Не бесите боевых грифонов, или любовь на краю света (СИ) - Тур Тереза

– Монсеньор, – раздался вдруг строгий голос Ули. – Вот… Держите, – девочка протянула Ролану белую домотканую рубаху.

– Папина, – тихо проговорила она.

Кузен короля моргнул, будто просыпаясь. Огляделся. Увидел девчонок, рубашку в дрожащей руке, зацепился взглядом за арбалет на полу. Посмотрел на меня, словно в первый раз увидел.

Зрелище то ещё: сорочка до пола мокра от пота, всклокоченные волосы, дрожащие руки и… кровь. Его кровь засохла в уголке рта. Ролан медленно провёл пальцем по моим губам, стирая её. Наши глаза встретились. Мы вспыхнули оба, забыв, что здесь… дети.

– Монсеньор? – Уля смотрела строго, Ришка шумно и испуганно дышала, насупившись.

– Простите, – Ролан схватил рубашку, скинул лохмотья, в которые превратился изысканный шёлк одежды, и стал торопливо одеваться, ткань предательски затрещала на широких плечах.

– Есть хочу! – счастливо выдохнул мужчина и… улыбнулся.

И так у него это вышло по-человечески, аж от сердца отлегло!

Я едва не прыснула от смеха, девчонки, напротив, напряглись, и было от чего, взгляд монсеньора и впрямь был голодный. Казалось, он сейчас прямо с них и начнёт...

– Давайте я вас накормлю. Девочки, вы с нами? Или спать?

– Заснёшь тут, – проворчала Уля, поджав губы, словно ворчливая старушонка.

Ришка решила поддержать гостя и гордо объявила, что тоже хочет есть.

Я закуталась в халат, проследила, чтобы девочки надели тапочки –тёплые, с мехом внутри – домашний обычай жителей сурового, холодного Приграничья. Их шьют нарядными, яркими, с опушкой и броским орнаментом, вышитым мастерицами вручную. Обязательно и себе такие справлю, я ли не житель Приграничья теперь?

На кухне девочки всё взяли на себя, проворно собирая на стол. Маленькие хозяйки, взрослые не по годам. Я вздохнула. С одной стороны, смотреть на них радостно, с другой… больно.

– Справитесь? Я проведаю Колокольчика.

– Я с вами, – поднялся Ролан.

Ёжась от холода, мы перебежали в конюшню.

– Да уж, – клацнул зубами монсеньор. – Это не ваш благословенный юг.

Я кивнула. В чём-то монсеньор прав. И с чего меня занесло в такой холод?

Ролан закрыл дверь, словно от этого в конюшне может стать теплее, и, не обращая никакого внимания на грифона, яростно забившего крыльями, повернулся ко мне.

– Спасибо, – тихо прошептал он.

Меня накрыло тёплой, нежной волной. Монсеньор легко коснулся губами моей щеки, привлёк к себе, я закрыла глаза в ожидании чего-то волшебного, необходимого. Неизбежного, как наше переплетенное дыхание с белёсыми облачками пара.

– Кр-р-р-р?

– На подушки пущу, – сообщил грифону Ролан со смехом, но меня всё же выпустил.

Я так и осталась стоять: потрясённая и непонимающая.

И что это было?

Не сразу открыла глаза, посмотрела на непривычно довольного Ролана и явно потешающегося над всем происходящим грифона.

– И с чего ты решила назвать боевого грифона «Колокольчиком»? – в который раз спросил Ролан, рассматривая моего друга. – По мне так это просто издевательство.

Колокольчик опять-таки уже не в первый раз фыркнул, ну вот что Ролан прицепился, а? Нравится нам так. Обоим! Он же не знает, что мы с грифоном беседуем на колокольчиковом поле под луной в мире, известном лишь нам двоим. Не знает, что птах при каждом удобном случае дарит мне эти цветы. Что они неожиданно встречают меня где угодно и радуют глаз! Как объяснить всё это монсеньору, что только и умеет грозно кричать: «Грифоны и Ролан! Грифоны и король!»

– Понимаете, – начала я.

– Джоан, – перебил меня вдруг Ролан. – Мы с тобой целовались.

– Спасибо, я помню, – ответила, изо всех сил пытаясь быть спокойной.

Жаль, нельзя сказать, что всё это нам примерещилось. Вон свидетель не даст. Столь откровенно веселящимся Колокольчика я не видела никогда.

– Вот и замечательно, – монсеньор поклонился, словно мы в королевском дворце, а не в конюшне на краю света, и он приглашает меня танцевать. – Джо… ты спасла мне жизнь. И повторюсь, мы целовались. Неприлично после этого называть меня на «вы».

– Тоже мне, аргумент. Его величеству я тоже жизнь спасла. Да и… – прикусываю язык, потому что вижу: Ролан мрачнеет, ещё чуть-чуть и обратно в чудовище превратится.

– Всё же очень любопытный экземпляр, – решил сменить тему кузен короля, обходя внимательно смотрящего на него грифона.

Хищник и маг внимательно, настороженно изучали друг друга.

– Не думал, что можно так прокачать эмоциональную составляющую боевого грифона. Смотри! Сейчас он… как будто хмурится, а перед этим было ощущение, будто он веселится от души, честное слово!

Я закатила глаза. Серьёзно? Это он мне рассказывает?

– Как ты этого добилась?

Переглядываемся с Колокольчиком. Что значит «добилась»? Мы просто стали друзьями. Но, боюсь, Ролану это объяснять бесполезно. Бедный Верный. Скучно ему, наверное. С таким-то хозяином. Уверенным в том, что с грифонами нельзя дружить.

– Надо идти в дом, – ответила я, намеренно избегая и «ты», и «вы». – Девочки будут беспокоиться.

Ролан задумчиво кивнул. И вдруг Колокольчик тревожно забил крыльями.

– Что ещё? – нахмурился монсеньор. Он вышел во двор, я – за ним.

Шум. Словно гудит надвигающаяся огромная волна, неотвратимо и беспощадно. Всё ближе и ближе – не спрячешься, не убежишь. Нервные всполохи дергающихся факелов, голоса.

– А я вам говорю, что чудовище в аптеке! И эта, новая, пришлая, его скрывает! А чудовище надо убить!

Я узнала голос, это господин Ллонк. «Любимый» конкурент явился по нашу душу? Да ещё и привёл весь город за собой.

…

– Плащи, обувь! – скомандовал Ролан. – Бери девочек, летите к Альфреду!

– Но…

– Джо, – он обнял, прижав к себе на долю секунды. – Я тебя прошу.

И он шагнул вперёд. Закрылась дверь в конюшню, отсекая меня от ревущей толпы, готовой спалить дом. Дом, который… Сейчас я вдруг поняла это отчётливо. Дом, который стал МОИМ.

Он давал иллюзию безопасности. Вредную, опасную, но такую… Такую необходимую в жизни каждого из нас….

Всё? Пофилософствовала, Джо? А теперь за дело!

Накинуть седло на грифона, затянуть ремни. Колокольчик стоял, не шевелясь, значит, опасность действительно серьёзная. Надо как-то уместиться втроём в седле и улетать, Ролан прав.

И вдруг я представила: мы взмываем ввысь, а там, внизу, дом становится костром. Вспыхивает нестерпимо ярко, осыпаясь пеплом у нас на глазах. На глазах девчонок.

Чтобы они наблюдали, как исчезает с лица земли единственное, что у них осталось? Ну уж нет! Хотя… девчонок вывезти всё равно надо. Я бросилась в дом.

– Джоанна! – Уля, рыдая, обнимала белую Ришку.

Заплаканные лица, дрожащие руки, уже одетые в тёплые перчатки, накинутые плащи: даже в такой ситуации они сообразили, что нужно делать.

– Короб! – услышала я свой голос, и не узнала. Отрывистый, сухой, чем-то похожий на голос Ролана. – В конюшню! Сидите там. Если что, садитесь на Колокольчика и улетайте! Ясно?

– А ты? – Ришка обняла меня, пока Уля стрелой умчалась наверх, за коробом.

– Всё будет хорошо, – я крепко прижала малышку к себе. – Верь мне, слышишь?

– Да, – ребёнок смотрел мне в глаза, и самое страшное, действительно, верил.

Верил, как самой Спасительнице Милосердной. Осторожнее с этими фразами. Всегда думайте, прежде чем произнести такое. Вам действительно могут поверить всем сердцем, всей душой, и не оправдать такое доверие – страшнее быть просто не может.

Уля принесла короб и мой плащ. Накинув его, я сразу почувствовала себя увереннее и шагнула на площадь.

В первый момент показалось: яблоку негде упасть. Потом присмотрелась: всего-то пара десятков человек. Мужчины. Молчат, словно столкнулись с тем, чего вообще не ожидали. Чего быть не должно, и теперь не знают, что им делать. Тихо. Даже собаки смолкли. Слышно лишь потрескивание факелов.

Я встала за спиной Ролана, который в ответ на это нервно дернул плечом.