Наследство - Джудит Майкл

— Вы же любите, когда Барбара Дженсен просит вас приготовить ваш фирменный торт и не доверяет своей кухарке или торту, сделанному на заказ.

Роза хмыкнула:

— Ты становишься все более уверенной в себе, моя юная мисс. Месяц назад ты бы так не сказала, чтобы не вывести Розу из себя.

— Вы никогда не выходите из себя, а я была просто запугана.

— А сейчас ты уже не боишься. И за это мы должны быть благодарны мистеру Оуэну.

— И вам. Я должна благодарить вас.

Они работали весь день, перебрасываясь время от времени фразой, или молча, занятые каждая своим делом, строго следуя расписанию, которое установила Роза. Я — часть того, что составляет кухню Розы, а это означает, что я — часть всего хозяйства. Я принадлежу этому месту, и мне здесь хорошо.

Она принадлежит всем им, думала она в этот вечер, когда была у Дженсенов. Она помогала Розе, они устроились в сторонке, сами по себе, и держались отдельно от людей, которых наняли на обслуживание этого вечера. Через открытую дверь она видела, как Клэй и Эллисон, под огромным белым тентом, натянутым на лужайке, расставляли букеты на изящных круглых столиках, накрытых чудесными кремовыми льняными скатертями. Клэй был в темных брюках, белой рубашке с галстуком, Эллисон — в длинном шелковом платье, которое вместило всю нежную палитру цветущего сада, и они дружески болтали, когда ставили в хрустальные вазы изысканные лилии и красные розы.

Заходящее солнце окрасило небо в медный и розовый цвета, воздух был прохладен, все вокруг, казалось, замерло, и мир выглядел таким прекрасным, что Лоре хотелось поцеловать кого-нибудь, а Роза была так близко, и поэтому поцелуй достался ей.

— О Боже мой! — воскликнула Роза, просияв. — Кажется, ты любишь сегодня всех.

— Да, — коротко ответила Лора, и когда Оуэн остановился просто поздороваться с ними, перед тем как все приглашенные собрались, он увидел что-то новое в глазах Лоры, какое-то новое выражение лица. «Более спокойное, — подумал он, — уже нет того взгляда испуганного ребенка, как тогда, на пляже. И еще что-то — она стала более открытой, будто наконец поверила, что ей не нужно больше прятать свои чувства».

Ему было интересно, кому же удалось сделать это — Эллисон, которая предлагала ей дружбу, или Розе, которая по-матерински опекала ее, а может, он сам имел к этому отношение тем, что дал ей почувствовать, что она нужна ему тоже.

Он думал об этом и следил за членами своей семьи, которые переходили от одной группы гостей к другой, знакомясь со знаменитостями от политики или искусства, которых пригласил Феликс, чтобы оживить жизнь летом на Кейп-Коде. «Феликс амбициозен и агрессивен, — отметил Оуэн. — Он похож на меня».

Но на самом деле он знал, что Феликс не похож на него. Последние несколько лет, когда он старел и отдалялся от семьи, он постепенно принял и смирился с тем, что его старший сын — напыщенный, жесткий человек, без чувства юмора, который считал, что вправе навязывать свои взгляды окружающим. «Я не был таким, — думал Оуэн, — Айрис сказала бы мне, если бы я был таким бесчувственным, совершенно глухим ко всему. Все бы сказали мне об этом. И у меня все еще много друзей — видимо, я все-таки приятный, легкий в общении человек. Я не жду от Феликса, что он станет приятным в общении, а жаль: у него тоже очень милая жена».

В другое время мысль о неожиданных ловушках, что подстраивает жизнь, позабавила бы его, но сегодня ему было жаль Ленни и грустно оттого, что ни один из его сыновей не был так привлекателен и любим, как его внучатый племянник Поль, который стоял неподалеку и скучающе-вежливо слушал о чем-то пространно повествующего сенатора.

«Я плохо себя чувствую, — подумал Оуэн, — вот почему все кажется таким печальным. Я устал. На самом деле я чувствую себя здесь ужасно и асе спрашиваю себя: зачем я пришел? Какого дьявола я провожу вечер с людьми, которые меня вовсе не интересуют?» Он подошел к Ленни и спокойно спросил:

— Дорогая, как ты думаешь, Барбара не будет в обиде, если я удалюсь сразу после кофе?

Тревога, как облачко, затуманила ее глаза:

— Вы плохо себя чувствуете?

— Просто устал, — ответил он. — И, сознаюсь, немного утомился от знаменитостей.

Она улыбнулась:

— Феликс их коллекционирует, так ведь?

— Да, — вздохнул Оуэн. — Я думаю, у него могло быть и худшее хобби. Это — дорогое, но не опасное. Он слишком обеспокоен управлением отелями, ему действительно нужно что-то, что помогало бы расслабиться.

— Было бы чудесно, если бы за этим он приходил к своей жене, — проговорила Ленни. Оуэн пристально взглянул на нее:

— Ты предлагала ему это?

— Когда последний раз Феликс прислушался к тому, что вы ему предлагали?

— Когда ему было лет пять. Но если ты скажешь ему, что несчастна?

— Но я вовсе не несчастна, дорогой Оуэн, не волнуйтесь за меня.

— Ты несчастна. Это я всегда могу отличить.

— Если это так, то я позабочусь об этом. Берегите себя, не волнуйтесь. Вас проводить домой? Или попросить Клэя, он помогает в буфетной, но они отпустят его. Думаю, вас не следует оставлять одного.

Оуэн покачал головой:

— Если я не смогу ходить один по поместью, мне не следует покидать дом без инвалидного кресла.

Они улыбнулись друг другу, и когда допили кофе, а официанты разносили коньяк, Оуэн тихонько поднялся и покинул вечер. Через открытую дверь он мельком увидел Лору на кухне, рядом была Роза и вся остальная прислуга.

Было темно, луна скрылась за ночными облаками, но он знал дорогу по памяти. Направо — здесь, налево — здесь, пройти розовый сад Ленни, к двери собственного дома. Он вошел в дом, голова немного кружилась, было трудно дышать. «Может, съел слишком много, — подумал он, — чертовски глупо было так наедаться, когда уже чувствовал себя нездоровым». Оуэн почти дошел до своего кресла, когда услышал, как где-то в главном особняке тихонько закрылась дверь.

«Кто-то из прислуги», — подумал он, потом вспомнил, что в доме никого не было. У кого-то выходной, кто-то на обслуживании вечера. Тогда ветер. Но ветра не было, ночь тихая и теплая. «Случайность, — решил он. — Должно быть, Феликс или Ленни вернулись домой. Лучше проверить, все ли в порядке».

Дверь была приоткрыта, и он тихо вошел на галерею, постоял там, прислушиваясь. «Ничего. Воображение», — сказал он себе. Уставший, пожилой человек, которому почти не о чем думать. Вдруг он услышал тихий звук осторожных, крадущихся шагов в верхнем холле. Шаги слышались со стороны комнат Ленни. Мгновение спустя Оуэн различил их уже на лестнице прямо перед собой.

— Кто здесь? — спросил он и зажег свет. Яркие огни люстры ударили в глаза, он прикрыл их и услышал бегущие шаги и скорее почувствовал, чем увидел очертания чего-то темного, что бросилось на него. — Черт, — закричал он, — отпусти меня!