Наследник встал рано и за уроки сел… Как учили и учились в XVIII в - История Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За ужином изволил его высочество с приятностию вспоминать и разговаривать о житье московском.
6 ноября. Его высочество изволил встать в семь часов. Одевшись сел за свои учения, по окончании которых принес его превосходительство Никита Иванович поднесенную итальянцем Маджи шляпу, выложенную вместо позумента новоманерным из стеклянных ниток сплетенным кружевом. Велели вынесть ее в казенную. Я все руки переколол себе стеклами… После позабавясь Е. В-во изволил сесть учиться. У меня очень хорошо учился. В физике сегодня гораздо нехорошо вышло. После разговаривая со мною изволил его высочество поглядеть в окошко, и как на дворе подмерзло и дороги были весьма шероховаты и несколько прикрыты снегом, то изволил сказать мне: «Пожалуй, посмотри, дорога-та теперь совсем а ла грек (узор в шитье, выдуманный недавно в Париже и употребляемый и северными нашими петиметрами)». В это ж время между разговоров был мне случай донести его высочеству, что в кунсткамере хранится по указу государя Петра Великого деревянный глобус, сделанный в тогдашнее время русским мастером; и что хотя по тогдашнему ученичеству и не весьма чисто выработан, однако блаженныя памяти государь говоря, что ему-то мило, что свой делал, приказал поставить глобус в кунсткамеру, расцеловал мастера и пожаловал ему на век пропитание. Так великий государь ободрял своих подданных! Потом точил его высочество и со мною кое о чем шутить изволил. Часу в седьмом изволил пойтить к государыне. Ее величество изволила быть в самых внутренних своих покоях и в билиардную выходить не изволила. Чрез полчаса времени возвратился государь к себе. Изволил сесть со мною и сказать: «Пишем, братец, что-нибудь покамест до ужина». Я велел подать чернильницу и бумаги, и вот что мы писали:
Я смысл и остроту всему предпочитаю,На свете прелестей нет больше для меня.Тебя, любезная! За то я обожаю,Что блещешь, остроту с красой соединя.
Захотелось его высочеству написать и шуточную речь, которою б мог он турецкому посланнику ответствовать вместо настоящей, если б имел он у него аудиенцию (хотя посланник ничего по-русски не умеет), и сочинили мы следующую:
«Господин Посланник!
Понеже вы видом козлу, нравом медведю, а умом барану уподобляетесь, ради того повелел я всем оным животным, собрався в конференцию, дать вам аудиенцию. После того получите вы визы от всех лошадей и быков здешнего столичного города. Теперь милости просим вон».
Севши за стол, разговаривали мы между прочим, как дурна красота без разума и как напротив того она усугубляется и отчасу более к себе привлекает, ежели при ней есть разум. Упоминали при том о некоторых и имя…
7 ноября. Между прочим доносил я государю о самом последнем путешествии блаженной памяти его прадедушки. 1724 года в октябре месяце поехал покойный монарх из Петербурга водою в Старую Русу для осмотрения и расположения там вновь бассейнов с соленой водой, в коей бы хранить пригоняемый из Казани дубовый лес для строения корабельного; возвратился… в конце ноября месяца того ж года, следовательно, месяца за два до своей кончины. «Так, — продолжал я, — бесценная жизнь вечной славы достойного государя составлена была из беспрерывных трудов и подвигов к пользе и прославлению любезного отечества!» Великий князь, с примечанием слушая, изволил тут сказать: «И подлинно, братец, ведь это правда».
11 ноября. Государь изволил проснуться в семь часов. Одевшись, сел за свои ученья. По окончании ученья изволил читать древнюю Ролленову[120] историю в подлиннике. Как, читаючи ее, ненарочно два слипшиеся листа вдруг перекинул, то изволил сказать: «Сказывают, что так-то некогда дьякон, читаючи Св. Писание, два листа вдруг перекинул и, не приметя того, сряду читал: сотвори же Господь Еву из ребра Адамова и… помази ее смолою». Английский пастор г. Демареск в это время был у нас и обещался заказать для его высочества вырезать при академии на дощечках ландкарты, так как те вырезаны, которые он поднес государю прошлого году. Великий князь весьма много забавляться изволил простым обхожденьем и ухватками г. Демареска. Потом изволил пойтить со мною в опочивальню. Сел я в креслы, и его высочество, севши подле меня, до самого обеда изволил разговаривать со мною кое о каких анекдотах. Сели за стол… Его превосходительство Никита Иванович… рассказывал… как блаженныя памяти государь Петр Великий калмыцкому хану Аюке[121] подарил карету, то хан принимал у себя в карете сидя послов других окрестных владельцев. Наконец изломалось что-то у кареты, и Аюка-хан отправил ее и при ней посольство к государю, чтобы приказал починить ее. Разговаривая вообще о каретах, упоминали, что во Франции при Генрихе IV их совсем почти не было. Никита Иванович изволил говорить, что при государыне Анне Иоанновне весьма редкие и самые только знатнейшие ездили в каретах, прочие в англинских половинчатых колясках, и молодые люди по большей части верхом; что государь Петр Великий весьма часто сам в одноколке езжать изволил. Его высочество очень был весел и замысловато шутить изволил. Разговорились о вотчинах графа А. С. Строганова и о принадлежащих ему городах на Чусовой. Никита Иванович изволил говорить, что деды Александра Сергеича и он сам, может быть, лучше бы сделали и больше прибыли имели, если бы, подражая примеру Демидовых, за титулами и за придворными честьми не столько гонялись. Я не знаю, приятно ли было такое раздробление обстоятельств графу А. С. Спорил он против мнения его превосходительства Никиты Ивановича не мало… Ввечеру изволил государь быть в комедии. Комедия была французская: «Le Philosophe marié»[122]; балет г. Нейвиля «La jalousie villageoise»[123]; вместо маленькой пьесы комическая опера: «Молошница»[124]. Великому князю все зрелище весьма полюбилось. В большой пьесе не понравилась только комедиянка Вальвильша[125]. Когда она ни выйдет, изволил морщиться и, презрительный вид делая, говорил: «Какая это несносная харя; она ходить совсем не умеет. Очень похожа на верблюда: не фыркнула бы оборотясь сюда на нас…» Балет его высочеству чрезвычайно был угоден. Изволил говорить, что у него руки свербят, хлопать хочется, и что ежели б государыни не было, от бы он во все время прохлопал. Балет был совсем нового вкусу и гораздо не дурен. Возвратясь к себе, изволил его высочество кушать в опочивальне за маленьким столиком. Я тут же ужинал. Разговорились между прочим о комических операх, потом о разборе и о вкусе…
26 ноября. После ученья главного магистрата президент кн. Мещерский представлял его высочеству санкт-петербургских купцов с хлебом да с солью для поздравления с прошедшим днем тезоименитства ее величества. Из поднесенных ранетов, груш и лимонов изволил государь, десятка два выбрав, сам накласть на блюдо и послать к его преподобию о. Платону…
В четвертом часу изволил государь сесть учиться. Ввечеру приехала его повивальная бабушка голанка[126]. Разговаривал я с нею при его высочестве о рождении и младенчестве. Бабушка сказывала, что ходить государь зачал году и одного месяца. Сказывал я, и бабушка тоже подтверждала, какая при рождении его высочества по двору и во всем народе была радость. При том говорил я его высочеству, что надобно сей радости соответствовать и стараться, чтоб она при совершенном его возрасте еще более умножилась; что до сего не чем иным дойтить, как прилежным упражнением в учении и беспрестанным исполнением в самом деле предлагаемых его высочеству для поведения его правил. Припомнил я государю и о ужине в день тезоименитства ее величества, толкуя, что всегда, будучи в публике, надобно ему памятовать, что всех глаза на него смотрят; что все по движениям его, по разговорам, по взглядам, по ухваткам, по поступкам заключают о его нраве и меряют по тому будущую свою надежду. Часу в седьмом точил его высочество. Вставши из-за станка, изволил разговаривать со мною, как бы он охотно в Москву поехал, если б можно было, как бы там жить стал. После на токодильном столе расстанавливал государь шашки; а я между тем подле сидя с г. Остервальдом разговаривал о происхождении коммерции и монеты, об американском богатстве, о завоевании Америки и тому подобном…
17 декабря. Изволил вбежать ко мне и, легши у меня на постели, приказал мне сесть подле. Тут великое пошло лобызание и наиповереннейшие были откровения…
Читал ему свои записки прошлой недели. Изволил слушать с великим вниманием и наконец сказал: «Все точнешенько так; только иные места желал бы я, чтоб выскребены были…»
Сели за стол. Из сторонних был у нас только дежурный гвардии майор Любим Артемьевич Челищев[127]… Разговаривали за столом о завоевании Америки… о тиранстве испанцев, показанном против тамошних диких народов… После стола расспрашивал его высочество Любима Артемьевича обстоятельнее о турецких походах… Он ему подробно рассказывал о взятии Хотина, о захвачении в полон Калчака-паши[128] и о генеральной Стулчанской баталии[129]. Потом изволил пойтить государь в учительную комнату. Там читал я ему Михайлы Васильевича Ломоносова оду на взятие Хотина и на оную над турками победу. Сия ода лучшая почти изо всех его лирических сочинений. Говорил я его высочеству, что это стихотворец века блаженной памяти бабки его высочества Елизаветы Петровны… «Дай Боже, — продолжал я, — чтобы в век вашего высочества такие ж были». Сел государь учиться. После учения балет танцевать изволил. За ужином о Москве разговаривал, превознося ее и прельщаясь ею…