Круг Александра - Уильям Форсчен

Кубар не мог сдержать улыбки. Если бы дней десять назад кто-нибудь вошел в его зал для аудиенций и заявил, что он легендарный Грита, победивший гигантского змея Виса, который некогда оплетал весь мир своими кольцами, он бы счел, что его хотят оскорбить неприкрытой ложью.

Кубар еще раз усмехнулся и посмотрел на потускневшее светило над головой.

— Послушай меня, Хина, брат тага. Если бы совсем недавно кто-нибудь сказал, что я буду сидеть здесь, в мире, называемом Колбард, среди моих дальних потомков и спокойно рассуждать о таких невероятных вещах, то я без колебаний воздал бы ему по заслугам. Ты никогда не слышал о Зергхе?

— Нет.

— Жаль, он выдающийся гаварнианин — наполовину вор, наполовину могущественный бог. Хина сохранял молчание.

— Я слышал, что полторы тысячи эст назад ваши предки прибыли сюда из других миров. Хина кивнул.

— После того как ваши предки здесь поселились, разразилась большая война, катаклизм, отрезавший их от остальных сородичей, которые с тех пор не возвращались.

— Это известно всем, — ответил Хина.

— Но знаешь ли ты, что существуют гаварниане, живущие почти как боги из наших древних легенд, до сих пор путешествующие между звездами?

Хина некоторое время молчал; на его лице застыло сосредоточенное выражение, но затем, очевидно догадавшись, о чем идет речь, он понимающе кивнул:

— Да, об этом написано в нашем Коде. «На небе есть свет, который невидим. Когда мир наших предков становился темным, как пещера, на небе появлялись звезды». Звезды… — Он замолк и устремил взгляд вдаль, словно рассматривая какой-то объект, удаленный на большое расстояние. — Мы хорошо помним истории из нашего далекого детства, когда все наши братья еще играли вместе с нами и никто не знал, кому уготовано быть первым призванным судьбой. В ту пору мы любили слушать легенды о наших далеких предках и героях древности. И первым среди них — первым воином, первым стратегом, первым завоевателем, а затем объединителем — был Кубар до Ладж, первый названный Тагом. Он — тот, кто объединил разрозненные феодальные кланы, кто дал свободу гаварнианам, благодаря чему мы впоследствии сумели подняться к звездам, он — наш идол. Он всегда был моим кумиром, и поэтому твои слова либо жестокая насмешка, либо легенда к нам вернулась и теперь живет среди нас.

Хина снова сделал паузу и смело посмотрел в глаза Кубару.

— И почему-то я всегда думал, что Кубар Таг был огромного роста, имел твердый голос, ясные глаза, а сила и уверенность исходили от всего его существа. А теперь я встречаю незнакомца, покрытого дорожной пылью, чья шкура уже поседела, в глазах застыла бесконечная усталость. Да и ростом он едва ли по плечо большинству моих гвардейцев. И этот незнакомец заявляет, что он легендарный Кубар Таг.

— И все же Кубар Таг сидит перед тобой. И пусть я прослыву лжецом и силы покинут мое тело. Хина продолжал смотреть в глаза Кубару.

— Это Дас, — сказал Хина и, достав из ножен свой меч, положил его перед Кубаром.

Теперь его ожидало сравнение достоинств клинков, подумал Кубар — еще один обычай, переживший эпохи, и тут же он осознал истинное значение предстоящей сцены. Это был распространенный ритуал, но в данной ситуации качество его оружия могло стать еще и доказательством.

— А это Тагак, выкованный из чистейшей стали, неизвестной мастерам вашего мира.

Когда на выскользнувшем из ножен мече заиграли лучи потускневшего солнца, многие из присутствующих воинов не смогли сдержать удивленных возгласов. Кубар наклонился и протянул клинок Хине, рукояткой вперед. Забыв про этикет, воины обступили своего вождя, чтобы как следует рассмотреть сияющее лезвие. Взявшись одной рукой за рукоятку, а другой за кончик клинка, Хина вопросительно посмотрел на Кубара, и тот в ответ утвердительно кивнул.

Сухожилия на руках Хины вздулись, и, постепенно сгибая клинок, он соединил острие с рукояткой. Все воины затихли. Их собственные мечи давно бы сломались, не выдержав напряжения. Когда Хина отпустил кончик меча, лезвие, со свистом прорезав воздух, вернулось в исходное положение.

— Это настоящий клинок наших предков, — тихо произнес Хина, рассматривая волнистые узоры, застывшие на стальном лезвии, которое можно было бы назвать совершенным, если бы не зазубрина возле самой рукоятки.

— Тагак, — промолвил Пага. — А я теперь ношу парный меч, клинок Клиарна — Тусту.

С этими словами он достал из ножен свой меч и положил его рядом с первым. Два клинка были абсолютно идентичными, вплоть до зазубрины у рукоятки. Хина наклонился и коснулся пальцем единственного изъяна сначала на одном лезвии, затем на другом.

Встанем все вместе, один к одному,

Сталь блеснула огнем,

Встанем все вместе, плечом к плечу,

Брат отдал свою жизнь,

Кровавая жертва сплотила народ,

И нет иного пути,

Смерть брата навеки сплотила народ,

Теперь мы все, как один.

Кубару пришлось приложить значительные усилия для того, чтобы сохранить самообладание. В ту ночь, когда погиб Клиарн, он слышал, как Шеста, постельничий, в первый раз затянул эту песню. И она сохранилась до сих пор вместе с памятью о неприятном для него эпизоде.

Хина с почтением взял в руки парные мечи и один за другим вернул их владельцам. Этим жестом он подтверждал, что они приняты в клан. Однако Хина только показал свой клинок Кубару и не предложил его осмотреть. Таким образом, он не обещал взамен свою защиту.

Кубар дал знак Паге не реагировать на скрытое оскорбление. Он понимал, что ожидать так рано полного и безоговорочного признания было бы глупо. На это потребуется время. Даже если Хина до конца поверит в его историю, все равно Хина не таг. Его старший брат правил здесь. Следовательно, Хина не мог брать под свое покровительство того, кто, возможно, не понравится брату. Он был осторожным и мудрым, каким и должен быть член правящей семьи. Кубар уже почти полюбил его, несмотря на то что он являлся представителем старой феодальной системы, вернувшейся к жизни на Колбарде.

Кубар заметил, что стало еще темнее. Освещение было таким тусклым, словно солнце закрыло грозовое облако, хотя небо на самом деле оставалось чистым. Не в силах сдержаться, он оторвал взгляд от Хины и с тревогой посмотрел на темно-синие небеса:

— Свет еще вернет свою прежнюю силу? Хина рассмеялся:

— Разумеется, ты не можешь этого знать, не так ли?

Кубар не почувствовал подвоха в этом вопросе, но понял, что первый шаг к полному признанию уже сделан. Он просто должен был доказать им всем, что величайшая легенда на самом деле вернулась к ним. Он перевел взгляд на свои руки и ноги.

Да, легенда вернулась. Пусть даже шерсть его поредела, подумал он и почесал залысину на затылке.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

— Эй, ты! Да, ты, со скошенным лбом. Наверное, до тебя никогда не дойдет, что должен делать копьеносец из первого ряда. — Голос Пармениона дрожал от гнева. — Да, придурок, я говорю именно про тебя! Выйди вперед! И ты думаешь, из тебя получится солдат? — Парменион подошел ближе и, поднявшись на цыпочки, наклонился вперед в тщетной попытке добиться, чтобы его глаза находились на одном уровне с глазами солдата. — Ну, что ты можешь мне на это сказать? Или тебя поразила немота?

Объект гнева Пармениона смог ответить ему лишь взглядом выпученных от страха глаз. Он открыл рот, словно бы собираясь что-то сказать, но произвел на свет только нечленораздельные звуки.

Парменион в отчаянии резко воздел руки к небу, и недоученный копьеносец резко отпрыгнул назад.

— Ага, ты отскочил назад! Я посмотрю, как ты отскочишь назад, когда будешь встречать свою первую атаку. Клянусь всеми богами, я воткну тебе в задницу свой меч, если ты отступишь хотя бы на один проклятый дюйм. Клянусь тебе в этом! — Его голос почти сорвался. — Я клянусь тебе тенью моего отца! Я клянусь самим Александром!

— Не нужно употреблять в клятвах мое имя.

Парменион развернулся на каблуках, и когда Александр подошел ближе, отточенным движением отсалютовал ему пикой.

— Генерал Парменион, не хотели бы вы осмотреть последние образцы оружия, изготовленные кузницей? А я тем временем поговорю с нашими людьми.

— Кузница! Да в этой вонючей дыре не наскрести металла и на пятьдесят наконечников для копий. Тем более ума для того, чтобы их сделать.

Парменион прошел через ворота обратно в город, и, заслышав его громкие проклятия, женщины загоняли домой детей и закрывали двери своих жилищ.

— Вольно, — тихо скомандовал Александр, и построенные в шеренги три сотни мужчин и несколько женщин издали дружный вздох облегчения.

Он попробовал посмотреть на них другими глазами, снова увидеть перед собой стройные ряды своего войска, лучшей в мире многотысячной фаланги, марширующей по Гавгамельской равнине, чтобы оспорить господство над всей Персидской империей. Но перед ним была лишь суровая реальность.