Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1 - Игорь Соловьев

Что касается Лорэйн, она тоже любила Новый Год, хотя в последние годы относилась к празднику с какой-то ноткой безучастности. Она была всего на два года старше Альбины, но почему-то воспринималась значительно старше. Она была однокурсницей Влада, и, что печально, тот за ней ухаживал, впрочем, недолго и безуспешно. А вот ее папа – вдруг потерял голову, влюбился в собственную студентку, ухаживал за ней, дарил подарки, рассказывал истории, возил на курорты… И вот, состоялась свадьба. Коллеги и студенты шутили, смеялись – папа годился новой супруге в дедушки, и, конечно, многие пророчили неблагоприятный конец этому браку, а некоторые – откровенно потешались. Тем не менее, Альбина понимала папу – трудно жить одному, мамы давно нет… Он любил Лорэйн, и Альбина – вслед за ним, тем более что та была вполне мила и приветлива с ней, хотя по душам они никогда не разговаривали. О матери Альбина вспоминала очень часто – ее не хватало ужасно, было больно думать о том, что даже сейчас, в век медицины и безопасности, близкого человека может забрать нелепая случайность, несчастный случай. Она жила дальше, конечно, но порой чувствовала что-то вроде вины – она живет, иногда – смеется, веселится, а мама уже никогда не узнает этой радости, и тогда Альбина одергивала сама себя. Напоминала, что жить дальше надо, но все равно не могла до конца избавиться от ощущения нечестности, неправильности. И очень скучала – хотя бы по человеку, с которым можно посекретничать. Отец всегда примет и встанет на твою сторону – но не расскажешь же ему про сокровенное, про сердечное? Вот, и еще один новый год наступил, и снова без близкого человека. Может, тогда-то все и пошло не так и с Владом? Кто знает…

…И все же, теперь Альбину что-то серьезно тревожило. И самое неприятное было, что она никак не могла понять, что же именно.

Альбина наконец не выдержала – слишком невыносимо было оставаться в доме, словно отрезанной от всех, от всего мира. Она подошла к отцу, сидевшему в кресле напротив камина, обняла, поцеловала в пахнущую одеколоном щеку: – Папочка, я погуляю немного? Дела уже почти все сделаны. – Иди, доченька, конечно иди, – ответил он и поцеловал ее руку, взяв трепетно, как маленькую птичку.

– У тебя настроение не очень, да? Я могу остаться с тобой, если хочешь… – Нет, милая, тебе нужно пообщаться с друзьями. Я подойду к новогоднему балу, вместе со всеми, а пока – почитаю. Доктор Солтри написал новую статью о педагогике – он проводил исследование по коррекции психологических проблем у подростков, переживших неприятие, абьюз, объективацию и навязывание ценностей. Хочу успеть дочитать до начала мероприятия. Альбина поцеловала отца и надела зимнее пальто и шапку.

Вечер встретил ее невероятной, кружащей голову снежной свежестью, гулким смехом и звоном голосов, треском фейерверков. Она вдохнула воздух полной грудью, зажмурилась, почувствовала нежные холодные уколы снежинок, падающих на лицо – и стало легче, словно разом с плеч сполз тяжелый груз.

Она шла к хороводу, и хотелось пританцовывать, так заразительно двигалась толпа – вернее, даже нельзя было назвать это скопление народа толпой – это была, как в какой-то момент казалось, почти живая сущность; множество людей, не ощущающих себя отделенными друг от друга. Хоровод то сковывался в единую цепь под звуки веселой, громкой и пронизывающей музыки, то распадался на стихийно сцепляющиеся парочки танцующих – чтобы еще через период вновь соединиться. До Нового Года оставалось четыре часа, а до начала торжественного обеда и бала в Университете – всего час. Кажется, во двор в этот раз вышли все, словно всех и каждого переполняло ощущение чего-то необычного, что должно будет произойти в новом году. Неожиданно, ее словно что-то остановило, будто она налетела на невидимую стену. Стало как-то неловко и неуместно, она вдруг вспомнила, что вряд ли кто-то пригласит ее на танец. Ей иногда казалось, что другие ребята ее сторонятся. Не прогоняют, не говорят ничего плохого – но Альбина видела, понимала, что с ней никто не бывает откровенен до конца, как друг с другом, что она, например, хотя и вполне своя в компании ребят, будущих коллег по Ордену, но все же у них есть свой, если угодно, «внутренний круг», и она в него не входит. Замолкают порой разговоры, стоит ей войти, резко меняют тему – нечасто, но все равно от этого больно и хочется плакать.

Что ж, если даже не удастся насладиться праздником сполна, всегда можно просто посмотреть, посмеяться со всеми заодно, потанцевать в общем кругу. Хоть что-то, в конце концов.

Хоровод, тем временем, уже затихал – все больше студентов уходили в Университет, в общежития, чтобы подготовиться к балу, те, кто жил дома, спешили к порталу – чтобы успеть переодеться и вернуться к началу.

Альбина застыла на месте, смотря на новогоднюю ель – все же, откуда пошла эта странная традиция, кто ее придумал, как связана ель и условная дата отсчета лет в календаре? Впрочем, нельзя отрицать, что все это вместе – и ель, и Дед, и мандарины, и хрустящий снег – было неповторимо, волшебно и непередаваемо. Этим днем, этим вечером хотелось дышать, хотя в душе смутная грусть твердила, что этот год надо встретить особенно радостно, потому что дальше… а что будет дальше? Дальше, твердило предчувствие, все может свернуть куда-то… не туда.

Ей вдруг стало холодно, и Альбина решила вернуться домой – надо еще привести себя в порядок, надеть платье, повертеться перед зеркалом – хоть раз в году!

Отца она застала ровно в том же положении, в каком он был, когда она уходила – погруженного в чтение.

Выбор у нее был не самый обширный – отец никогда не отказывал ей в покупках, но выходило так, что чаще предлагал он, чем хотела она. А Альбине ужасно не хотелось быть похожей на кого-то вроде Эммы или Мари – этих модниц и любительниц открытых платьев, у которых едва ли не по платью на каждый день года. Научились у наставницы, о чем тут думать. Глория Ли была настоящей ведьмой, и, что по-видимому было синонимом, настоящей стервой – и этому искусству у нее учились самые популярные и красивые девушки потока. Впрочем, был и один парень, Тоби Ле Руз – тонкий красавчик с модельной прической цветными прядями, в кожаных, облипающих штанах и с кокетливыми манерами. Впрочем, он был ужасно популярен у девочек, а юные ведьмочки, говорят, сходили по нему с ума.

Так или иначе, к Альбине это никак не относилось.

Она довольно быстро закончила приготовления, одев простое, не слишком открытое белое платье, мамино колье, сверкающие сережки. Еще десять минут нехитрой магии – и какая-никакая прическа есть.

Папу она дождалась в прихожей, и они вместе (он взял ее под руку) отправились ко входу. Лорэйн была уже давно внутри – помогала в организации торжества.

Они вошли буквально за три минуты до начала. Все было уже на своих местах – Гранд-Холл был заставлен столами, полными закусок, салатов и вин, студенты перешептывались, возбужденно гудели, но все же держали себя в руках и не притрагивались к еде. Преподаватели сидели за отдельным столом, лицом к студентам – папа отправился к ним. Свободное место, словно в насмешку, оказалось между Кляуницем и Ли, а следующим после Ли сидел Кей – словом, недружественное окружение.

В центре, за самым высоким, резным креслом восседал Грандмейстер – уже сменивший (или заколдовавший?) мантию на красную шубу с белой оторочкой, перепоясанную толстенным ремнем, красные же штаны, такую же красную шапку с белым помпоном – и, кажется, он еще и подложил себе в живот подушку-другую. Сидел он с лицом до крайности серьезным и торжественным. Вокруг директорского кресла располагались кресла деканов, каждое – соответствующего цвета.

Стелла Макдермот, декан Террума, факультета Альбины, дама столь же немногословная, сколь и монументальная, с красивым, резко очерченным лицом и убранными в пучок волосами, была одета в длинную зеленую мантию, на голове красовалась прическа-башня с множеством спиц. Джузеппе Спирелли, декан Игниса, был бесшабашным весельчаком, как и подобает выпускнику и наставнику огненного факультета. Несколько лет назад у него был юбилей – ровно сто лет со дня рождения, но выглядел он, кудрявый, с небольшим животиком и сам невысокого роста, но крайне подвижный и стремительный – лет на тридцать пять от силы. Что ж, каждому школьнику известно, что волшебник выглядит на тот возраст, которому психически соответствует – до тех пор, пока его силы не начинают истощаться с возрастом – у кого после ста, а у кого и после пятисот лет, и не начинает стареть уже окончательно и бесповоротно.

Джонатан Мун, называемый студентами не иначе как Сухарь Мун, был известным брюзгой и педантом, при этом умудрялся лавировать между группировками директора и его заместительницы, Марты Тордониос, которую за глаза называли (папа не велел повторять прозвища, но про себя-то можно) Бычихой – что ж, характер ее соответствовал прозвищу.