Двое из будущего - Казакевич Максим
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ко мне обернулись. Рабочие, увидев мою персону, поснимали картузы, ощерились радостными улыбками. Кто-то поздоровался и протянул для рукопожатия крепкую ладонь. Я протиснулся сквозь толпу, встал рядом с Поповым:
- Извини, Сергей Сергеич, опоздал.
- Ничего, Василий Иванович. Я взял на себя смелость начать без вас.
- Ну и молодец. Все успел рассказать?
- В общем-то, да, кроме того, что вы еще желаете открыть исследовательский и опытный отделы. А здорово вы с яслями для детей придумали.
- Это, Сергей Сергеич, не моя придумка, - сознался я. - Есть и другие, более умные люди. Все уже придумано за нас. Ну, ты, в общем, продолжай собрание, а я пока в кабинете уединюсь с журналистом. Порасспрашивать меня он о чем-то хочет.
- Хорошо, Василий Иванович, - охотно согласился Попов и продолжил собрание, а я, махнув рукой стоявшему в сторонке незаметному человеку, прошел в свой кабинет.
Я, собственно, и опоздал на собрание только потому, что ожидал корреспондента одной из известных газет. Он, по приглашению Михи, прибыл из Москвы в столицу на поезде. Я любезно встретил его на вокзале, а затем отвез и устроил в гостиницу. Ему очень понравилась моя обходительность, льстило учтивое внимание к своей персоне. Мне же он, как человек, абсолютно не понравился - был слишком уж напыщен и горделив. И мой гость легкомысленно считал что, раз уж я нуждаюсь в его услугах, то он может позволить себе в отношении меня менторский тон. Я пока терпел его, оказывал ему всяческие любезности, но, больше суток я его, похоже, не смогу выдержать. Хватило бы терпения.
И вот, корреспондент в неброской одежде, поднялся в мой кабинет, цепко осмотрелся и безапелляционно заявил:
- М-да, бедненько у вас тут, дорогой Василий Иванович. Я, если честно, ожидал большего.
Я присел на стул, жестом пригласив гостя последовать моему примеру.
- И что же вы ожидали здесь увидеть?
- Если честно, то английскую мебель, фарфор в серванте и портрет Императора. И телефонную связь. У вас же все довольно скромненько, редко такое увидишь у успешных деловых людей.
Я улыбнулся.
- Английская мебель и фарфор в серванте стоят больших денег, уважаемый Владимир Георгиевич..., - т-фу, тошнит меня от лживой любезности к этому типу. - Эти деньги я лучше вложу в развитие своего производства и в своих рабочих. Толку будет больше. А телефон скоро будет.
- А я слышал, что вы и ваш компаньон купили себе по особняку и вложили в их ремонт огромные средства. Я считаю, что лучше бы вы эти деньги вложили в производство, м-да. Вот тогда бы было бы больше проку, - и журналюга ядовито осклабился.
Я на мгновение прикрыл глаза, загоняя внутрь готовое вырваться раздражение, и глубоко вздохнул. Заставил себя улыбнутся:
- Но ведь мне надо где-то жить, не правда ли? И лучше всего живется и работается в нормальном помещении, где ты сам себе хозяин и где не надо каждый день ждать прихода домовладельца с проверкой и с требованием к оплате. И вы ошибаетесь, называя эти дома особняками. Это обычные дома, в очень посредственном состоянии и в весьма неблагополучном районе Санкт-Петербурга.
- Я слышал, что там идут какие-то ремонты. По слухам очень дорогостоящие.
Всё, мы полезли в дебри, заговорили не о том. Мы известной газете заказали рекламную статью о нашем предприятии, где будет подробно описано все изменения в нашей работе. Мы жаждали увидеть статью о введенном восьмичасовом рабочем дне, об увеличенной часовой ставке, о введенным мероприятиях по технике безопасности, об организованном детском саду. Мы хотели видеть на страницах газеты определенное содержание, выставляющее наше предприятие в выгодном для нас свете, и только за это мы согласны были заплатить. Так что, все эти разговоры о наших особняках были лишними. И я, с фальшивой улыбкой на лице, напомнил корреспонденту о цели его визита.
- Владимир Георгиевич..., - произнес я медленно, глядя прямо в глаза журналисту. - Давайте с вами договоримся враз и навсегда. Мы заказали у вашей газеты рекламную статью определенного содержания и позитивного тона, и вы должны ее написать. Посмотреть наше производство, поговорить с рабочими и написать. Можно сделать несколько фотоснимков общего плана и портретных снимков учредителей. Перед тем как отправить статью и снимки в печать я обязан у вас проверить написанное и, если статья меня устраивает, утвердить,. Или потребовать доработать текст, если написанное мне не понравиться. Так?! Поэтому, уважаемый Владимир Георгиевич, давайте вы не будете задавать мне лишних и ненужных вопросов, а просто займетесь тем, за что вам заплатили. Договорились?
Журналиста моя отчитка нисколько не смутила. Привык, похоже, к разным обхождениям к своей персоне. Он лишь пожал плечами и, с непонятной мне хитрецой в серых глазах, ухмыльнулся и невозмутимо достал из внутреннего кармана пальто небольшой блокнот с карандашом.
- Что ж, Василий Иванович, я вас понял. Тогда давайте поговорим о том, зачем вы вводите сорокачасовую рабочую неделю....
С журналистом мы разговаривали не менее часа. Он обо всем меня обстоятельно расспросил, подробно зафиксировав в блокноте, а потом, сбегав за ворота проходной и притащив с собой помощника с громоздким фотоаппаратом, зафиксировал мой образ на негативной пластине, закоптив маленький кабинет дымом от магниевой вспышки. Затем было сделано еще пара общих фотографий цеха с оборудованием и людьми и на этом мы расстались. Журналист пообещал меня посетить после написания хвалебной статьи.
Проводив журналиста за ворота и посадив его в местную "маршрутку", я заметил невдалеке от себя Вальку Пузеева, который отчаянно жестикулировал какому-то белобрысому долговязому пареньку, призывая его приблизиться.
- Сафрон! Иди сюда, быстро..., - закричал он во всю глотку. - Быстро говорю, быстро беги сюда.
Паренек лет одиннадцати, услыхал Валентина и, соскочив с высокой жердины ограждения, примчался на зов.
- Чего бать? - спросил пацан, прищуриваясь, заглядывая Пузееву в глаза.
- Вот что, Сафрон, беги-ка ты домой и скажи мамке, чтобы бросала все свои дела и бежала сюда. Понял?
- Понял бать, а зачем?
- Ты скажи ей, что можно на "русский" устроится. Пусть быстро бежит, как может. Ленку пусть соседке отдаст. Все понял?
- Да, бать.
- Тогда беги, - и подарив сыну напутственный добрый шлепок по спине, отправил его в путь.
Валентин выдохнул. Посмотрел вслед убегающему босоногому сыну, улыбнулся. Потом достал папиросу из мазутного кармана, размял ее грубыми пальцами и от спички прикурил, блаженно затянувшись дымом.
- Что, Валентин, - подойдя сзади, спросил я, - супругу свою желаешь устроить?
Пузеев обернулся. Улыбнулся мне счастливо, протянул руку для приветствия.
- Да, Василий Иванович, - признался он, торопливо гася папиросу об спичечный коробок - знал, что я не люблю когда при мне смолят. - Хочу, вот, и Зинаиду сюда свою устроить. Вы же пообещали ясли?
- Ну да, было дело, - улыбнулся я ему. - Будут ясли, обещаю.
- Ну, тогда хорошо. Пусть уж тогда и она работает. Копейка в доме лишней не будет. Фасовать кнопки со скрепками много ума не надо - любая баба справится.
Я покивал согласно головой.
- Сколько твоему лет? - спросил я, кивнув, вслед убегающему парнишке.
- Девять вчера исполнилось. Младшей два года, - ответил он со счастливым блеском в глазах. - Ленка - проказница. Моя Зинаида давно хотела на работу устроиться, только вот детей некуда было пристроить. А сейчас самое время.
- Старший-то у тебя в школу ходит?
- А то! Конечно! Дерут как сидорову козу - хулиганит, весь в меня. В гимназию бы его отдать, так нельзя. Там бы ему умишко поставили - не стал бы как я в грязи жить. А там и мелкая подрастет, тоже бы ее в гимназию, - он мечтательно и счастливо улыбнулся. - В люди их хочу вывести.... Сафрон пусть будет юристом, он пацан толковый, языком трещать умеет. Пацанву местную вокруг себя всегда собирает.
- А младшая?
- А что младшая, пусть подрастет пока. А там видно будет.
- Ну, что ж, Валентин, желаю успехов, - я хлопнул его по ладони. - А мне пора, пока, - и развернувшись, я пошел в сторону. Но не успел далеко отойти. Валентин окликнул меня.
-Василий Иванович!
Я обернулся. Пузеев неловко мял картуз, переминался с ноги на ногу.
- Чего Валентин?
- А вы... это... правда, хотите исследовательский... как его... открыть?
- НИОКР?
Валентин кивнул.
- Да, НИОКР. Это правда?
- Ну, раз, Сергей Сергеич это озвучил, значит правда, - прищурившись ответил я. - А что?
Он выдохнул, беспощадно сжав в жилистой ладони головной убор.
- А можно меня туда?
Я удивленно вскинул брови. Не ожидал я от него такой тяги к новому. Я смотрел на него, а он, мялся, нерешительно топтался и был сам на себя не похож.