Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1 - Игорь Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Прошу вас, зайдите в мой кабинет через двадцать минут. С наилучшими пожеланиями, Д.А.Э.Л.Т.К., Грандмейстер и проч.»
<center> *** </center>
Кабинет директора располагался в самом верху центральной башни Университета. Когда я подошел к каменной двери, из нее вышел профессор Беркли – в длинном, легком, несмотря на лето, плаще-балахоне, с зонтиком подмышкой, чуть сгорбленный, с внимательными глазками, породистым носом и зачесанными назад густыми седыми волосами. Беркли радостно улыбнулся мне, прищурившись, и протянул руку. Я пожал ее, вошел в лифт, и кабина мгновенно отнесла меня ввысь, тяжелые деревянные двери растворились передо мной быстрее, чем я успел постучаться. Моему взору открылся просторный круглый зал, противоположная от меня сторона которого оканчивалась балконом. Сам кабинет удивлял – казалось, здесь жила сама древность. Я успел заметить целые стеллажи фолиантов, сундуки, лестницу, уходящую наверх, очевидно, в личные покои директора, различные устройства с непонятным назначением, вроде вращающихся моделей Солнечной Системы, периодически менявшей цвета, зеркала в круглой искусной оправе, ровным счетом ничего не отражавшего, деревянного солдатика с большими зубами в широко открытом рте, или песочных часов, на вид совсем обыкновенных, но при этом притягивавших внимание самым странным образом. Центром композиции был огромный дубовый стол, перед которым стояло кресло, очевидно, такое же, как и то, что находилось в Главном Зале, когда директор выступал перед Университетом – настоящий деревянный трон, украшенный резьбой и магическими рунами. К креслу был прислонен посох Грандмейстера. Почти два метра в длину, рукоять изогнута подобно молнии, испещрена рунами, конец загнут спиралью и увенчан огромным, сверкающим сапфиром.
– Длань Громовержца, так он называется, – раздался тихий раскатистый голос откуда-то сбоку. Директор сидел в углу, на одном из высоких сундуков, и возился с трубкой. Шляпа лежала подле него, на тумбочке.
Одну ногу Великий Маг упер в тумбочку, и жестом подозвал меня к себе. Подле шляпы лежала резная деревянная шкатулка.
– Смотри, – старик поднялся и открыл шкатулку. Один отдел, побольше остальных, пустовал – должно быть, там была трубка. Другие представляли собой десятка два квадратных ячеек, в которых находится порошок всех возможных цветов – от угольно черного до канареечно-желтого.
– Мое изобретение, – похвастался старый волшебник, – все виды настроений в одной шкатулочке. Хочешь посмеяться, погрустить, расслабиться, собрать в кучу мозги, поплакать, прикоснуться к высшему или как следует выпустить пар? Одна щепотка нужного цвета, и ты уже поймал эмоцию! – с этими словами старик взял щепоть темно-синего порошка и заправил трубку – очень длинную, резную, с малахитовой серединой и позолоченным концом. Потом взял из шкатулки тонкую палочку, коснулся ей края трубки. Вспышка – и синевато-пурпурный дым облачком расплылся вокруг Грандмейстера наподобие жабо.
– Никогда не разжигай благородный табак магией, юный друг. Для этого есть специальная палочка, иначе это непозволительная вульгарность… Синий порошок – настраивает на медленные неторопливые размышления.
Директор надул щеки, вдохнул, и выпустил из трубки несколько дымных колец, потом, сосредоточенно помотав головой, выпустил дымового дракончика, пролетевшего сквозь все кольца.
Я улыбнулся, еще раз взглянув на растянувшегося в кресле старого волшебника с длинной трубкой, и поймал себя на мысли, что это словно фрагмент какого-то мира, который был давным-давно, словно этот кабинет и этот человек – чудом уцелевшая часть действительно волшебной страны, иной, более… невероятной, сказочной и при этом подлинной, где есть нечто… нечто, чего не найти в нашем.
– Ты не куришь? – спросил Грандмейстер.
– Нет, месье…
– Отчего же? – улыбнулся старик, посмотрев на меня снизу вверх.
– Говорят, вредная привычка.
– Верно. Она вызывает привыкание. Присядь, – Великий Маг махнул рукой, и стул метнулся из другого конца комнаты ко мне. Я сел.
– Да… курение вызывает привыкание, как и все, что дает нам радость. Но вредным вещи делает не то, что мы к ним привыкаем. Ведь лучшее, что есть на свете, вызывает самое сильное привыкание… Такое, которое нельзя бросить. А если можно, то – преступно. Пожалуй, да, «преступно» будет наиболее уместным определением.
– Это…
– Любовь, – просто ответил Грандмейстер, – лучшее, что есть у нас, и быть может, единственное, благодаря чему в Войну погибли не все мы.
Не привязанность делает привычку дурной, а то, что она нас убивает.
– А любовь не убивает? – спросил я.
– Убивает, мой друг. Убивает, и все же без этой убийственности не было бы в нас такого неукротимого желания жить.
Пару минут мы молчали – я сидел и наблюдал за дымовыми фигурами, которые создавал директор – были там и корабли, и замки, и какие-то люди, и что-то еще – я так и не понял, что это было, а спросить как-то не решился.
Я вновь перевел взгляд на посох Грандмейстера, и тот, не поворачивая головы, сказал:
– Хочешь подержать?
– А разве… разве можно…
– Держать чужие артефакты? Ну, если хозяин не против. Но будь осторожен, друг мой. В артефакты волшебник вкладывает частицу своей силы, своей души. Каждый артефакт – носитель характера своего создателя.
– Но ведь души… – начал я было автоматически.
– Нет? Я не знаю, мой мальчик. Я живу давно, очень давно, я видел такое, о чем и рассказать странно, я постиг такие секреты магии, о которых слышали единицы в этом мире… И все же я не могу дать ответа на этот простой вопрос. Есть ли у человека душа, или в нас есть лишь сознание и энергия? Иногда я склонялся к одному ответу, иногда к другому… Но должен признать, что только один из этих ответов придавал мне надежду в час отчаяния.
– Но что хуже надежды, которая может оказаться обманом?
– О, много что, мой мальчик. Пустота, пустота и холод. Те, кто видел их, кого обжигало ее касание, меняются навсегда.
– Значит, артефакты…
– Конечно! Возьми посох, он не укусит. Правда… может слегка искрить, – старик улыбнулся с веселой насмешкой, и страх лизнул холодным языком где-то в животе.
Я протянул руки, коснулся холодного дерева, и…
…Волна невероятной силы захлестнула меня. Казалось, я держу в руке целый водопад, и ослабь я руку хоть на мгновение, он вырвется и затопит весь город. Такой мощи, такой энергии я не чувствовал никогда. Она захлестнула с головой, наполняя каждую клеточку, распирая меня изнутри. Управлять им было бы не легче, чем фехтовать стволом дерева. Я никогда, даже в минуты самых изнурительных тренировок, не чувствовал такой силы, переполнявшей меня – кажется, не посох был у меня в руке, а я – в руке посоха, в руке великана, поднявшего меня к самым тучам и бросившего в морскую пучину, в самое сердце бури. Я ощущал, что мог бы повергнуть целую армию этой силой, но при этом сам захлебывался в ней, и мое тело пронзали тысячи молний – поднимающих ввысь, наполняющих мощью и мучающих все тело – казалось, еще несколько секунд, и я просто взорвусь, взорвусь в вихре чистой силы и смеха – дышалось мне так легко, словно я оказался у самого моря – легкие заполнялись до такой глубины, что я чувствовал, как взлетаю…
– Пожалуй, хватит, – услышал я смеющийся голос, и сильная рука, мягко перехватив рукоятку посоха, отняла его от меня. Я с трудом оторвал руки – они мелко тряслись. Как это ни удивительно, я стоял, хоть и покачиваясь, словно меня поставили на место только что, словно вежливый смерч покружил меня над городом, как щепку, и мягко, заботливо опустил ровно на то же место, откуда поднял.
Великий маг держал посох с такой непринужденностью и легкостью, словно в руке его была травинка.
Он жестом пригласил меня к балкону, прислонив посох обратно к креслу. По пути директор прихватил флейту – тоже длинную и искусно выделанную, с зеленоватым отливом.
Старый волшебник задудел что было сил, и ужасающий визг резанул уши. Грандмейстер поспешно отнял флейту от губ.
– А это подарок одной… одной Великой волшебницы и одной из самых давних моих подруг. Она говорит, что звук этой флейты способен растворить самое черное отчаяние, но… пока он способен разве что огорчить самого непритязательного любителя музыки, – по крайней мере, в моих руках, – вздохнул Великий маг.
– А что это за игрушка? – спросил я его, кивнув на солдатика.
– Это? – мне показалось, что Грандмейстер вздохнул, – это тоже подарок. Подарок старого друга. Сувенир. Он колет орехи и выдает разные нехитрые шутки, когда делает это.
Старик отложил флейту, и мы шагнули на балкон – перед нами открылся вид с самой высокой башни Университета.
Меня всегда потрясали эти места, но этот ракурс был чем-то невероятным. Кажется, Время исчезло, лишилось силы – передо мной было голубое небо, зеленые поля, пурпур заката, окрасивший розовым, сказочным светом чудесные поля и мраморную дорогу, ведущую к Университету, двор перед входом, где стоял самый невероятный фонтан – Фонтан Четырех Стихий. Любой, кто его видел впервые, долгое время не мог отвести взгляда. Ввысь били струя чистейшей воды, танцующий столб пламени, вихрь, посверкивающий молниями и клубящийся песок, сливаясь в центре в сверкающую белую сферу, отливающую попеременно всеми цветами радуги.