Дисбат - Юрий Брайдер

— Грошев, говорят, писателем стал.

— Попадалась мне его фамилия в сводках, — поморщился Мартынов. — То распитие в неположенном месте, то семейный скандал… А насчет его литературной деятельности ничего сказать не могу. В последнее время, кроме служебной документации, ничего не читаю. Тем более что к нынешним писакам отношусь с сомнением… Ну ладно там Островский или Фадеев. Они народ исключительно хорошему учили. Воспитывали. Путь указывали… А эти только ноют. И то не так, и это! Очернять все мастера… Но, слава богу. Воевода им воли не дает. К ногтю взял. Во всех редакциях наших людей поставил. Проверенных, выдержанных. Уж они-то никаких сомнительных идеек не пропустят. Не можешь про патриотизм писать, пиши про цветочки… Забегали эти писателишки сразу. Засуетились. Мы хорошие, дескать! И рады бы Воеводе задницу лизать, да не подпускают. Такое еще заслужить надо.

— А как же свобода печати? — наивно удивился Синяков.

— Так это и есть настоящая свобода, — в свою очередь удивился Мартынов. — Ты свободен гавкать, а я свободен тебе пасть затыкать.

Сказано это было с таким убеждением, что Синяков не сумел возразить, хотя и понимал, что подобные умозаключения могут завести очень далеко и совсем не в ту сторону, куда якобы следует шагать цивилизованной нации.

Выпив по третьей и уже ощущая себя как парашютист, подхваченный восходящим потоком воздуха, Синяков спросил:

— Стало быть, ты вашим Воеводой доволен?

— Почему нашим? Не исключено, очень скоро он станет всеобщим, — сказано это было как о чем-то само собой разумеющемся.

— Что ты имеешь в виду? Силой власть захватит?

— Зачем… Не те времена нынче. Путем, так сказать, демократических выборов.

— Вряд ли… — Синяков с сомнением покачал головой. — Там же зубры, мастодонты… Не сдюжит он.

— Сдюжит, — Мартынов прицелился вилкой в Синякова. — Он все сдюжит. Потому и шельмуют его везде, что боятся. Силу настоящую чуют. Как только до простых людей правда о нем дойдет, они свои правительства вмиг сметут. И не только в Москве, но и в Вашингтоне с Парижем.

— Скажи пожалуйста! — Чтобы изобразить неподдельный интерес, Синякову даже пришлось глаза выпучить. — А хоть что это за правда такая? Любопытно было бы послушать.

— Правда в том, что мы ничего не смыслим в истинной демократии. Не губернаторов надо выбирать, ни мэров с президентами, а отца родного, — с ударением на последнем слове произнес Мартынов. — Он радеть за нас будет, а мы ему любовью отвечать.

— Так просто?

— Все гениальное просто, сам ведь знаешь.

— Но ведь уже вроде были у нас отцы…

— То самозванцы были. А я говорю про всенародно избранного отца. В которого можно верить, как в самого себя. Ты, конечно, будешь возражать, что в таком деле и промахнуться можно…

— Буду, — подтвердил Синяков. — Я жену два года выбирал и все равно промахнулся. Значит, и с отцом гарантии нет.

— Есть гарантия! — Мартынов застучал вилкой по столу. — Такие люди, как Воевода, раз в сто лет рождаются, а может, и реже. Не исключено, что его к нам оттуда прислали, — той же вилкой он указал в потолок. — Как когда-то сына божьего.

— Я смотрю, ты и в религии разбираться стал,

— А как же! Пора вернуть народу истинную веру! Такая у нас сейчас политика!

— Да, озадачил ты меня, — Синяков почесал голову. — Спорить с тобой, я вижу, бесполезно. Но вот скажи… Недовольные ведь все же останутся. Как с ними быть?

— Вот здесь ты прав, — затряс головой Мартынов. — Как же у нас без недовольных обойдется! Но это вопрос разрешимый, поверь.

— Верю. Прецеденты в истории есть. Я тебе на эту тему даже книжку могу подарить. Инструкцию товарища Вышинского по перевоспитанию недовольных. Тебе должна пригодиться.

— Какой ты насквозь обманутый, — искреннее сочувствие звучало в словах Мартынова. — Это ты потому так говоришь, что нашей обстановки не знаешь. Распоясалась разная сволочь! Люди по ночам из дома боятся выйти. Что ни сутки, то новый труп. А то и несколько. И что интересно — кто-то из мертвецов кровь высасывает. Под вампиров, гады, работают. Панику хотят посеять. Разве это оппозиция? Это ублюдки! Давить их надо!

— Зачем оппозиции кровь из невинных людей сосать? — пожал плечами Синяков. — Это уж ты загнул.

— Я же тебе говорю, панику посеять хотят. Нарушить смычку между народом и властью. Скомпрометировать Воеводу… Недавно прямо с поста похитили инспектора дорожно-патрульной службы. Так, бедняга, и не отыскался. Мы ему посмертно звание «Отличник милиции» присвоили.

— Тут что-то не так, — покачал головой Синяков. — В этакие страсти-мордасти верить не хочется.

— Если мне не веришь. Воеводу послушай! Он каждый день с народом разговаривает!

Не вставая со стула, Мартынов включил маленький телевизор, приткнувшийся между кухонным комбайном и микроволновой печкой. Экран засветился, однако по всем каналам гуляли помехи, превращая изображение в утомительную для глаз сумятицу, а человеческую речь — в неразборчивое бормотание.

— Что за черт! — Мартынов принялся крутить все ручки подряд. — И вот так всегда… В самый нужный момент… Что с эфиром творится? Главное, никто ничего понять не может. То на электромагнитные бури ссылаются, то на солнечные пятна. Но без телевизора еще прожить можно. Его пресса вполне заменяет. Хуже, если радиостанции не работают. От этого иногда такие сюрпризы случаются. Знаешь, какой случай у нас прошлой ночью произошел?

— Откуда я могу знать… — Синяков внутренне насторожился.

— Милицейский наряд, как положено, патрулировал парк культуры и отдыха. Ты его должен прекрасно знать, это недалеко от нашего института… Где-то около полуночи замечают неизвестного субъекта, ведущего себя явно вызывающе. Орет что-то благим матом да еще пустыми бутылками, как колотушками, стучит. Стали они его к порядку призывать. За что и поплатились. То ли он на них каким-то газом брызнул, то ли психотропное оружие применил, говорят, уже есть такое, то ли еще что, но у парней крыша сразу поехала. Сейчас оба в госпитале лежат. То плачут, то смеются. Служить дальше наотрез отказываются. Уже рапорта написали. С ними еще собака служебная была. Овчарка. Злее тигра. Так она в угол вольера забилась и скулит, как такса, у которой лапу отдавили. Каждого шороха пугается. А клиент, естественно, исчез. Пустые бутылки оставил да окурочек… Такого уркагана упустили! И все потому, что радиосвязь неустойчиво работала. Не смогли патрульные подмогу вызвать, хоть и пытались.

— Загадочный случай, — произнес Синяков как можно более равнодушно. — Ваша служба и опасна, и трудна…

— Вот-вот! Ты куришь?

— Практически нет.

— Правильно делаешь. — Мартынов распечатал пачку дорогих сигарет. — А я вот все никак не могу бросить. И тот гад тоже курил. Причем в табаке обнаружено какое-то неизвестное наркотическое средство. Сейчас оно находится на изучении в криминалистической лаборатории.

— Вот даже как. — Синяков помимо воли дотронулся до своего брючного кармана, где этого самого наркотического вещества лежала целая горсть. — Тут не иначе как международная преступность замешана. Или сицилийская мафия, или гонконгская триада.

— Шуточки шутишь, — покосился на него Мартынов. — Лучше скажи, где ночевать собираешься? Извини, у себя принять не могу. Гостей важных ожидаю.

— Не беспокойся. Это уже мои проблемы.

— Естественно… Я почему спросил… Рисоваться на улицах тебе не советую. Очень уж ты приметами на того похож… из парка. Наши орлы могут тобой вплотную заинтересоваться.

— Знаю я ваши приметы. — Синяков внутренне похолодел, однако сумел беспечно махнуть рукой. — Рост средний, волосы прямые, нос курносый, глаза серые, уши обыкновенные… Под такие приметы каждого подвести можно. Хоть меня, хоть тебя.

— Не скажи, — Мартынов выпустил струю сигаретного дыма. — Внешность того бобра пострадавшие как раз и не запомнили. Провал в памяти. Только прикид описывают. Одежку то есть… Куртка защитная туристская с накладными карманами. Обувь грубая, армейского типа. Как будто с тебя срисовано.

— Какая обувь есть, такую и ношу. — Синяков скорчил обиженную гримасу. — Ты что, подозреваешь меня?

— Шучу я, успокойся, — Мартынов широко улыбнулся. — От тебя же и научился.

— Ну я пойду, пожалуй. — Синяков встал. — Спасибо за угощение.

— Тебе спасибо, что не забыл, — поднялся со стула и Мартынов. — Как город? Понравился?

— Растет, — неопределенно ответил Синяков. — Даже не узнаешь…. Кстати, а воинские части здесь остались?

— Какие остались, а какие и ликвидированы. Разоружение, мать его… А что?

— Приятель у меня здесь служит. Вот только я адресок запамятовал. Говорил, что в дисбате ротой командует.

— В каком еще дисбате? — брови Мартынова изогнулись дугами.

— Разве у вас дисбата нет? — Синяков поморщился от очередного укола иголки.