Тайна апостола Иакова - Альфредо Конде

Они ни слова не упомянули о завтраке с белужьей икрой и серебряной ложечкой. И о трупе тоже не говорили. Решили оставить эту тему на потом. Ужин, который был по настоянию Эулохии достаточно легким (запеченный в духовке горбыль, надо сказать, отменный), прошел за оживленной беседой на отвлеченные темы: от количества выпавших на квадратный метр осадков до последних сплетен о внебрачных связях некоторых членов галисийского правительства.

И только в постели, которая, как известно, располагает к особой откровенности, Андрес заговорил о том, что хотела услышать от него Эулохия. Он настолько верил в ее порядочность и умение держать язык за зубами, что не испытывал никаких этических терзаний, когда подробно рассказывал ей о той или иной ситуации, в которую в данный момент был вовлечен.

— Мне гораздо интереснее слышать обо всем от тебя, чем по телевизору, — вкрадчиво сказала она ему как-то.

И он это запомнил. Ему даже стало казаться, что эти доверительные беседы ее возбуждают; заводят, как сказали бы молодые. И не смог устоять перед возможностью использовать сию незамысловатую уловку в надежде, что она поможет ему подольше удерживать молодую возлюбленную подле себя.

Итак, Андрес со спокойной совестью подробно поведал Эулохии о произведенном Андреа Арнойей и Диего Десой допросе Клары Айан и результатах тщательного осмотра спальни и ванной комнаты, на настоящий момент представлявшейся полиции единственным местом, где могло произойти убийство, хотя никаких конкретных подтверждений этому пока не было.

Версия о том, что убийство было совершено в каком-то другом месте, представлялась совершенно невероятной. Дело в том, что подъехать к дому жертвы на машине по Руэла-де-Энтресеркас было если не невозможно, то по меньшей мере чрезвычайно затруднительно.

Не было обнаружено никакой одежды, которая могла быть на покойной в момент кончины, ни единой капельки крови и никаких следов, свидетельствовавших о присутствии в жилище постороннего человека. Трудно себе представить, что какой-то неизвестный пронес в дом обнаженное тело, взвалив его себе на плечи. Поэтому все указывало на то, что женщина была убита в своем собственном жилище. Но как и кем?

Можно было, конечно, вопреки здравому смыслу, предположить, что некто выстирал и выгладил одежду покойной и аккуратно разместил ее в шкафу, а затем перенес труп в ванную, где нанес на него резаные раны, из которых не просочилось ни капли крови. В общем, речь шла либо об идеальном преступлении, либо об изощренном убийстве. Теперь надо было подождать, что покажет вскрытие. Если оно вообще что-то покажет.

Клара, со своей стороны, во время допроса поведала полиции, что когда накануне вечером она вернулась домой, то стала свидетельницей не слишком дружелюбной беседы Софии с доктором Каррейрой, профессором медицинской антропологии и руководителем ее диссертации.

С этого момента Эулохия стала слушать особенно внимательно, а Андрес продолжил свой рассказ. Время от времени, как бы желая приблизить ее к себе, он обращался к ней «милая подруга», «мой верный друг», но только не «Эулохия» или «любовь моя»; он готов был использовать любое обращение, кроме ее имени или слов, которые выдавали бы его страсть. Комиссар прекрасно осознавал, что это глупо и что таким образом он вовсе не демонстрирует той холодной отстраненности, на которую претендует. Однако он ничего не мог с собой поделать. Все-таки постоянный просмотр детективных фильмов таит в себе немало опасностей. В общем, он продолжал рассказ в своей привычной, якобы отстраненной манере.

Как поведала полицейским Клара, написанная Софией под руководством доктора Каррейры диссертация, судя по всему уже практически завершенная, представляла собой исследование болезней, которыми при жизни страдали обитатели некрополя, расположенного в подземелье собора.

Исследование было осуществлено на основе тщательного изучения останков тел, некогда служивших пристанищем человеческих душ, которые ныне либо все еще пребывают в Чистилище, либо горят в огне Ада, либо с самого начала были вознесены на Небеса.

Вполне возможно, что лик кого-то из покоящихся там запечатлен на одной из двух боковых арок соборных врат, где слева представлены души, вознесенные на Небеса, а справа — бегущие из Чистилища. Изображенные там лица исполнены восторженного ожидания встречи с Божественной благодатью, величием Господа, в созерцании которого прежде им было отказано; теперь же они с полным правом могут лицезреть Его на среднике Врат Славы. Правда, осмеливаются устремить свой взор на Него лишь те, кто обитает в Раю; души из Чистилища почему-то не осмеливаются поднять глаз. Может быть, они ослеплены, а возможно, предпочитают бросить взгляд назад, чтобы лишний раз осознать, что именно они оставили позади, и сквозь века возразить Лютеру, заявив, что, в отличие от Небес и Ада, у Чистилища есть будущее, ибо в нем остается место для надежды.

После смерти Франко и перехода в мир иной почти всех его министров на земле не осталось людей, которые столь же виртуозно, как Каудильо владели бы статистикой относительно того, сколько душ с момента появления на исторической арене Славного Национального Движения было спасено, сколько призвано в то, что Лютер называл третьим местом, то есть в Чистилище, а сколько низвергнуто в Ад.

Такими неожиданными размышлениями, возникшими под влиянием не совсем понятных ассоциаций, комиссар поделился с Эулохией во время ужина; скорее всего, к подобным умозаключениям его подтолкнули внезапно пришедшие на ум статистические данные, характеризующие результаты эффективной работы министра одного из первых кабинетов правительства Каудильо.

Нет нужды говорить, что ныне не существует никакой статистики относительно индекса мастурбаций, произведенных, скажем, с момента установления демократии в стране, а ведь в годы диктатуры подобные подсчеты велись на полном серьезе. Тогда на суд широкой общественности не выносились ежегодные отчеты по ВВП, ИПЦ и тому подобные, но зато скрупулезно учитывалось количество душ, прямо попавших в Рай, угодивших в Ад или заточенных в так называемое третье место.

Комиссару доставляло удовольствие вспоминать эти давние истории и наблюдать за недоверчивым выражением лица, с каким Эулохия обычно слушала их, считая плодом разыгравшегося воображения своего возлюбленного. Впрочем, она находила его фантазии восхитительными. Но весь ужас состоял в том, что на самом деле он ничего не выдумывал. Все это были совершенно достоверные данные, хотя теперь почти никто о них и не помнит. И в этот вечер они просто всплыли в памяти Салорио, когда он предался достаточно неожиданным размышлениям, на которые его натолкнуло воспоминание об архитектурных особенностях собора.

Во время допроса Клара вспомнила, как в какой-то беседе София упомянула, что останки епископа Теодомиро из Ириа-Флавии не были подвергнуты исследованию наряду с остальными покоящимися в некрополе телами, ибо среди мощей, предоставленных ей для анализа, их не было и они вообще были недоступны для всеобщего обозрения; она помнила, что они покоятся рядом с мощами апостола, но при этом даже самые привилегированные посетители некрополя, те, кому был разрешен доступ в закрытые для публики зоны, не имели права взглянуть на гробницу епископа. Может быть, ей все же удалось получить особое разрешение и она смогла исследовать сии останки? Не в этом ли кроется мотив преступления?

Когда теперь, погрузившись в спокойные воды тихой гавани, каковой почти всегда служит нам постель, Салорио вспоминал эти факты, чтобы рассказать о них Эулохии, то он невольно установил определенную связь между мощами епископа и апостола Сантьяго. Последние покоятся в специальной урне, увидеть которую могут лишь те, кто, получив особое разрешение спустится в крипту, расположенную под главным алтарем собора. Сами останки также полностью сокрыты от всех посторонних глаз, кроме очей самой Церкви.

Но даже если произойдет практически невероятное и Церковь дозволит кому-то взглянуть на святые мощи, обладателя сей высочайшей привилегии должны сопровождать по меньшей мере три хранителя трех ключей, отпирающих три замка урны, тщательно скрывающей священный тлен от нежелательных взоров. По крайней мере, в соответствии с предписаниями капитула, все должно происходить именно так.

— А ведь они покоятся в непосредственной близости друг от друга! — сказал себе комиссар.

Исследование, проведенное Софией Эстейро для написания докторской диссертации, казалось Андресу Салорио заслуживающим самого пристального внимания.

Ему всегда представлялось в высшей степени интересным и увлекательным узнавать о том, что ели и пили жители Компостелы, какими болезнями страдали, какого образа жизни придерживались, прежде чем упокоиться в земле; одновременно эти сведения служили для него источником бесчисленных гипотез, предположений, догадок и способом познания неведомой ему реальности.