уверенно и спокойно, когда Алекс вот так сидел рядом с ней, положив локти на колени, а его темные глаза смотрели куда-то далеко за горизонт, а не на нее.