Пасть - Виктор Точинов

Однако вот как все повернулось — прошло двадцать лет, и сейчас, этим теплым июньским вечером, он шел на выпас за Магдаленой — неизвестно, отчего четыре года назад покойной жене стукнуло в голову этакое коровье имечко… Да Бог с ним, с имечком, было бы полно вымечко — старик улыбнулся пришедшему в голову двустишию. Раньше, в прежней жизни, подобные стишки получались у него хлесткие и малоцензурные, принеся старику славу одного из первых хохмачей Тихоокеанского флота. Давно это было, ой как давно… Но старик не страдал ностальгией. Всю свою жизнь он прожил, не оглядываясь назад. Цель и способ ее достижения — и никаких ностальгии с рефлексиями.

Правда, какие уж теперь цели, на шестьдесят-то восьмом году… дальше чем на месяц вперед и загадывать не стоит…

…Он почти дошел — осталось подняться по склону, обогнуть заросли кустарника, отвязать Магдалену и…

Старик остановился. Коровы на лужайке не было.

Генерал аккуратно сложил пачку фотографий. Сомнений не оставалось, но все-таки он спросил:

— Ошибка исключена?

— Исключена, — подтвердил очевидное Капитан. Теперь, странное дело, когда потенциальная угроза превратилась в реальную, требующую ответных действий опасность, — он успокоился совершенно. Тянувшиеся больше месяца усиленные и подспудные поиски контейнера ничем не закончились, штамм сработал, и сработал самым поганым образом, поставив под удар все их дело, — но зато исчезла проклятая, изматывающая неизвестность. Ловля черной кошки в темной комнате закончилась. Начинается охота на смертельно опасного, но зримого и осязаемого противника.

Месяц командировок, месяц, когда отсыпаться приходилось в самолетах — он мотался по бескрайним просторам бывшего Союза (и Седой, и Руслан тоже), не зная и не предполагая, где может всплыть проклятый контейнер.

Череда окровавленных и растерзанных трупов слилась в один непрерывный кошмарный калейдоскоп.

Дальневосточный рыбак, задранный белогрудым медведем, считавшимся вроде относительно мирным и не хищным по сравнению со своими бурыми и белыми родственниками; алкаш из Усть-Кулома, скончавшийся под елочкой в обнимку с трехлитровой банкой бодяжного спирта и безбожно обгрызенный какими-то мелкими хищниками из породы куньих, — завершения экспертизы Капитан не стал дожидаться, улетел, как только лично убедился, что характерных укусов ликантропа на трупе нет; ребенок с выжранным уссурийским леопардом лицом — зрелище, заставившее пожалеть, что этих реликтовых тварей осталось на всю российскую тайгу около тридцати особей — Капитан предпочел бы ровное и круглое число ноль, невзирая на все лицемерные стоны «зеленых» экологов и прочих любителей животных, предпочитавших любить крупных хищников из своих безопасных и далеких от леса квартир, не стоявших над растерзанными детскими трупами и не беседовавших с их бившимися в истерике матерями…

Каналы Генерала работали бесперебойно, сообщения поступали и поступали, Капитан раньше и представить не мог, сколько людей в стране погибает на клыках, на зубах, на рогах и бивнях диких животных. И сколько жертв на счету у зверей, числящихся вроде ручными и домашними. Очень много…

Но теперь все закончилось. И началось снова. Контейнер всплыл, и всплыл под самым носом. Два нападения, вернее, два зафиксированных нападения, другие растерзанные в глухих уголках люди могли числиться пропавшими без вести. Обе жертвы убиты и частично сожраны…

— Ну что же, приступим… — Генерал встал из-за стола, достал и развернул большую карту. Потом снял трубку и пригласил в кабинет Эскулапа.

Коровы на выпасе не было.

Он не стал изумленно ахать, или протирать глаза, или хвататься за голову, не стал вообще как-либо внешне реагировать. Крепче стиснул в руке небольшой ломик-фомку — им он забивал стальной костыль, к которому крепилась цепь…

Почему цепь — старик и сам не знал, вроде смутно вспоминалось, что на родине, в Сибири, привязывали скотину на длинные веревки… Или то были не коровы, а козы, а коров пасли стадом, без привязи, с пастухом и двумя подпасками? Он уже не помнил, но все местные жители пользовались длинными и относительно тонкими цепями…

Цепь, кстати, на месте осталась — лежала в сочной и яркой июньской траве, вытянувшись в ровную линию. И старик медленно пошел вдоль нее, словно надеясь, что на другом конце обнаружится Магдалена, прилегшая отдохнуть в какую-нибудь ямку, канавку, ложбинку и совершенно незаметная со стороны. Вот только нет никаких ложбинок на давно знакомом выпасе.

Точно! Трети цепи не хватает… Так ведь и не собрался заварить разошедшееся звено, не хотелось идти на поклон к Ваське-сварщику… понадеялся на русский авось и несколько витков толстой медной проволоки — вот она и торчит печальным обрывком из ставшего последним звена. А старику искать неизвестно куда убредшую Магдалену по всей немалой пустоши, по всем ее лужайкам, овражкам и кустарникам — и хорошо, если до темноты управится…

Он управился до темноты. Отыскать Магдалену вообще никакого труда не составляло — достаточно оказалось пройти несколько десятков шагов по направлению, указанному вытянувшимся обрывком цепи, и протиснуться сквозь явственный свежий пролом в кустах… Корова нашлась там, сразу за проломом.

Точнее сказать, нашлось то, что от нее осталось.

— Сколько их? Не надо забивать мне голову предполагаемой плотностью популяции и гипотетической величиной ареала. Скажите попросту, Эскулап: сколько их?

— Не знаю. Слишком мала статистика. Надо подождать. Вот будет десять — пятнадцать эпизодов, достоверных эпизодов… при том, что неучтенных не останется… и я вам отвечу. Назову число голов в стае с вероятностью девяносто пять процентов.

Капитан вертел в руках паркеровскую ручку и боролся со жгучим желанием вогнать ее в глаз Эскулапа, явно над ними издевавшегося. Он зримо представил, как тот нелепо взмахнет рукой, безуспешно пытаясь заслониться, как острое золоченое перо проткнет веко, глазное яблоко и мягко войдет в мозг. И как задергается это ожиревшее тело, не понимающее, что уже мертво…

Возможно, Эскулап что-то прочитал на его лице, потому что сменил тон и сказал, почти оправдываясь:

— Никто вам сейчас точнее и не скажет, в мире нет ни одного специалиста по образу жизни обитающих на воле ликантропов. Ни одного! Все наблюдения в клетках мало чего стоят… И еще меньше стоят все слухи, сказки и легенды-страшилки. Черт возьми, мы даже не знаем, сколько ему нужно мяса для поддержания миофибрилл в сверхактивном состоянии и сколько длится активная фаза и когда наступает релаксация — в клетках они могут неделями пребывать в полуспячке, ничего не жрать и почти не двигаться… Здесь нужна работа серьезных зоологов и зоопсихологов, длительная, не на один год работа. А я специалист в биохимии, понимаете вы? Я могу попытаться объяснить, как мышцы оборотня умудряются расщеплять АТФ, получая при этом в три раза больше энергии, чем при аналогичном процессе у человека. Но понятия не имею, как, когда и каким способом тварь предпочитает набивать себе желудок…