Антишулер - Сергей Самаров

Вместе они забрались в автобус.

— Вот этот молодой человек — рядовой Высоцкий — по твою, Алексей Васильевич, душу… — сказал генштабист.

— По мою? — Алексей Васильевич остановился в проходе между сиденьями и поднял брови. Посмотрел на лист фанеры, на колоду, лежащую в стороне, и все понял. — Рад познакомиться. Полковник Сапрыкин.

И протянул мне руку. В отличие от двух других полковников, не побрезговал солдатским плебсом, за руку поздоровался. Вообще он сразу показался мне довольно симпатичным.

— Рядовой контрактной службы Высоцкий, — ответил я, хотя генштабист уже представлял меня.

Автобус тронулся.

— А что, молодой человек прилично играет в карты? — слегка покачиваясь при движении по неровной городской дороге, поинтересовался Сапрыкин, одновременно устраивая на сиденье сумку, а сверху, чтобы был всегда под рукой, автомат. Не «калаш». Магазин двухрядный. С большим запасом патронов. Такой же, как у одного из боевиков Алимхана.

Генштабист тоже смотрел на оружие.

— «Абакан» или «АК-12»? — спросил.

— «Абакан».

— С испытаний?

— Хуже, — ответил Сапрыкин. — Мы его только испытывать начали, а у чеченцев уже есть такой же. В бою захватили. Вот везу на проверку. Попробуем по номеру путь проследить…

— Я такой видел… — сказал я.

Сапрыкин удивленно обернулся.

— Где?

— У Алимхана Муртазаева.

— Сколько там таких автоматов?

— Я только один видел.

— А как ты к Алимхану попал?

— В плену был.

— А, это из той группы, — понимающе кивнул полковник. — Ладно. В Моздок приедем, запишу твои показания. А сейчас — займемся делом?

Он сел сбоку, как раз на последнее удобное место. В это время, как по команде, проснулись солдаты и сержант. Но пока еще не решились подсесть ближе, чтобы посмотреть за игрой и полюбоваться тем, как солдат «обувает» старших офицеров. В конечном результате парни, наверное, не сомневались, поскольку уже были свидетелями подобного.

— Мы вот тут в дороге слегка «похрапели»… — внутривойсковик, как и генштабист, еще не сообразил, что уже солидно проиграл. Они помнили совсем недавний момент манящего и ощущаемого пальцами выигрыша, который на самом деле давно окупился проигрышем.

Но «храп» тем и затягивает, что если игра идет не на запись, а на наличные, то не сразу ощущаешь, сколько ты выиграл, а сколько проиграл. Деньги постоянно переходят из рук в руки, и считать их не успеваешь, если не обладаешь необходимой подготовкой. У меня такая подготовка была, и я мог бы сказать полковникам, что генштабист «подсел» на четыреста баксов, а внутривойсковик на двести восемьдесят.

Даже учитывая их звания, я не думаю, что эти деньги мало для них значили.

— Предлагаете мне подключиться? — улыбнулся Алексей Васильевич. — С удовольствием. Правда, у меня денег с собой не слишком много, но имею полное право рискнуть тем, что имею.

Он вел себя почти скромно.

— Нас вот рядовой сегодня подкормить решил… — внутривойсковик был собой доволен. Дурак, посчитай деньги! Если ты взял один тройной банк, то уже несколько проиграл.

— А уж ты-то в накладе не останешься.

Они нового игрока явно уважали.

— А чем наш товарищ рядовой контрактной службы так прославился, что его персонально представляют? — поинтересовался Сапрыкин и достал из внутреннего кармана бушлата новую колоду. Уже по тому, как он распечатывал ее, я понял, что передо мной определенного уровня спец. Профессиональные движения крупье не спутаешь с неуклюжими потугами двух других полковников. И пальцы у него подходящие. — Только лишь тем, что имеет наличность?

По последней фразе мне показалось, оба товарища были ему не слишком приятны. И вообще Сапрыкин подумал, что здесь идет откровенное «обувание» денежного солдата. Это полковнику, кажется, не слишком понравилось. Я заметил. И он захотел прояснить ситуацию, чтобы не принимать участие в сомнительном, с его точки зрения, мероприятии.

— Он твоего знаменитого Касьянова оставил с пустыми карманами.

— Касьянова? — Брови полковника стремительно взлетели на самый лоб. И сразу же упали почти на глаза. Он довольно часто играл бровями, выражая свое отношение к сказанному. — Касьянов очень хороший игрок. И к тому же он мой ученик. Лучший ученик. Мне это обидно, и я, скажу честно, пылаю жаждой мести…

Он посмотрел на меня уже с нескрываемым интересом.

— А перед этим, — добавил генштабист, — выиграл в карты жизнь и свободу для себя и вот для этих ребятишек. С бандитами в их логове играл. Из плена Алимхана Муртазаева их вывел. Даже автомат выиграл…

— Любопытно…

А я уже не смотрел в лицо полковника. Брови у него, конечно, весьма показательные, но гораздо интереснее наблюдать за пальцами. Не знаю, отчего произошло такое, но я почувствовал угрозу в их спокойном и уверенном движении.

— Вы, товарищ полковник, назвались учителем капитана Касьянова…

— Да.

— Извините за вопрос. Вы учили его играть в карты?

— Да.

— Тогда я попрошу вас играть так же, как играл со мной Касьянов и как я сам играю сейчас, — я показал руки.

Полковник замер. С одной стороны, мое предложение засучить рукава можно было принять за оскорбление. Не только самого полковника, но и капитана, потому что я откровенно намекнул, что Касьянов не просто хорошо играет, а шулерничает. С другой стороны, я показал, что сам я игрок достаточно серьезный и требую к себе уважения. Сразу поставил точки над «i», чтобы дополнительных вопросов не возникало.

— Для вас это важно? — поинтересовался полковник довольно холодно, но в тоне я уловил и другое. Он проверял вопросом мой профессиональный уровень игрока. Тонко проверял.

— Нет. Это важно для товарищей полковников.

— Они мне верят…

Вопрос оказался исчерпанным. Сапрыкин понял, что мне не надо, как другим, заглядывать человеку в рукав, чтобы заметить нечестную игру. Игра из рукава — это примитив. Конечно, особый вид профессионализма, но не самого высокого уровня. А мне это не нужно. Не нужно, потому что я знаю не только все шулерские приемы, но и наличные карты в колоде, и порядок, в котором карты выходят из колоды, и запоминаю порядок, в котором они туда ложатся. Он подобрался даже внешне. Стал строже и собраннее.

Если бы я сейчас собирался шулерничать, то должен был бы действовать наоборот. Я обязан был бы настоять на засученных рукавах. Чтобы Сапрыкин принял меня за недоучку и дилетанта или просто за игрока среднего мастерства. Но я настроился на честную умную игру. Только потому, что новый полковник мне понравился внешне. И это, мне показалось, вызвало встречное уважительное отношение. Мы друг друга поняли.

Началось противостояние.

Впрочем, противостоянием это назвать было трудно. Алексей Васильевич знал и умел почти все то же самое, что знал и умел я. Для начала он разделил колоду на две части, прошелестел уголками и вдвинул одну половину в другую. Потом дважды повторил этот маневр. Генштабисту с внутривойсковиком интересно было наблюдать за таким способом тасовки, и они не видели разницы между ним и привычным перебиранием карт в ладони. Но дело в том, что в нераспечатанной колоде карты всегда лежат в определенном порядке. Надо только уметь разделить колоду строго пополам. Сапрыкин это умел, как и я. После первого маневра карты обрели иной порядок, после второго маневра возвратились в исходное состояние, после третьего снова заняли вторую позицию. И мы знали расположение карт. Затем колода разложилась на три части — это вместо сдвига — и последовала игра по принципу наперсточников.

Со стороны и при быстроте движений все выглядело нормально. На самом деле расположение карт опять не изменилось.

Нормально, товарищ полковник. Так держать! Мы могли бы противостоять друг другу. Но только в том случае, если бы не было с противоположной стороны генштабиста и внутривойсковика. Игра пошла по кругу. Стремительная игра. Прежние мои противники чуть высокомерно улыбались. Они все еще ничего не понимали, но начали проявлять беспокойство, потому что физически почувствовали, как уменьшался их запас долларов. По очереди то я, то Сапрыкин давали им чуть-чуть подержать в руках птицу счастья. Наивные полковничьи души по-детски ликовали. Но «зеленые» перышки птицы опадали довольно быстро и оседали в наших карманах. Генштабист и внутривойсковик усердно проигрывали. При этом оба «чувствовали», что вот-вот, что еще несколько минут — и удача повернется к ним лицом.

— Там впереди голосуют, — сказал водитель. — Наши… Раненый… И женщина-офицер…

Ближе к водителю сидел полковник-внутривойсковик. Он с кряхтением приподнялся, чтобы выглянуть сквозь грязное ветровое стекло поверх передних сидений.

— Посади… — махнул рукой и повернулся к фанерному столу, изображающему зеленое сукно.