Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

У меня в голове не укладывалась эта информация. Продать одного ребёнка, чтобы облагодетельствовать другого? Обречь дочь на позор и невыносимое существование, чтобы сын здравствовал и был всеми уважаем?

Нет, такой шовинизм мне не по нраву. Знаю я такой тип родителей, в аконийском королевстве они тоже есть. Сын им важнее дочери. А вот пусть узнают, что дочь тоже чего-то стоит в их дремучей жизни.

Я пошарила в кармане и отыскала купюру с портретом нашего короля.

– Скажи, – обратилась я к девочке, – сколько монет нужно твоему брату, чтобы учиться в Синтане?

– Родители говорят, что четыреста монет. Семьдесят они уже собрали, а остальные получат…

– Вот, держи, – вложила я купюру в её ладонь. – Уверена, если обменять эти деньги в Синтане, получится даже больше, чем четыреста монет. Отдай эту купюру брату и скажи, что ни к какой дом хризантем ты не отправишься.

– Нет, старшая сестрица, – засмущалась девочка, – я не могу взять твои деньги. Я не заслужила.

– Заслужила. Мне очень понравилось, как ты танцевала. Надеюсь, будешь танцевать и дальше. А может, сама отправишься чему-нибудь учиться. Только не в весёлый квартал.

Девочка ушла, а я почувствовала, как внутри разливается тепло и нега – это моральное удовлетворение, его ни с чем не спутать.

Моё хорошее настроение не испортил даже Леонар, что беззастенчиво флиртовал с дочерью хозяев дома. Вчерашняя школьница и сама застенчивостью не отличалась – открытое платье, броский макияж, слишком заискивающее поведение рядом с молодым мужчиной. "Белых лилий" на неё нет.

Я попыталась не подавать вида, что меня хоть как-то задела переменчивость Леонара. Пускай делает, что хочет. Отказала одна, так пусть ищет другую – по такому же принципу он живёт? Никаких трудностей в жизни, никакой борьбы, только инстинкт всегда плыть по течению. Ну, и пускай плывёт. А мне нужно вернуться на пароход, закрыться в каюте и хорошенько выспаться.

Так я и поступила. Лодочницы ждали на берегу и беспрекословно переправили меня на борт. В крохотной каюте я долго ворочалась на жёсткой койке, невольно возвращаясь мыслями к юной танцовщице.

А ведь там, на вечеринке, я не её пожалела, а себя. Смотрела на девочку и вспоминала своё отрочество. Почти один в один, только мои родители не бедные крестьяне, а обедневшие аристократы, но живут по схожим лекалам. Это Лориану они дали самое лучшее образование, на мне же сэкономили. Не продали в бордель, конечно, но кое в чём я свою маму лет в пятнадцать заподозрила.

Она всегда восторгалась прославленными предками нашего рода, особенно Наталиной Бланмартель, что триста лет назад стала фавориткой короля. Вернее, фавориткой она стала не сразу. Сначала мать Наталины продала её одному графу в качестве любовницы, тот развлекся с ней пару лет, потом проиграл в карты некоему виконту. Так она и ходила по рукам похотливых аристократов, а в перерывах между постельными утехами изучала литературу из библиотек своих любовников, пока в один прекрасный день не оказалась в опочивальне короля. Король был так очарован Наталиной, что немедля сделал её своей фавориткой. Современники запомнили её как незаурядную возлюбленную короля, которая никогда не плела интриг, зато очаровала двор своей просвещённостью и незлобивостью. При ней в королевстве царил мир и благодать. О её отношениях с королём слагали легенды, но все сходились в одном – Наталина Бланмартель благотворно влияла на аконийского монарха и его свиту, смягчила нравы двора и влюбила в себя простых людей, избавив королевство от бунтов и войн. Вот такой женщиной восхищалась моя мать.

А вот я с матерью не ладила с детства, и после очередной порции восторженных дифирамбов Наталине всерьёз задумалась, а не прочит ли мне мама судьбу королевской фаворитки? Мне было пятнадцать, и я всерьёз задумалась, а не сбежать ли мне из дома, лишь бы мама не продала меня какому-нибудь графу. Я даже рассказала о своих опасениях Лориану, а он посмеялся, обнял меня и пообещал, что никому меня не отдаст и встанет горой, если в наш дом заявится какой-нибудь сластолюбивый старец с библиотекой по социологии и государственному управлению.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В общем, мои страхи так и не претворились в жизнь, но слушая бесстрастные слова юной танцовщицы, я будто прочувствовала их заново. Я ведь не ей помогала, а самой себе. Даже имени девочки не узнала, потому что не в ней дело. Дело во мне, в моём детстве, в моей семье. Как жаль, что я сама не могу просто предложить кому-нибудь денег, чтобы помириться с родителями, избавиться от проблем с титулом маркизы, найти душевное равновесие и свою любовь. Как жаль, что деньги не помогут мне решить все проблемы в жизни. Так пусть они помогут сарпальской девочке – с ними она точно не познает разочарование и горечь безысходности.

Глава 9

Утром пришлось снова вернуться в город, чтобы при свете дня посетить железнодорожную станцию, побывать на телеграфном пункте и электростанции.

Активной стройки в Шангути я не заметила. Оказалось, всё, что здесь можно было возвести, закончили возводить ещё в прошлом году, и теперь город служит перевалочным пунктом, куда из Синтана по реке на баржах подвозят новые строительные материалы. Железную дорогу Мантанг-Шангути теперь строят с обоих концов и планируют соединить полотна через пару лет, а затем построить железнодорожный мост через Палай и проложить дорогу дальше на восток Чахучана.

С телеграфным пунктом всё оказалось так же предсказуемо. Воздушная линия из Шангути проложена в Синтан, радиосигнал из Синтана принимают на Камфуни, в океане Надежды постоянно барражируют аконийские суда, поэтому с их помощью телеграмму из Шангути можно передать в Фонтелис, что нам и продемонстрировал оператор телетайпа.

Электростанция тоже не поразила воображение. Небольшое зданьице, гора угля рядом и провода, что протянулись к аконийской части города. Сарпальский квартал электрификация будто и не задела вовсе. Только вдоль одной из улиц я заметила электролинию, и то многоярусные дома на этой улице явно не принадлежали беднякам и лавочникам.

За день я успела сменить пару кассет с чёрно-белой плёнкой, пока снимала трудовые будни телеграфистов, обходчиков, сарпальских чернорабочих, что грузят уголь в тачки и везут его к котлу.

До чего же скучный репортаж получается. Такие же кадры я могла спокойно сделать в какой-нибудь глухой деревушке на севере аконийского королевства. Отправься мы в первоначальную поездку по железной дороге из Синтана в Мантанг, колорита было бы больше. Не понимаю, зачем нужно было так резко менять планы и отказываться от поездки в столицу сатрапии?

Во второй половине дня мы вернулись на пароход, чтобы плыть дальше на юг, посмотреть, как живут не затронутые модернизацией чахучанские поселения.

– Это губернатор распорядился показать нам забытые всеми богами деревушки? – с подозрением поинтересовался Леонар. – Если честно это совсем не то, что нам нужно для репортажа.

– Нужно, очень нужно, – уверял его Рин Реншу, – Вы посмотрите, как плохо живёт Чахучан без аконийской техники, потом напишете, как хорошо живёт Шангути и как прекрасна жизнь в Синтане. Всё должно познаваться в сравнении.

Леонар не стал спорить, просто сделал вид, что ему уже всё равно куда ехать и о чём писать. Меня же не покидали тревожные мысли. Зачем нам плыть так далеко? Ни один нормальный правитель не станет показывать иностранной прессе промахи во внутренней политике в виде прозябающих в нищете деревень. Это же совершенно нелогично, это портит реноме не только губернатора восточных земель, но и сатрапа Чахучана.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Так ничего и не поняв, мы вернулись на теплоход, но не успела я закрыться в свое каюте, как Рин Реншу позвал меня обратно на палубу.

– Какой-то юноша подплыл к теплоходу на лодке и требует женщину со светлыми волосами. Он точно хочет видеть вас, госпожа Эмеран, других светловолосых женщин на борту нет.

Я была заинтригована. Что за юноша, откуда он меня знает, чего от меня хочет?