Человек из Высокого Замка - Филип Дик

Но почему?

Подобно слепым кротам, мы на ощупь роемся в земле, весь мир осязая носом». Он чувствовал почти то же самое. И теперь не знал, куда направиться. Хотелось завыть от безысходности. Обратиться в бегство.

Господина Тагоми оставалось только пожалеть.

«Они смеются надо мной, — думал он, идя к своему автомобилю, мимо шоферов, разглядывающих его. — А папку-ТО я забыл. Оставил ее в большом зале… Глаза всех обращены к нему…» Подозвал шофера, дверца распахнулась. Он почти вполз внутрь. «Сказать, чтобы ехал в клинику? Нет, надо вернуться в бюро».

— В «Ниппон Таймс», — произнес он. — Прошу помедленнее. — И он уставился в окно: автомобили, магазины, современные высотные здания. Занятые каждый своим делом мужчины и женщины вокруг.

Прибыв в бюро, он поручил Рэмси связаться с Миссией Неметаллических Ископаемых, и попросил передать их представителю на совещании в посольстве перезвонить по возвращении.

Звонок раздался около двенадцати.

— Вы, наверное, уже заметили, что мне стало нехорошо на совещании, — сказал Тагоми. — Это, несомненно, бросилось в глаза, особенно мой поспешный уход.

— Я ничего не заметил, — ответил коллега из Миссии Неметаллических Ископаемых. — Но мне не удалось увидеться с вами после, и я подумал, что могло бы с вами случиться.

— О, вы весьма тактичны, — торопливо заметил господин Тагоми.

— Вовсе нет. Я абсолютно уверен: всех настолько захватило сообщение представителя министерства, что ни на что другое оби просто не обратили внимания. Что же касается развития событий после вашего ухода… Вы до конца дослушали список вероятных претендентов на пост?

— Мне кажется, я выслушал все, включая информацию о докторе Зейсс-Инкварте.

— Потом докладчик охарактеризовал тамошнюю экономическую ситуацию. Наше правительство считает: германские Планы обращения в рабство населения Европы и Северной Азии плюс уничтожение всех интеллектуалов — представителей местной буржуазии, патриотически настроенной молодежи и прочее, — все это с экономической точки зрения обернулось катастрофой. Немцев спасают только их потрясающие достижения в области технологии и промышленности. Так сказать, «вундерваффе»[15].

— О да, — согласился господин Тагоми. Сидя за бюро, он одной рукой придерживал телефонную трубку, а другой наливал в чашку горячий чай. — Это что-то вроде «Фау-1», «Фау-2» или реактивных истребителей военной поры.

— Это эквилибристика, — сказал собеседник. — Все еще как-то держится на использовании атомной энергии и на пропагандистском шоу ракетных путешествий на Марс и Венеру. Докладчик подчеркнул, что, несмотря на ошеломляющее воздействие на воображение, их экономическая ценность равна нулю.

— Однако они такие зрелищные, — заметил Тагоми.

— Прогнозы докладчика малоутешительны. Он полагает, нацистские власти не желают взглянуть реальности в лицо и все более склоняются к ярким авантюрам за счет безопасности и общего равновесия в экономике. Сначала — цикл маниакального энтузиазма, затем — страх, и, наконец, — непродуманные партийные решения… но, в любом случае, как он подчеркивал, это выносит наверх несерьезных и безответственных политиканов.

Господин Тагоми согласился.

— Держу пари, выберут как раз худшего, но уж никак не лучшего. Трезвые и взвешенные в этой борьбе проиграют.

— А кто, с точки зрения представителя министерства, этот наихудший?

— По мнению императорских властей, — Гейдрих, Зейсс-Инкварт и Геринг.

— А наилучший?

— Наверняка фон Ширах и Геббельс, но представитель в них не уверен.

— Это все?

— Еще он сообщил, что в настоящий момент мы должны сохранять верность императору и правительству более, чем когда-либо. Сегодня надлежит обращать наши взоры ко Дворцу с доверием и надеждой.

— И, конечно же, намять усопшего почтили минутой молчания?

— О да.

Господин Тагоми поблагодарил собеседника и положил трубку.

Некоторое время он сидел и пил чай. Голос барышни Эфрекяйн раздался по интеркому:

— Вы хотели отправить телеграмму рейхсконсулу, — она сделала паузу. — Вы продиктуете текст сейчас же?

«Ах да, конечно, же, — спохватился Тагоми, — я и забыл». А вслух сказал:

— Прошу вас зайти в кабинет.

Через минуту секретарша вошла.

— Вы чувствуете себя лучше? — с надеждой в голосе осведомилась она.

— О да. Витаминная инъекция мне помогла. — Он задумался. — Прошу вас, напомните мне фамилию рейхсконсула?

— Пожалуйста, Freiherr[16] Гуго Райс.

— Майн герр, — начал господин Тагоми. — До нас дошло поистине ошеломляющее известие о том, что ваш Вождь, герр Мартин Борман, скончался. Когда я пишу эти строки, слезы наворачиваются на глаза. Я вспоминаю решительные шаги герра Бормана по обеспечению защиты немецкого народа как от внешних врагов, так и внутренних, а также его потрясающе суровые действия, направленные против непокорных и предателей, пытавшихся подорвать мечты человечества, о Космосе, куда теперь смело вторглись белокурые и голубоглазые арийцы, после всех тысячелетий… — Он замолчал. Это предложение невозможно закончить. Барышня Эфрекяйн выключила магнитофон и ждала.

— Мы живем в удивительное время, — сообщил он.

— Это записывать? — она неуверенно включила магнитофон опять.

— Нет, я просто обратился к вам.

Он улыбнулся.

— Сотрите, пожалуйста, мой ответ.

Катушка завертелась, потом раздался его голос — слабый и металлический:

— «…решительные шаги герра Бормана по обеспечению защиты немецкого народа…» — он слушал этот комариный писк и думал: «Все это пустая болтовня…»

— Я придумал дальше, — сообщил он, когда катушка остановилась. — Полные решимости, жертвуя собственной жизнью, они устремлялись к звездам, дабы занять свое место в истории, — место, которого уже никому не отнять, как бы ни сложилась судьба.

— Все мы букашки, — сказал он барышне Эфрекяйн. — Слепо стремимся к чему-то либо ужасному, либо божественному. Вам так не кажется?

Он поклонился.

Барышня Эфрекяйн ответила легким поклоном.

— Прошу отправить это, — сказал господин Тагоми. — Проставьте подпись и все остальное. Если хотите, можете подправить фразу, чтобы она имела больше смысла. — Когда секретарша выходила из кабинета, он добавил:

— Или так, чтобы текст вообще стал бессмысленным. Как вам будет угодно.

Она удивленно оглянулась.

Тагоми решил уже заняться текущими делами, но из интеркома раздался голос Рэмси.

— Прошу прощения, звонит господин Бэйнс.

«Вот и хорошо, — подумал Тагоми, — можно будет приступить к переговорам».

— Прошу соединить, — сказал он и поднял трубку.

— Это господин Тагоми? — услышал он голос господина Бэйнса.

— Добрый вечер. В связи с известием о смерти канцлера Бормана я вынужден был рано утром покинуть бюро. Однако…

— Господин Ятабе связался с вами?

— Еще нет, — ответил Тагоми.

— Вы предупредили ваших работников о его визите? — в голосе господина Бэйнса проступало беспокойство.

— О да, — ответил Тагоми. — Его проведут ко мне как только он прибудет. — А про себя он отметил, что должен предупредить обо всем Рэмси, — поскольку не успел сделать этого раньше. Разве нельзя начать переговоры, не дожидаясь старика? Он почувствовал разочарование.

— С нетерпением ожидаю встречи. Вы продемонстрируете ваши новые литейные формы? Несмотря на всю сегодняшнюю суматоху…

— Произошли серьезные изменения, — сказал Бэйнс. — Придется дождаться господина Ятабе. Вы уверены, что он еще не прибыл? Пообещайте мне, что дадите знать сразу же по его прибытии. Очень прошу вас, господин Тагоми, соберитесь. — В голосе господина Бэйнса ощущалось волнение.

— Обещаю вам. — Теперь и его охватило чувство тревоги. Смерть Бормана — вот причина всех изменений.

— А пока, — поспешил он продолжить, — я бы с удовольствием пообедал в вашем обществе. Из-за всего случившегося мне до сих пор так и не удалось этого сделать. — Он продолжал импровизировать. — А за едой мы бы смогли обсудить ситуацию, особенно, что касается…

— Нет, — перебил его господин Бэйнс.

«Но почему же?» — подумал Тагоми.

— Извините, — сказал он, — я неважно себя сегодня чувствую. Случилась досадная неприятность. Надеюсь, что вы меня поймете…

— Црошу прощения, — вмешался господин Бэйнс. — Я позже вам перезвоню. — Раздался треск: он бросил трубку.

«Обиделся, — подумал Тагоми. — Он наверняка догадался, что я по оплошности не предупредил персонал о визите почтенного старца. Но это же мелочь». Он нажал кнопку интеркома и сказал:

— Господин Рэмси, зайдите ко мне.

«Нужно все немедленно исправить. Понятно, что речь идет о чем-то очень важном. Его потрясла смерть Бормана. В этой мелочи — свидетельство моей небрежности и глупости. — Он ощутил угрызения совести. — Плохой день. Следует спросить совета у Оракула, осведомиться, в чем смысл настоящего момента. Пока лишь несомненно одно: я слишком далек от тао».