Игра на своем поле - Говард Немеров

– А не нужно, чтобы узнали. Разумеется, я куда с большим удовольствием вывел бы всю эту компанию на чистую воду, но я не могу. Зато если мы сделаем так, как я вам предлагаю, никакие имена не будут названы. Вы мне только устройте свидание с теми, кто это затеял. Остальное я беру на себя. Если они где-нибудь поблизости, мы можем встретиться сейчас, если нет, то попозже.

– Ну, сейчас-то наверняка невозможно! – горячо возразил Гардиньери. – Эти люди не бегут ко мне по первому зову! Я даже толком не знаю, кто они, просто слышал о них краем уха.

– Но вы попытаетесь выяснить?

– Придется позвонить кое-куда, профессор. Для этого нужно время. И уж раз на то пошло, то здесь вам нельзя встречаться. Только в другом месте.

– Это на ваше усмотрение, – ответил Чарльз. – И благодарю вас. А теперь не выпьете ли с нами? Простите, что я сразу не предложил, но мне хотелось прежде договориться о деле.

– Нет, сейчас мне некогда, – ответил Гардиньери, вставая, и с легким поклоном в сторону Лили добавил: – Рад был с вами познакомиться, мисс.

– Когда дозвонитесь, приходите, выпьем коньячку, – сказал Чарльз.

– Там видно будет… – И Гардиньери с весьма озабоченным видом удалился.

– Ну, теперь вы все знаете, – сказал Чарльз? обращаясь к Лили, которая вопреки его ожиданиям совсем не была потрясена услышанным.

– Милый Чарльз, вы ужасный формалист! – сказала она со смехом. – Давайте лучше выпьем еще.

– Я рад, что вам смешно, – ворчливо сказал он, но подозвал официанта и велел принести еще виски.

– Ей-богу, смешно. Ходите вокруг да около, делаете туманные намеки. Чего бы проще: взять да сказать!

Чарльз решил, что действительно настало время говорить напрямик.

– Мне казалось, что некрасиво плохо отзываться о людях, – начал он, – особенно о вашем приятеле, с которым мы как бы соперники. Я бы хотел жениться на вас.

Брови Лили поползли вверх, рот удивленно округлился, но Чарльз почувствовал, что все это деланное.

– Очень благородно с вашей стороны, но вы так усиленно старались разоблачить Рея, что могли бы сразу посвятить меня в свои намерения. – Тут подоспела новая выпивка, и Лили подняла свою рюмку: – За успех ваших планов, Чарльз! – Значит, вы понимаете, что он не из-за вас провалился и затеял эту дурацкую историю?

– В том-то и дело, что из-за меня, дорогой, из-за меня. Я ведь тоже это знала – только не утром, нет-нет. Когда мы с вами разговаривали, я думала, что говорю вам правду. А под вечер, побывав у вас и исповедавшись, Рей почувствовал себя лучше и решил повторить свою исповедь. Он сбежал с тренировки – ведь сегодня вся команда на стадионе и игрок может отлучиться только на церемонию у костра, – примчался на минуту в клуб, затащил меня в нишу у окна – я там чуть не задохнулась от жары – и рассказал все. О вас говорил прямо-таки с восхищением. Но все, что он сделал или собирается делать, было ради меня, и он явился мне это сказать. Он хотел, чтоб мы оба бросили колледж и на будущей неделе обвенчались – на эти две тысячи. Попросил у меня прощения за свое малодушие и справился, помешают ли мне новые обстоятельства выйти за него замуж.

– Ну и ну, это же черт знает что такое! – сказал Чарльз, чувствуя себя и обиженным и одураченным. – Он хочет в любом случае остаться в выигрыше!

– Разве за это можно осуждать? – удивилась Лили. – Я, наоборот, была тронута. До сих пор никто не пытался стать из-за меня преступником, а Рей, хоть и не довел дела до конца…

– Так вы решили выйти за него замуж?

– Это еще как сказать! – Она пожала плечами. – Я же не знала, Чарльз, что вы так все осложните… Видите это? – Она слегка отогнула платье у ворота. – Я опять взяла у него значок. Мой бедный, трогательный, подкупленный герой опять считает меня своей прекрасной дамой. Я дала ему слово, что буду носить эту штуковину по крайней мере до окончания матча.

– По секрету? – Чарльз натянуто улыбнулся.

– Да. Ну, вот я вам тоже выдала тайну в обмен на вашу, хотя у вас, собственно, тайны не было. Я взяла значок по секрету, потому что вся эта братва из студенческого общества как раз того и добивалась, а я не хочу, чтобы они считали, будто это они меня заставили.

– А что будет после матча?

– Ну, что вы так помрачнели, Чарльз? Давайте лучше выпьем!

– А не пора ли приступить к еде?

– Сначала еще по рюмке, ладно?

– Как вам угодно.

– А после матча у нас будет серьезный разговор о нашем, так сказать, будущем. Я ему обещала. Хотя я даже не представляю себе, что это может быть за будущее! И все же я должна была пообещать и взять значок, потому что он, видимо, любит меня, а в нашем мире любовь не так часто встречается, чтобы можно было этим пренебрегать.

– Ну, а как же быть человеку без предрассудков? – Эти слова как-то сами вылетели у Чарльза.

– Ах, вам эта характеристика, конечно, больше подходит, чем бедному Реймонду. – Она улыбнулась. – Неужели вы приняли мои слова за намек во время нашего утреннего разговора? Я этого не имела в виду. Впрочем, отчасти да – вы мне давно, с первого взгляда, понравились. Но почему вы решили, что хотите на мне жениться?

– Я много думал о вас сегодня, – сказал Чарльз с мучительным сознанием что, как это ни глупо, сейчас важно быть честным. – И признаюсь, что решил я это не из таких уж романтических побуждений. Я понял, что вы мне подходи те как человек. А когда я увидел вас снова, я влюбился в вас – в машине, по дороге сюда. Не знаю, как это бывает, но вот бывает…

– Конечно, бывает! – сказала Лили очень серьезно.

– Надеюсь, я вас не ставлю в неловкое положение? Ведь мы с вами далеко не ровесники.

– Наоборот, мне очень приятно и даже лестно ваше внимание, – успокоила его Лили. – Но об одном вы все-таки забыли…

– А именно?

– Спросить, питаю ли я к вам ответное чувство.

– После того, что вы мне сказали я уже не вправе спрашивать.

– Дорогой профессор, ваша честность просто убивает; рядом с вами мы все кажемся порочными.

– А на самом деле нет?

Подумав, она ответила:

– Мне кажется, нет.

Чарльз настоял на том, чтобы заказать обед, и после этого продолжил разговор.

– Я должен вам сказать кое-что, даже с риском, что эти слова прозвучат клеветой на моего соперника. Но мне надо услышать ваше мнение. Я по-прежнему в ужасе от того, что Блент сделал или собирался сделать. Мне всегда казалось, что я неплохо знаю жизнь и разбираюсь в людях, но его поступок для меня непостижим. То есть теоретически я это, пожалуй, могу понять. Если мне скажут, что в нашем мире вообще практикуются взятки, я поверю – да, видимо, это так. Но когда мальчишка Блент берет взятку – тут уже другое дело. Правда, я особенно не задумывался над его характером, но, заметьте, совершенно его не зная, а только наблюдая со стороны, я считал, что он лучше и выше всей этой братии великих футболистов. И вот пожалуйста, такой глупый и гадкий поступок, который не искупается одним раскаянием! Впрочем, дальше уже моя забота, раз я ему поверил и знаю, как действовать. Но я хочу услышать ваше мнение, Лили. Положа руку на сердце, что вы думаете сейчас о Бленте?

– Это лобовая атака, – сказала она, посмотрев на него без улыбки. – Меня Рей тронул и позабавил, вот и все. Мне хотелось смеяться над его серьезной физиономией, но именно его серьезная физиономия меня и остановила. А если бы я позволила себе рассмеяться, то поцеловала бы его: ведь он поступил так ради меня! Но я не сделала ни того, ни другого, а просто сидела как каменная.

– Так. Стало быть, вас это не потрясло?

– Рей за свою жизнь не видел таких денег, и я даже не знаю, что более трогательно: его благородный жест или его наивная уверенность, что нам хватит двух тысяч. – Она храбро поглядела на Чарльза. – Я бы наверняка вышла за него замуж, если бы он довел дело до конца, но не могла же я в этом признаться, когда он пошел на попятный!

– Вы стараетесь меня поразить, – сказал Чарльз. – Но неужели вам чужды нормы порядочности?

– Вы просили, и я честно вам призналась. А что касается норм порядочности, то в этом я разбираюсь не хуже вас, мой дорогой и уважаемый учитель. Причем не забудьте, у меня преимущество: я постоянно имею возможность наблюдать, как фабрикуются эти нормы применительно к нужному случаю. Сказать по правде, мне смешно, когда люди начинают охать, обнаружив, что драгоценный футбол – обыкновенная липа. Я-то знаю, что и флаги, и оркестры, и юноши с волевыми подбородками, и почтенные зрители на трибунах, и подвыпившие папаши, со слезами на глазах вспоминающие далекую и сильно приукрашенную молодость, и бесконечная болтовня о мужестве и воспитании характера – это же самое что ни на есть торжество надувательства! Так пусть хоть раз все увидят, на чем это держится. Пожалуйста, не смотрите на меня такими удивленными, страдальческими глазами! Я подозреваю, что вы со мной согласны.