Грузовики «Вольво» - Эрленд Лу

Май Бритт задержалась в Карлстаде дольше, чем рассчитывала. Она собиралась провести там день: туда автобусом в десять тридцать, обратно пятичасовым, все как всегда. Но вышло так, что она заночевала в городе. Сначала она пообедала в вокзальном кафе блинами и гороховым супом, на десерт взяла маленькое пиво. Потом сходила на почту и получила пенсию. Потом пошла к Орвару за гашишем, но тот оказался не при товаре, запасы кончились и у всех известных ему торговцев, последняя надежда оставалась на одного парня, африканца, недавно перебравшегося в Карлстад, его никто еще толком не знал, но многие отрывались у него на nachspiel[18] несколькими ночами раньше и считали, что у него могло остаться немного дури. Жил он в паре километров от центра, туда и направилась небольшая колонна изголодавшихся по наркотикам граждан во главе с Орваром и Май Бритт (вооруженной лыжными палками), которая шла в приподнятом настроении, с ощущением, будто делает хорошее и правильное дело. Африканец спал, хотя был уже разгар дня. Орвар звонил и звонил, и наконец хозяин откликнулся в домофон, и как только он сумел понять, что намечается тусовка, он без всяких капризов впустил всю компанию в свою крошечную квартирку, достал собственные запасы гаша, инструментарий к нему и запустил процесс. Несколько часов спустя почти вся наркоманская общественность Карлстада собралась в квартирке африканца, атмосфера царила чудесная, как это часто бывает со стихийными, не распланированными заранее вечеринками. Музыка была во вкусе Май Бритт и грохотала точно как она любит. Одни приходили, другие уходили, кто-то готовил еду, на столе теснились афродизиаки, опьяняющие и дурманящие вещества всех видов и расфасовок, и посреди этого праздничного угара Май Бритт умудрилась втюриться в хозяина-африканца — Бембу, как он себя называл, — и протанцевать с ним весь вечер и ночь; и хотя он не был готов ответить Май Бритт взаимностью немедленно и безоглядно, но та чувствовала, что у них сложились теплые и близкие отношения, и поскольку она сумела выпытать у Бембу, что он на днях собирается на Хультфредский рок-фестиваль — послушать вживую «Svenska Aka-demin», оторваться и повеселиться, то Май Бритт решила не отставать от него и тоже поехать в Хультфред за тем же самым и чтобы побыть с Бембу.

Под утро Май Бритт почувствовала наконец такую легкость и бесшабашность, что закрылась в туалете с телефонной трубкой и начала в шутку названивать с угрозами директору «Volvo Trucks» и хозяину зоомагазина, который отказал ей в новых попугайчиках. Она поговорила раза по три-четыре с каждым из них, она обвиняла их и заявляла такое, что они теряли дар речи, свирепели и начинали вспоминать телефон полиции.

Народ начал постепенно засыпать, и в конечном счете бодрствующей осталась одна Май Бритт; тогда она совершила налет на маленький склад Бембу и позаимствовала у него приличное количество того, за чем ехала в Карлстад, а взамен оставила двести крон и записку, где просила его не сердиться и писала, что их любовь так крепка, что вынесет это небольшое коварство с ее стороны, и добавляла, что вообще-то гашиш, скорее всего, не принадлежит тому, в чьем кармане оказывается, потому что он (гашиш то есть) суть тоска опьянения по самому себе и душа его живет в стране, куда тебе нет входа, и т. д. и т. п. Подписавшись «твоя Май Бритт», она отправилась, помахивая лыжными палками, на станцию, где перекусила континентальным завтраком, запила его пивом (вместо десерта) и еще успела на автобус; правда, пришлось кричать отъезжавшему шоферу.

Другими словами, она в самом радужном настроении движется на встречу (возможно, уже на следующей странице) с Допплером, возвращающимся с пробежки по лесу. Влюбленность многое меняет. Мрачные мысли становятся менее мрачными, а иногда вообще исчезают. Май Бритт даже забыла об отнятых у нее попугайчиках. Все ее помыслы об одном только Бембу. «На что мне попугаи теперь, когда у меня есть Бембу», — думает она.

Да, но пока Май Бритт близка к состоянию счастья, бедному Бембу предстоит день более скучный и прозаичный, чем предыдущий. Проснувшись, он обнаруживает свою квартиру в горестном состоянии. Холодильник пуст, есть нечего. Сто пятьдесят дисков лежат в перепутанных коробках или вообще без таковых на полу среди луж пива и плевков травы, и Бембу принимается складывать самые замурзанные диски в посудомоечную машину, но его отвлекает звонок в дверь. Это полицейские, которые хотят знать: 1) звонил ли Бембу четыре раза за ночь директору концерна «Volvo Trucks» с угрозами и 2) зачем он это делал, а также постепенно расширяют они перечень вопросов: 3) почему на столе лежат двести граммов гашиша и к тому времени, когда Бембу выходит из полицейского участка, где он объяснил, что никогда не звонил в «Volvo Trucks», а гашиш ему нужен для личного употребления, и услышал в ответ, что дело будет разбираться в суде, так вот к этому времени день склоняется к вечеру, и Бембу заступает на сутки на дежурство в Центральной городской больнице — Бембу вообще-то дипломированный врач, постигавший тайны профессии в Карлстаде и Лондоне, но сегодня он выжат, утомлен и напуган, вследствие чего он, к несчастью, прописывает неправильное лекарство одной ни в чем не повинной женщине, тем самым вынуждая ее в дальнейшем обратиться с жалобой в медицинский надзор, который в свою очередь сообщает больнице о жалобе и о претензиях полиции к Бембу, из-за чего он лишается работы и квартиры, поскольку она служебная и принадлежит больнице, все это, естественно, происходит не в один день, но я (автор) решил забежать вперед, чтоб покончить с этим сюжетом и больше не мучиться, снова и снова возвращаясь к несчастному Бембу, но при этом знать, что вы сможете представить его душевное состояние, когда мы довольно скоро встретим его на рок-фестивале в Хультфреде. Когда сам пишешь книгу, можешь запросто позволить себе такие кульбиты вперед-назад во времени. Мои коллеги писатели делали это до меня и будут делать и после, ну а я проделал сейчас этот трюк прямо у вас на глазах.

Пыхтя и отдуваясь, Допплер выбегает из лесу и натыкается на широкую улыбку Май Бритт, присевшей на камень перевести дух и скрутить нехилый косячок. Допплер ловит себя на мысли, что немного завидует ей. Завидует ее умению жить, пренебрегая многими условностями, которыми Допплер тоже усердно пренебрегает, но для него обуздать свою природную образцовость — работа, он по кирпичику строит из себя пофигиста, прилежно, старательно, только о том и думая, а у Май Бритт все выходит играючи. Само собою. «Мне хотя бы к старости научиться отклоняться от общей линии так же просто и ненатужно», — успевает Допплер подумать прежде, чем Май Бритт, улыбаясь еще шире, окликает его: иди ко мне, дай я тебя хоть расцелую.

Обласканный, он устраивается на камне рядом с ней. Май Бритт раскуривает свою волшебную палочку, вот они уже по очереди затягиваются, и если поначалу Допплер опасался, что поцелуй — это так, приманка, и сейчас старуха начнет допытываться, почему он не вернулся к ней, как они договаривались, и дело кончится выяснением отношений, чем она ему не угодила и почему он ее бросил и прочее и прочее, то нет, ничего подобного — она сидит, тихо улыбается и ни о чем не вспоминает. В конце концов Допплер сам просит прощения, что ушел и пропал, но жизнь, говорит он, приняла новый оборот, теперь он живет у фон Борринга и принял скаутскую присягу.

Май Бритт принимает его слова спокойно. Она затягивается, снова улыбается и спрашивает, как они ладят с фон Боррингом. Я его сто лет не видела, говорит она. Как он поживает, хорошо?

— Вроде да, — говорит Допплер.

— А холодильник как, полон? — спрашивает Май Бритт.

— Какая-то еда есть, — отвечает Допплер.

— А что если мне к нему зайти, а? Мы могли бы приготовить вкусный обед. Я забыла в Карлстаде заскочить в магазин, а есть хочется. Я встретила мужчину.

— Ты — мужчину? — спрашивает Допплер.

— Да, — говорит Май Бритт. — Настоящего. Черного.

Они продолжают курить.

— Ты думаешь, у меня не возникнет проблем с тем, что я накурился этой твоей штуки? — спрашивает Допплер. — В смысле «однажды скаут — скаут навсегда»?

— Лично я не вижу здесь никакой проблемы, — отвечает Май Бритт.

Май Бритт поднимается к парадной двери фон Борринга и дергает шнурок звонка. Допплер, поразмыслив, останавливается на пару ступенек ниже. Всем своим видом он показывает, что это не его затея. Он так, сбоку припека. К тому же ему ни к чему, чтобы фон Борринг унюхал выкуренную траву.

Фон Борринг открывает дверь, видит сладкую парочку и некоторое время стоит, не зная, что и думать.

— День добрый, — говорит Май Бритт.

Фон Борринг кивает и устремляет вопрошающий взгляд на Допплера.

— Мы с ней встретились на дороге, — сообщает Допплер. — Она сказала, что голодна и дома у нее пустой холодильник, и я подумал, что как скаут обязан ей помочь. Там же было что-то такое, в клятве, про необходимость помогать, невзирая на собственное удобство?