Миссис де Уинтер - Сьюзен Хилл

Хочу, чтобы мы вернулись домой. Хочу, чтобы мы вернулись домой!

Я не спрашивала Максима о наших дальнейших планах, не смела. Я предполагала, что в конце концов мы вернемся в дом Беатрис и снова повидаемся с Джайлсом и Роджером. Знала, что нам придется возвращаться за границу, поскольку все наше имущество было заперто в комнате гостиницы на берегу озера. Но в моих мечтах, которым я иногда позволяла себе предаваться, мы ехали туда лишь на короткое время, чтобы упаковать вещи и отправить их домой, хотя я пока и не знала, где будет наш дом. Да это и не имело значения, рассуждала я, мы можем снять дом где угодно, пока не определимся точно, где хотим обосноваться. Значение имело лишь то, что нам следует вернуться.

Однако я боялась озвучить свою мечту, я лишь продолжала надеяться да возносить свои ставшие обычными тайные молитвы.

Мы провели три безмятежные, счастливые ночи в нашей гостинице, где единственным шумом было тихое журчание ручья, днем ходили на прогулки, чтобы осмотреть окрестности и понежиться в лучах осеннего солнца.

На четвертый день мы сели в машину и отправились дальше. Пятнадцать или двадцать миль мы петляли по узким, извилистым дорогам, ехали мимо низких живых изгородей, мимо полей, мимо растущих вдоль дороги деревьев; некоторые из них уже полностью обнажились, на других оставались последние листья. Мы одолевали подъемы и спускались вниз, ехали, не имея определенной цели; останавливались, чтобы купить хлеба и сыра в деревенских пабах, и, немного вздремнув, продолжали путь. Среди кустов живой изгороди проглядывали блестящие ягоды ежевики и темный-претемный терн, зерно давно убрали, вспаханная земля была коричневой, там и здесь стояли желтые стога сена, люди копали картошку и повсюду жгли костры.

Мы подъехали к развилке на дороге, обсаженной высокими могучими деревьями, но за ними, за их серыми стволами, виднелось освещенное солнцем поле и голубое небо.

Максим остановил машину.

- Где мы находимся?

- Я не знаю.

- Но ведь мы только что проехали дорожный знак.

- Прости, но я не обратила внимания.

Он улыбнулся. Он знает, подумала я, нет необходимости ему рассказывать. Он знает, о чем я мечтаю.

Дорога забирала круто вверх и сворачивала в сторону, исчезая из виду. Направо шла еще более узкая дорога, которая петляла между мшистых склонов.

- Сюда, - сказала я, не зная почему, поскольку никакого знака не было. Но я уверена, что это произошло не случайно, что меня что-то вело.

- Мы уже заблудились. Представь себе, что мы совсем потеряемся.

- Мы не заблудимся, во всяком случае - по-настоящему. До деревни, которую мы недавно проехали, каких-нибудь две-три мили, мы можем вернуться и легко найдем дорогу оттуда, там есть дорожные знаки.

- А вот здесь нет, - сказал Максим, снова заводя мотор.

- Какое это может иметь значение? - Мной внезапно овладела непонятная беспечность. - Давай поедем сюда.

И мы поехали.

Дорога нырнула вниз, стала совсем узкой и шла между высоких мшистых склонов, на которых серели стволы деревьев, затем круто пошла вверх. Деревья здесь были еще выше; наверное, летом они густые и темные и образуют крышу над дорогой.

Затем совсем неожиданно мы въехали на полукруглую поляну и остановились перед деревянным дорожным знаком, на котором надпись позеленела и краска облупилась. Я вышла из машины и направилась к нему. Подняла вверх голову. Стояла полная тишина, если не считать легкого, шелковистого шороха сухих листьев, когда на них падал с дерева орех или обломившаяся ветка. Максим некоторое время оставался в машине.

Думаю, что каким-то шестым чувством, с полной, не поддающейся объяснению определенностью я узнала о том будущем, которое меня ждет. Я ничего не видела, я лишь стояла перед дорожным знаком возле дороги.

Но я знала. Я ощущала уверенность, и меня охватило возбуждение. Это здесь, мы его нашли, сразу за поворотом, совсем близко. Знак указывал в сторону дорожки, которая была еле видна под густо засыпавшими ее листьями.

В сторону Коббетс-Брейка.

Я тихонько повторила название, тщательно выговаривая слоги.

Коббетс-Брейк.

Я знала.

Затем я поманила к себе Максима.

Мы прошли по ковру из листьев ярдов сто. Далее дорожка спускалась круто вниз, так что нам пришлось идти осторожно, поддерживая друг друга. В какой-то момент перед нами с ветки на ветку прыгнула белка, да еще шум наших шагов нарушал тишину. Я подумала: сколько еще нам спускаться и как мы потом будем карабкаться наверх к машине?

Я не поднимала глаз от земли, тщательно выбирая место, куда поставить ногу, и вдруг увидела, что дорожка кончилась и лучи вечернего солнца пронизывают редкие ветки деревьев и падают на землю.

Я подняла глаза.

Короткая заросшая тропинка вела к большим воротам с высокой изящной калиткой из кованого железа между двумя каменными колоннами. Мы приблизились к ним, можно сказать, затаив дыхание. И, остановившись, некоторое время пребывали в молчании, разглядывая сооружение.

Впереди, в ложбине, окруженной покрытыми травой склонами, возвышался изумительной красоты дом - с первого взгляда он показался мне даже более красивым, чем Мэндерли, поскольку не был столь ошеломляюще велик; это был дом, который затронул струны моей души. Я быстро закрыла глаза, снова открыла, как бы боясь, что дом исчезнет, что это лишь иллюзия, порожденная странным желанием, но он оставался на том же самом месте, освещенный солнцем, - дом-очарование, дом из волшебной сказки; он отнюдь не был похож на фантастический замок с башнями и башенками, это был дом-поместье елизаветинской эпохи с многочисленными трубами. Его окружали лужайки, клумбы с розами, беседки, фонтаны и декоративные бассейны, но все было страшно запущено и если не заросло совсем, то, можно предположить, только потому, что хозяин устал и понял, что дальше не в состоянии вести хозяйство без помощи со стороны. Дом стоял среди зелени, пряничного вида трубы и кирпичи стен были расцвечены в светло-желтые, розоватые, желтовато-коричневые и персиковые тона, и все это, сливаясь вместе, напоминало стены и крыши какого-нибудь итальянского городка в горах.

Не было никаких признаков жизни в доме, не лаяли собаки, не шел дым из труб. Коббетс-Брейк был пуст, но я почему-то не считала, что его бросили или разлюбили или что никто о нем не вспоминает.

Мы стояли, держась за руки, не смея дышать, подобно детям в заколдованном лесу, глядя на дом с восхищением и удивлением. За последнюю неделю нашего путешествия мы видели много величественных зданий, помпезных особняков, роскошных поместий - и я отводила взор и бежала от них. Они оставляли меня равнодушной, и протекающая в них жизнь была не для нас. Этот же дом был совсем иного рода.

Он не был маленьким, но в нем не чувствовалось претенциозности, он привлекал, манил, источал доброжелательность, в нем не было ничего, что могло насторожить или оттолкнуть. Несмотря на заброшенность, он словно излучал тепло и вселял надежду.

Я стояла, отдавшись мечтам, а дом словно окутал нас своими чарами. Я увидела Максима, идущего по дорожке, детей, карабкающихся по травянистым склонам туда, где паслись овцы, услышала их крики и увидела, что они машут мне, а я стою на коленях и пропалываю цветочную клумбу.

Увидела дымок, вьющийся из трубы, и вдали, возле старого забора, косматого коричневого пони.

Я могла бы стать здесь в полной мере счастливой, в этом у меня не было сомнений, поскольку я сделала бы этот дом своим, установила бы здесь с благословения Максима свой порядок. В этот момент я в полной мере осознала, что никогда не имела собственного дома, никогда в жизни, и Мэндерли никогда не был моим. Он на протяжении поколений принадлежал другим - Максиму, его семье, в некотором смысле даже, можно сказать, половине графства, слугам. Миссис Дэнверс. Ребекке. И никогда не принадлежал мне.

Но в тот момент я не жалела об этом, меня это не беспокоило, Мэндерли исчез в тот день для меня, он догорел, как догорает свеча. Моим .будет этот, думала я, разглядывая дом-красавец, видя, как меняется его освещенность и цвет по мере того, как угасает день. Этот дом будет моим, мы приедем сюда. Я это знаю. Овладевшая мной фантастическая идея была сильнее реальности, она настолько захватила меня, что я не чувствовала ни малейших сомнений, я знала, что нашла свой дом и в один прекрасный день все станет на место и разрешится. Я сказала:

- Я хочу войти в дом.

- Мы не можем. На калитке висит замок.

- Забор сломан - вон, посмотри. Там и вон там. - Нет.

Однако Максим не торопился уходить. Он стоял позади меня, его рука лежала на моем плече, и я знала, что он переживал те же самые чувства, что и я.

- Пойдем, - сказала я и осторожно двинулась вверх по склону вдоль забора, не отрывая глаз от дома.

Через несколько секунд Максим последовал за мной; обернувшись, я увидела, что он тоже не отводит от дома взгляда.