Случайный папа (СИ) - Ручей Наталья
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Улыбка тебе идет больше, чем слезы.
Сказал – и как будто выключил освещение. И дело не только в улыбке, которая пропадает. Ее глаза тут же тухнут, их зелень становится темнее, насыщенней.
– Почему ты плакала?
– Беременным только дай порыдать.
Может, и так. А скорее, просто не хочет рассказывать. Ну и кто я такой, чтобы лезть? Это я уверен, что она носит моего ребенка. А она сейчас просто ждет тест.
– Салфетки… – задумчиво рассматривает гору в пакете. – Большие, такие даже удобней.
– А что, бывают другие?
– Да, – она вновь улыбается, – но покупать их не нужно.
Одну пачку оставляет на столешнице, другие отправляются в шкафчик. Пустой, кстати. Туда бы поместилось и больше.
Ну и все. Пакеты разобраны, оставаться здесь дольше, наверное, неприлично. Мало ли кого она ждет, если столько еды приготовила.
– Поеду, пожалуй, – говорю я, кивнув на казан. – Приятного аппетита.
– Спасибо, а…
Я уже оказываюсь у двери, когда она наконец договаривает:
– Хочешь плов? Правда, я не очень вкусно готовлю, поэтому пойму, если ты откажешься. Или если ты торопишься, я тоже пойму. Или если…
Нет, она может продолжать бесконечно! А столько при таком умопомрачительном запахе я точно не выдержу!
Шагнув к ней, спрашиваю ее напрямую:
– А если я попрошу добавку, поймешь?
Плов оказывается вкусным невероятно. За первой порцией я даже не отвлекаюсь на разговор.
Да и хозяйка дома явно не поклонник светских бесед. Едим молча. Напротив друг друга. Изредка ловлю на себе ее взгляды, явно хочет о чем-то спросить (не любуется же!). Но не спрашивает.
– Можно еще?
В глазах вновь появляется изумление, поэтому пару секунд она медлит. А потом, видимо, правильно решает, что на мазохиста я не тяну, и накладывает в тарелку плова еще больше, чем было.
Хорошо, когда женщина так верит в мужчину. Постараюсь это доверие оправдать.
И снова посматривает на меня, думая, что я занят и ничего не вижу, кроме тарелки. Ладно бы речь шла о первой, а так…
Откинувшись на спинку стула, дожидаюсь, когда вновь поднимет глаза.
– Мне тридцать два года. Я единственный ребенок в семье. Правда, семья состоит только из отца и меня. Когда мне было три года, моя мать решила начать все с начала, уехала из нашего города, и мы больше не виделись.
Умолкнув, я смотрю на нее.
Медлит, думает, кусает губу, а потом все же решается приоткрыться.
– Мне двадцать девять. Я тоже единственный ребенок в семье. Своего отца я ни разу не видела. И очень долго верила, когда мама говорила, что он капитан дальнего плавания и однажды вернется.
Киваю.
Неплохое начало.
– У меня несколько чайных лавок в городе. Если быть точным, три. Это то, чем мне нравится заниматься. То, что меня вдохновляет, – выбирать товар, я в нем хорошо разбираюсь, подсказывать людям, видеть, как для кого-то это становится семейной традицией. Есть еще инвестиции в пару компаний. Они дают куда больший доход, но это уже не для души, а для денег.
– Очень тебя понимаю. Я три года отучилась на экономическом факультете, а потом поняла, что это не мое, и бросила институт. Мне хотелось заниматься тем, что мне нравится. Тем, что действительно приносит удовольствие. Мне повезло, и моя профессия приносит хороший доход. Я работаю мастером-стилистом в одном из лучших салонов красоты. Вернее, работала… то есть…
Расстраивается, вновь умолкает, смотрит в окно, как будто летающие вороны в нашем городе – невиданное явление.
– Скажи как есть.
Вздохнув, отворачивается от окна.
– Я не знаю, продолжу ли там работать. Сегодня я бросила клиента и отпросилась пораньше. Мне стало нехорошо. Слишком сильные запахи… впервые на них такая реакция.
– Из-за этого плакала?
Качает отрицательно головой. Спохватившись, кивает. Потом поясняет со вздохом:
– Сегодня все просто совпало. Навалилось. Я просто не ожидала.
– Хочешь, я тебе помогу?
Я не успеваю достать бумажник, только пытаюсь нащупать его, попутно прикидывая, сколько там денег. Ее ладонь ложится поверх моей и сжимает, пока я не возвращаю руку на стол.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Почему нет?
– Потому что я все равно у тебя не возьму. И потому что у меня есть деньги. И с работой вопрос я решу.
Забавно наблюдать, как она воинственно вздергивает подбородок.
– А если мне самому хочется тебе как-то помочь?
– Ты уже помог. Хотя не обязан. Лука, я знала, на что иду, когда решала родить для себя. Я все распланировала.
Наши взгляды пересекаются, и я знаю, что она скажет, еще до того, как с ее губ срывается:
– Кроме тебя.
Смутившись, она отводит глаза. Потом поднимается, начинает мыть свою тарелку. Я тоже встаю.
– Ты очень вкусно готовишь. Есть только одно замечание.
Это действует – она разворачивается.
Со спины тоже есть на что посмотреть, хотя бы на ее задорный пучок, но так значительно лучше.
– С учетом новых обстоятельств, тебе придется пересмотреть свои планы.
Я вновь у двери, когда случается дежавю и она меня догоняет. Наверное, решает, что теперь моя очередь удивляться, потому что в руках у нее большой пакет с пирожками.
– Я подумала… – вздыхает, подбирая слова, а потом просто вручает пакет. – Если тебе понравилось… Эти, правда, пекла моя мама, у нее получается лучше, чем у меня.
Стоит выйти за дверь, в вайбере пиликает сообщение:
«Привет. Соскучилась. Готовлю нам ужин. Во сколько ты будешь?»
Сова.
Соскучилась, ждет, готовит нам ужин.
Ну и куда мне с этими домашними пирожками?
Глава 16
Лука
– Кажется, я готов голосовать, – объявляет Егор, доев пирожок. – С мясом мне понравились больше всего.
– Кто бы сомневался.
– Но я хочу убедиться. – Он берет еще один пирожок, разламывает. – С творогом еще не было. Надо попробовать.
Кличка Студент ему очень подходит. Даже не потому, что он еще учится. Местный, вырос в достатке, но лопает так же, как иногородние студенты, которые маются по общежитиям. Я знал, к кому ехать. Он бы и после двух порций плова не выдал себя и умял пирожки. Хорошо, организм молодой, да и партнерши по сексу ему помогают держать себя в форме. А то с таким аппетитом через пару лет можно заваливать мотоцикл одним пузом.
– О, с вареньем нашел! – Он протягивает мне пирожок. – Ты пробовал?
– Да.
На этой радостной ноте, что не надо делиться, Егор принимается за находку. Я же смотрю на пока пустынную трассу. Вечер начинает садиться на город, а только сгустится, клочок дороги заиграет огнями.
– Наших дождешься?
– Виделись, – отвечаю, качнув головой.
Двух часов, что я укатывал по трассе Егора, хватило, чтобы ощутить легкий привкус голода. Сове отписался, что занят, чтобы не торопилась с ужином. Ну и занялся делом – вернул сводному брату долг.
Сидит теперь, едва дышит на байке, а рожа довольная. Усталость, урок или пирожки его так вдохновляют – не разберешь. Но я и не пытаюсь лезть к нему в душу. С моей бы кто разобрался.
Еще несколько дней назад все было понятно и просто. А теперь какая-то чехарда.
Одна женщина ждет от меня ребенка. Вторая живет в моем доме. И если Наталья знает о том, что у меня есть личная жизнь – здесь я сразу сказал, – то Марина о Наталье понятия не имеет. Да и глупо как-то рассказывать. Про донора, бывшую. Хотя когда-то придется сказать.
Вроде бы просто, логично все. У меня будет ребенок, понятно, что я хочу и участвую в его жизни. И в жизни женщины, которая поможет ему появиться на свет.
А если посмотреть совсем откровенно, то стоит признать, что я не просто уделяю время Наталье. Мне нравится проводить его с ней. Слушать, смотреть на нее, ощущать тепло от улыбки в душе. Если бы тогда все сложилось иначе, думаю, у нас вполне могло получиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Но ей нужен только ребенок. Она специально выбрала донора, чтобы вычеркнуть из своей жизни мужчину. А у меня есть женщина, которая заставила задуматься о том, что двоим в этой жизни гораздо лучше, чем одному. Которая каждый день убеждает меня в том, что я не ошибся, рискнув. И которая меня сейчас ждет.