На сопках маньчжурии - Павел Далецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не думал, что выйдет из всего этого, — может быть, ничего. Даже наверное ничего.
Аллеи парка, его лужайки, площадки были полны гуляющих. Возможно, незнакомка идет на свидание. Юдзо увидит, как некий счастливчик подойдет к ней и они скроются в ресторане.
На главной аллее парка продавали социалистическую газету «Хэймин-Симбун».
Незнакомка купила газету. Юдзо последовал ее примеру. Через всю полосу шло извещение о том, что сегодня в парке Хибия в два часа дня состоится митинг против войны.
В последние дни разыгрались крупные события. На прошлой неделе газета вышла со специальным приложением, названным «Коммунистическая программа». Полиция конфисковала и газету, и приложение. Редактора газеты, профессора Котоку, арестовали по обвинению в подстрекательстве к государственному перевороту. В тот же день его судили и приговорили к трем неделям ареста.
Это страшно взволновало социалистов, и после возвращения из Америки Юдзо уже трижды присутствовал на летучих собраниях.
Около незнакомки остановились мужчина и женщина, по-видимому супруги. Незнакомка сказала:
— Ведь митинг разгонят!
Мужчина засмеялся. Он был в длинной черной визитке, с галстуком бабочкой, в незашнурованных ботинках, которые, примяв задки, носил как дзори.
— На митинг получено разрешение!
— Каким образом?
Голос у незнакомки был чудесный. Юдзо заинтриговало то, что женщина интересуется социалистами. Очевидно, отец ее тоже социалист. Современная семья!
— Разрешение получили очень просто, — сказал господин в визитке. — Социалисты объявили, что желают сняться группами, чтобы послать с выражением симпатии свои фотографии арестованному профессору Котоку. Повод уважительный, и власти разрешили.
В половине второго в парке появились социалисты. Одетые по-японски, они шли тихо, без возгласов, без пения, даже между собой не разговаривали. Для ораторов несли скамеечки. Всюду мелькали барабанщики.
Внимание Юдзо раздвоилось: он продолжал не выпускать из виду поразившую его женщину, но вместе с тем его интересовал и митинг.
С каждой минутой в парке становилось все теснее. Мужчины, женщины, дети и, вечные спутники митингов, рикши запрудили аллеи.
Демонстрантов было пять тысяч, любопытных — вдвое больше.
Ровно в два часа на скамеечку поднялся молодой мужчина. Он говорил коротко, почти кричал, переводя дух после каждой фразы.
— Для всякого свободомыслящего ясно, что война с Россией приведет Японию к разорению! — объявил он.
— Верно! — крикнули из толпы.
Барабаны тихим рокотом подтвердили удачно начатую речь.
— Финансы страны попадут в кабалу к англичанам!
— Верно!
— В кабалу к американцам!
— Совершенная правда!
— Вся наша промышленность станет под контроль европейцев!
— Верно, верно! — кричали со всех сторон. — Долой войну!
Сухой дробью рассы́пались барабаны, рассы́пались, покрыли голоса. В течение нескольких минут ничего не было слышно, кроме звонкого треска, и оратор стоял с простертыми над толпой руками.
Но вот барабаны смолкли. Оратор опустил левую руку, а правую поднял. Рукав кимоно соскользнул к плечу, и тонкую жилистую руку с крепким кулаком оратор показал японскому правительству.
— Оно хочет, — крикнул оратор пронзительным, всюду слышным голосом, — оно хочет стать в ряды первоклассных держав, в то время как Япония — страна маленькая.
На этот раз никто не успел издать звука: барабаны оглушительно грянули. В грохоте барабанов Юдзо видел открытые, беззвучно кричащие рты, улыбки, одобрительные жесты.
— Как может человек маленького роста стать выше себя на целую голову? Мы должны заботиться о благосостоянии народа.
Опять оратор был заглушен шумом, треском, криками.
Но вдруг он исчез. Он соскочил со скамеечки и сразу стал невидимым.
С окраин луга неслось:
— Полиция! Полиция!
Толпа бросилась врассыпную.
— Отлично! Он сказал все, что надо, — крикнул Юдзо незнакомке, которая, оглядываясь, бежала вместе с другими.
— Каков оратор!
— Он смелый. Не боится правительства.
«— Он пишет статьи в «Хэймин-Симбун»!
— Осторожно, вы упадете!
На соседней лужайке группа демонстрантов стояла плотной стеной. Барабанщики забарабанили.
Пять полицейских, приказывая: «Разойдись, разойдись», направились к ним широким, эластичным шагом.
Но социалисты не расходились.
Незнакомка остановилась посмотреть, что будет, Юдзо — тоже, большинство бегущих — тоже.
Полицейские, вытянув руки, шли под грохот барабанов на толпу. Каждый из пятерых наметил жертву и схватил ее правой рукой выше локтя, левой за плечо. Мгновение — и жертва дзюдзюцу, распластавшись в воздухе, летела в сторону.
Полицейские оглядываются: ищут новых жертв, лица их тупы и торжественны.
Толпа снова побежала. Незнакомка споткнулась о камень и растянулась.
— Я предупреждал, что вы упадете!
Женщина неуловимо быстрым движением встала на колени и привела в порядок прическу.
Запыхавшаяся, оживленная, она была очень хороша.
Юдзо опустился около нее на корточки, люди обегали их, они были точно на островке.
— Где вы живете? — спросил Юдзо.
— Недалеко.
— Жаль. Я хотел бы идти с вами далеко. Вы здесь одна?
— Видите, сколько народу!
— Пойдемте вместе!
— А вы кто такой?
— Я приехал из Америки и уезжаю на войну.
Они пошли рядом.
Два велосипедиста, несшиеся сломя голову, разъединили их на секунду. Потом разъединила лысая старуха, продавщица орехов и пастилы. Потом еще кто-то. Но после разлуки они соединялись снова, и каждый раз со все большим удовольствием.
— Исключительно радостные дни, — сказал Юдзо, — не правда ли?
— Сколько ликования! Одни победы!
— А вы в парк ходили для того, чтобы развлечься, слушая ораторов, или…
— Я ходила именно для «или». — Она смотрела на него из-под зонтика. Глаза у нее были лучистые, с золотыми искорками. Она засмеялась.
Юдзо засмеялся тоже. Он почувствовал необыкновенную радость, которая все более и более заполняла его.
Не хотелось расставаться со спутницей, хотелось пойти с ней, провести вечер, ночь. Ночью сидеть около ее постели и смотреть на нее. Кто-нибудь скажет, что это невозможно. Для смелого человека все возможно.
Они вышли к каналу. Здесь было тихо. Черная вода канала отражала облака и поднимавшиеся на той его стороне стены дворцов с многочисленными наглухо закрытыми воротами.
— Вы были в Америке?
— Я был не только в Америке, но и в России.
— В России?! — воскликнула женщина. — Ах, в России… — Она хотела еще что-то сказать, но смолкла.
— Вы живете в большом доме или в маленьком? — спросил Юдзо.
— В маленьком.
— Нравится вам улица, на которой вы живете?
— Она очень тихая. Приятно жить на тихой улице.
— Ваш отец, по-видимому, образованный человек.
— О да.
— Чем он занимается?
Женщина помолчала, потом сказала:
— Его нет в Японии.
Остановились на перекрестке. Узенькая улица шла в гору. В иных домах настежь были раздвинуты сёдзи, и видно было, как суетились хозяйки, готовя еду. Дети прыгали из комнат прямо на улицу. Водоносы выкрикивали свой товар.
Пора было расставаться. Незнакомка поклонилась своему спутнику, Юдзо сказал:
— Покажите мне ваш дом. Послезавтра я уезжаю на войну.
Должно быть, она заражалась его чувствами, потому что глаза ее засияли ярче, и она указала на домик со сливами и старой сосной в палисаднике.
Юдзо медленно пошел прочь. Ему хотелось одиночества, чтобы в полную меру насладиться счастьем.
Это было удивительное счастье. Оно ничего не хотело знать и ничего не боялось. Единственным его источником было существование женщины. Что было вчера, что будет завтра — неважно. Единственно важным было то, что эта женщина существует. Может быть, она сосватана? Сейчас это все равно. Единственно важно то, что она существует.
День он провел дома, раздвинув сёдзи, лежа на матрасике. Перед комнатой был сад, куда устроители заботливо собрали красоту: прозрачный ручей, мшистые камни, озерцо; на островке сверкал крошечный храмик, вечером в нем зажигались фонари и светились окна; белые лилии росли в озерце, оранжевые саранки — вдоль дорожек; две сосны и вишня образовывали у стены рощу. За стеной, как муравейник, жил город.
Юдзо пролежал остаток дня, а вечером отправился к заветному дому.
Девушку звали Ханако-сан. Она рассказала о себе все. Отец ее не был японцем. Русский, часто приезжавший в Японию и имевший здесь дела, — вот кто был ее отец. В первые годы он часто навещал мать. Ханако отлично помнит его. В последний раз она видела его, когда ей было восемь лет. С тех пор он не появлялся у матери.