Иерархия - Эдуард Край

Элита России будет жестко контролировать свой народ, т. к. она мотивирована, в том числе и страхом расплаты за свое предательство. Если они ожидают для себя максимально возможных дивидендов при минимальных усилиях, и в этом видят логику либеральной эмансипации и прогресса, то реально осуществить это можно только при условии, что другим, – и таких должно быть больше, – предстоит совершать максимально возможные усилия, довольствуясь при этом минимальными – мизерными – результатами.

А народ превращен, тем же духом эгоизма, в разобщенное стадо. Для их утешения предназначен брендинг – замещающая семиотика потребления информации (гламурных журналов) вместо самих предметов. Гламур был призван спрятать грубую антиэстетичность социального неравенства эстетикой формы. Это касалось не только вещей – предметов потребления, но и отношений. Собственно, все эти теории единого потребительского общества, единого среднего класса и т. п. были дизайнерскими, по существу, призывами спрятать убожество или омерзительность реального содержания.

«Ад – это другие», – говорил Сартр. Ответственная власть способна замочить Сартра в метафизическом сортире, выдвинув русский лозунг суверенного экзистенциализма: «Рай – это другие!». Страна обретет здравый смысл жизни, стоит нам осознать: всякий человек нуждается в чувствах добрых существовании олигархического капитализма, квазинезависимых субъектов Федерации, а также самодостаточных государственных учреждений, как правило, надзорного или силового типа. Именно в рамках этой триады и созрели наиболее значимые социальные группы, предпочитавшие устанавливать с центральной властью договорные отношения. Общей чертой этих сообществ были эффективное внутреннее самовоспроизводство и методика конвертации, полученной в результате неформальных договоренностей с государством, власти в деньги.

Возвращаясь к реалиям сегодняшнего дня, можно сказать, что олигархический элемент преторианских отношений устранен, а так называемый «субъектный» взят в «активную разработку». Что же касается «учрежденческой» компоненты, то здесь первым на очереди стоит именно Министерство внутренних дел. На то имеются причины более чем злободневные. И дело даже не в том, что милицейская среда воспроизводит преступные группы, использующие властные и силовые полномочия для извлечения материальной выгоды. Это, так сказать, дело второе, повод для мобилизации общественного мнения. Важно другое – организация, мутировавшая в сторону преторианского сообщества, способна в любой момент заключить договор с представителями конкурирующей элиты, претендующей на власть в стране.

Капитализм больше не занимается производством, он занимается готовой продукцией, ее сбытом или маркетингом. Теперь он распыляется, а завод уступает место корпорации. Семья, школа, армия, завод более не являются похожими друг на друга, но тем не менее различными пространствами изоляции, которые сходятся к единому собственнику, к Государству или к частной власти. Они становятся шифрованными фигурами, деформируемыми и трансформируемыми, одной и той же корпорации, у которой есть только управляющие. Даже искусство покинуло замкнутые пространства, чтобы войти в открытую циркуляцию банков. Завоевание рынков происходит теперь через захват контроля, а не через создание дисциплинарных пространств, через фиксацию обменных ставок, а не понижение стоимости товаров, через видоизменение продукции, а не специализацию производства. Коррупция повсюду возрастает с новой силой. Маркетинг становится центром или «душой» корпорации. Нас учат, что у корпораций есть душа, и это является самой страшной мировой новостью. Маркетинг отныне является инструментом социального контроля, именно он формирует бесстыдную расу наших хозяев. Контроль осуществляется через краткосрочные операции и молниеносные прибыли, но вместе с тем он непрерывен и безграничен. Дисциплинарные общества были, напротив, нацелены на долгосрочные проекты, действовавшие периодически. Человек отныне не человек-заключенный, но человек-должник. Справедливо, что капитализм удерживал в крайней нищете три четверти человечества, слишком бедного, чтобы стать должниками, и слишком многочисленного, чтобы находиться в заключении. Поэтому обществу контроля придется столкнуться не только с размыванием границ, но и с социальными взрывами в трущобах и гетто.

Нет нужды обращаться к научной фантастике, чтобы представить механизм контроля, который позволял бы получить сведения о положении каждого элемента в открытом пространстве в любое мгновение, животного в заповеднике или человека в корпорации (с помощью, например, электронного ошейника). Феликс Гваттари представлял город, где каждый может покинуть свое жилище, свою улицу, свой округ с помощью электронной («диви-дуальной») карточки, которая открывает соответствующую дверь или проход. Но эта карта в какой-то определенный день или час может не действовать. Важен не сам барьер, а компьютер, который отслеживает положение каждого, легальное или нелегальное, и осуществляет глобальную модуляцию.

Социотехнические исследования механизмов контроля, рассматриваемых еще в период их зарождения, должны быть категоричными и обязаны описать то, что появляется вместо дисциплинарных моделей изоляции, о кризисе которых сегодня говорит весь мир. Возможно, старые средства, заимствованные у древних обществ суверенитета, вернутся на сцену, хотя и с определенными изменениями. Важнее всего то, что мы стоим на пороге чего-то нового. В режиме тюрем, возможно, будет попытка найти «замену» для наказаний по меньшей мере за незначительные преступления в виде использования «электронных ошейников», обязывающих осужденного находиться в определенные часы в определенном месте. В режиме школ будут введены формы постоянного контроля, непрерывное образование в школе, отказ от любых исследований в Университете, введение «корпорации» на всех уровнях обучения. В режиме больниц: новая медицина «без врачей и больных», которая оставляет потенциального больного наедине с самим собой и которая нисколько не свидетельствует о движении в сторону индивидуальности, как об этом говорят, но заменяет индивидуальное тело на цифровой шифр, подлежащим контролю. В режиме корпораций: новые операции с деньгами, товарами и людьми, которые не проходят больше через старую форму-завод. Это достаточно незначительные примеры, но и они позволяют лучше понять, что собственно имеется в виду, когда говорят о кризисе институтов. Речь идет о постепенном и фрагментарном становлении нового режима господства. Один из самых серьезных вопросов касается непригодности профсоюзов: так как вся их история неразрывно связана с борьбой в условиях дисциплинарного общества и в рамках пространств изоляции, смогут ли они приспособиться к новым обстоятельствам и выработать новые формы сопротивления обществам контроля? Сможем ли мы в ближайшем будущем уловить хотя бы самые приблизительные контуры грядущих проектов, способных омрачить радость маркетинга? Многие молодые люди сегодня требуют «основательности», они сами настаивают на стажировках и непрерывном образовании. Им еще предстоит узнать, кому они будут служить, подобно тому как их предки – не без труда – узнали о подлинной цели дисциплинарных обществ.

Сейчас, когда мир становится многополярным и непредсказуемым, пришло время вернуться к средневековым формам социальной организации, как к более устойчивым и управляемым. Возрождение религиозных противоречий между христианством и исламом, между богатыми и бедными – вот наша задача. Занятые борьбой за существование, гои успокоятся, и перенесут свое внимание с нас на субъектов мирового политического и экономического процесса.

Здесь мы рассматриваем субъектов мирового экономического процесса. Формами, предшествующими транс-национальным корпорациям (ТНК) вполне можно считать Ганзейский Союз и Ост-Индские компании. Деятельность этих организаций в определенной степени соответствовала требованиям, предъявляемым к ТНК. Так, они вели торговлю на длительные расстояния. Они осуществляли крупномасштабные операции, организацию производства и торговли в крупных объемах. Они способствовали стабилизации и дестабилизации режимов. Их финансовая деятельность в конечном итоге способствовала активному вмешательству в экономический процесс. Поэтому наш анализ мы и начнем с тех организаций, которые в определенной степени послужили предшественницами и прототипами ТНК. Если же быть более точными, то можно вспомнить и об организации Великого шелкового пути, которая наряду с чисто торговыми операциями была связана и с мировым разделением труда, и с передачей технологии производства от одного общества к другому, и с налаживанием коммуникативных связей.

Итак, приступим к исследованию некоторых форм мировой организации. В период раннего средневековья торговля еще не имела серьезного экономического значения. Натуральный характер феодальной экономики предопределял сравнительно небольшую роль внутренней торговли, когда значительная часть необходимых продуктов производилась и потреблялась внутри поместья. Постепенно развивается межрегиональная торговля. Но она сталкивается с целым рядом ограничений: плохое качество дорог, грабежи. Тяжким бременем были и существовавшие тогда в некоторых регионах береговое и сухопутное право. В силу первого береговой владелец присваивал себе все выбрасываемое на берег морем или спасенное во время кораблекрушения. Это право распространялось не только на вещи, как, например, на корабль, его груз или снасти, но и на весь экипаж и пассажиров. В силу сухопутного права землевладелец присваивал себе все по принципу «что с воза упало, то пропало».