Архитектор Судьбы - Коуквелл Сара

— Хотел бы напомнить вам, сержант Хальсер, что мой господин никуда вас не посылал. Он просто обратил внимание на трагедию утраты такого древнего места в неминуемом Экстерминатусе.

— Он сказал не только это.

Аколит инквизитора пожимает плечами.

— Инквизитор не отдавал вам приказ, сержант Хальсер. Он узнал о ваших эзотерических интересах и по промыслу нашего досточтимого Императора дал вам возможность изучить скриптории, прежде чем они будут уничтожены. Вы здесь по собственному желанию.

Губы Хальсера еще больше кривятся в ужасающей улыбке.

— Не беспокойся. Я давно научился не ждать никаких официальных одобрений.

Штурмовой корабль закладывает крутой вираж, и трость Пилкрафта выскальзывает из руки, ударяется о доспех Комуса и отскакивает в угол. Пока корабль пикирует сквозь облака, на несколько секунд становится темно. В темноте Хальсер видит пучок глаз Пилкрафта, внимательно наблюдающих за ним из-под капюшона. Он вспоминает нечто странное, что говорил Комус о нем, и наклоняется вперед, чтобы задать вопрос. Затем звук, сопровождающий турбулентность, становится оглушительным, и он отклоняется назад.

Вопрос забыт.

— Нам нужно найти убежище! — вопит Пилкрафт. Он съеживается за могучим телом Хальсера и при помощи трости, воткнутой в пыль, пытается удержаться на ногах.

Комус и остальные воины рассыпаются вокруг сбитого корабля, застыв неподвижно с наведенными в сторону бури болтерами. Их доспехи цвета олова сливаются с идущим из поврежденного корпуса корабля дымом. Если бы не белые черепа на наплечниках, они были бы почти невидимы.

Завороженный зрелищем Хальсер не обращает внимания на Пилкрафта. Даже улучшенное зрение сержанта не может проникнуть сквозь облака, но когда они проносятся вокруг него, он мельком видит странный ландшафт Илисса: парящие скалы, вырванные из земли силами, которые он может только вообразить, и которые сотворили запутанную сеть башен из красноватого камня, почти неразличимых среди бури. Скалы так изъедены ветром, что напоминают огромный коралловый риф, извлеченный из-под земли. Облака с воем проносятся между колоннами. Хальсеру это напоминает попытку заговорить. Он даже на секунду задерживает дыхание, пытаясь уловить смысл в звуке, после чего смеется над нелепостью своего предположения.

Вспомнив о боли в ноге, он смотрит вниз на рваное отверстие в доспехе. Клетки Ларрамана уже сделали свою работу: рана покрылась коркой за несколько секунд, но останется еще один безобразный шрам. Хальсер бормочет молитву благодарения. Каждая рваная линия служит исключительно напоминанием о его гордой ноше. Более слабый человек не пережил бы такую катастрофическую посадку.

Он наклоняется и вытирает кровь с поврежденной брони, затем поворачивается к остальным. Реликторы по-прежнему осматривают горизонт в поисках признаков нападения. У некоторых такие же ранения, но все стоят прямо, готовые к бою. Он чувствует прилив гордости. Даже после всей лжи и клеветы они не сломались. Такие же непоколебимые как и он, и готовые доказать свою значимость, пусть даже только себе.

— Как добраться до скрипториев? — обращается он к библиарию, игнорируя стоящую рядом фигуру в капюшоне.

Пилкрафт вздрагивает при словах сержанта. После крушения его сильно трясет. Мантия разорвана до пят, и когда аколит смотрит на библиария, его голова дергается от страха.

Комус кивает в ответ и отстегивает от силового доспеха книгу. Небольшую, в кожаном переплете на золотых застежках и украшенную символами, слишком причудливыми, чтобы быть творением человека. Ее можно принять за безопасную, хоть и таинственную вещицу, но Хальсер знает правду. Знает, о чем просит своего старого друга.

Комус размыкает зажимы и открывает обложку, нахмурив брови. Внутри нет страниц, только стальной ящик на петлях с циферблатами, рунами и стеклянным экраном. Библиарий вставляет кабель в гнездо сбоку устройства, закрывает глаза и вздрагивает от боли. Затем он начинает произносить слова, которые теряются в звуке ветра.

Пилкрафт смотрит на молящегося Комуса, и испуг на его лице превращается в ухмылку отвращения.

— Как вы можете позволять ему пользоваться таким артефактом? — спрашивает он, посмотрев на сержанта.

Хальсер не отвечает, но знает, что вопрос справедлив.

— Согласно либеллусу, скрипторий Зевксиса находился в пяти километрах к северу от этого места. — Голос Комуса напряжен от боли. — Если я правильно понял ксенотекст, буря забросила нас не слишком далеко от цели.

— В пяти километрах отсюда?! — восклицает Пилкрафт, он вновь выглядит испуганным. — Значит, мы должны поторопиться. Мы уже провели слишком много времени над землей. Я говорил вам: единственный безопасный путь пересечь эту планету — под землей. Мы прежде всего должны найти туннель.

Хальсер кивает.

— Как только определим местонахождение корабля брата Сильвия.

Пилкрафт разворачивается, словно от удара. Он кричит еще громче:

— Ваши боевые братья могут быть разбросаны по всему материку! Они все могут быть мертвы! Вы не слышали от них ни слова. — Он бросает свою трость на пыльную землю. — Нам немедленно нужно найти укрытие.

Гнев все время присутствует в глазах Хальсера, но на мгновение кажется, будто сержант вот-вот сорвется. Его огромные челюсти сжаты.

— Ты приказываешь мне? — будто не веря своим ушам, спрашивает он.

Мертвенно-бледное лицо Пилкрафта чуть розовеет.

— Конечно нет, но вы пытались связаться со своими людьми и не получили ответа. — Он опускает взгляд. — Может быть, вы решили, что они погибли. Зачем им игнорировать ваш вызов?

Хальсер бьет по безжизненному ауспику на поясе.

— С тех пор, как эта буря выплюнула нас, сигнал отсутствует. — Он снова смотрит на неистовые облака. — Совсем. Мы одни.

Сержант поднимает шлем и надевает его.

— Но я не брошу своих людей! — Его голос срывается на нечеловеческий рык.

Пилкрафт жалобно съеживается и прижимает трость к груди.

— Конечно, не бросите, сержант Хальсер. Но поймите, если мы сейчас не скроемся под землей, то можем наткнуться на врага.

Хальсер изучающе разглядывает его сквозь безликий визор шлема. Затем он поднимает болт-пистолет и бьет им по покореженному серому керамиту нагрудника.

— По правде говоря, Пилкрафт, я на это надеюсь.

Глава 2

Утомленный инквизитор Мортмейн неподвижно сидит в кафедральном соборе, опустив голову и наслаждаясь уединением. Даже здесь, глубоко внутри запутанной сети монастырей и башен, нельзя полностью избавиться от шумов корабля: грохота двигателей, скрежета орудийных батарей и гула энергетических контуров. Но это место ближе всего к небесам на борту «Домитуса». Огромные узкие окна охраняют его, заливая собор цветным светом и придавая лицу инквизитора бледно-зеленый оттенок. Мортмейн никогда не славился красотой. Его черты угловаты и суровы, как у статуй, выстроившихся вдоль нефа, но в форме грубого крючковатого носа таится жестокость, под низкими, тяжелыми бровями — целеустремленность, которая выделяет его в переполненной комнате, даже без инсигнии, висящей на шее.

Разглядывая окна, Мортмейн осознает, что ему сложно смотреть в глаза повелителя. Несмотря на перенесенные кораблем кошмары, взгляд Императора не поблек. Витражное стекло было изготовлено на Терре, бесчисленные столетия назад, но масштаб замысла мастера не потускнел: великолепный Император смотрит сверху с подсвеченного стекла, по-прежнему убеждая в Его цели, по-прежнему пылая непоколебимой верой.

Инквизитор морщится и направляет свои мысли за стекло, за собор, даже за пределы «Домитуса». Он представляет флот Санктус, следуя за ним через космос. Сила Императора отклонилась от своей цели по его команде. Мортмейн плотнее кутается в толстый кожаный плащ, ощутив внезапный холод. Плечи опускаются, когда он размышляет над бременем выбора. В левой руке он сжимает украшенный пергаментный свиток, скрепленный серебряными пряжками и восковыми печатями чистоты. На нем печати губернаторов, ротных командиров, капитанов и епископов — каждого, кто мог бы оспорить его решение. Они назвали его конкордат Зевксиса, в честь знаменитого скриптория Илисса, но Мортмейн не питает никаких иллюзий — это смертный приговор. Судьба целой планеты в его руках. Может быть, больше. Он делает глубокий вдох. В сравнении с такими важными делами, какое значение имеет дружба? Не слишком ли он рискует?