Олеся. Сожженные мечты - Елизавета Воронина

Не зная, что делать и как себя вести, Олеся некоторое время, пока холод не стал совсем нестерпимым, еще постояла у прохожих на виду. Затем, пятясь, вернулась обратно в подъезд. Теплее и уютнее не стало, но ощущение, что все на нее смотрят, ушло. Обхватив себя руками за плечи, Олеся немного постояла так. А после поставила ногу на нижнюю ступеньку – и замерла.

Куда идти? Возвращаться в квартиру? Звонить, стучать, кричать, унижаться? Сомнения быстро отпали – в это утро девушка уже была унижена достаточно. К тому же оставаться здесь в таком виде Олеся точно не хотела, потому медленно стала подниматься по холодным грязным ступеням выше.

Сверху послышались быстрые шаги – кто-то бежал вниз. Вздрогнув, девушка снова отступила, оглянулась на дверной проем, который открывал неуютную февральскую улицу. Нет, пусть лучше ее увидят здесь, идти действительно некуда. Олеся прижалась к стене, еще крепче обхватив себя руками.

Увидев Вову со своей курткой, она даже обрадовалась, подалась к нему, как к благородному рыцарю-спасителю, взяла куртку, влезла в нее, а затем задала парню неожиданный вопрос:

– А тапочки где?

– Пошли за тапочками. – Вова взял Олесю за руку. – Она… Снежа отошла немного.

– Я там не останусь.

– А где?

– Некуда мне идти.

– И все-таки там не останешься?

– После такого? Нет!

– Оставаться нельзя, уходить некуда. Значит, надо одеться, собрать вещи и успокоиться, – рассудил Вова. – Идем-идем, в таком виде ты точно здесь стоять не будешь. Без тапочек даже…

Снежана закрылась в большой комнате и не выходила, пока Олеся не переоделась и не уложила нехитрые пожитки в небольшую сумку, с которой кочевала уже несколько месяцев. Она даже нашла в себе силы причесаться и теперь смотрела на Вову, ожидая от него дальнейших действий. Парень тоже оделся.

– Мы пошли, Снежа! – громко сказал он.

– Пошли вы все! – откликнулась она.

– Очень культурно, – буркнул Вова скорее не для Снежаны, а для себя, потом снова повысил голос: – Слышь, ты сказать ничего не хочешь?

– Я сказала уже! Повторить?

– Понял, – вздохнул Вова. – Ну, Леся, пошли. Скажешь, куда тебя проводить.

…Она вернулась в общежитие.

Как назло, свободных кроватей в комнатах у знакомых не оказалось, и Олеся, не видя другого выхода, просто села в блоке у стены, прижав сумку к груди. Хотелось плакать, но именно сейчас слез почему-то не было. Она только шмыгнула носом, вытерла ладонью влагу, закашлялась, но не придала этому значения.

Поздно вечером, когда приятельницы все же пустили ее переночевать на положенном у стены матраце, девочка почувствовала, что ей слишком жарко. Кашель донимал чаще, из носу уже текло рекой, глаза воспалились и болели. Олеся долго не решалась сказать об этом девушкам, но они сами обратили внимание на кашель.

– Э, ты там заболела, что ли?

– Не знаю, – призналась Олеся. – Наверное.

– Ты брось эти дела. Еще нас тут всех заразишь…

– Куда я их брошу? Девочки, может, мне чайку горячего, и все пройдет?

Не прошло – даже недолгое стояние босиком в ледяной луже стало для организма Олеси слишком сильным ударом: невооруженным глазом было видно, что девушка больна. Соседки кинулись по комнатам искать лекарства, Олеся послушно глотала какие-то таблетки, пила чай с малиновым вареньем и медом, даже попыталась уснуть. Только ничего не помогло – проведя ночь на полу в чужой комнате, она к утру окончательно расклеилась.

– Тебе в больницу надо, – решила одна из студенток, потрогав пылающий лоб. – Сюда «скорую» вызывать нельзя, объяснять придется, откуда ты здесь взялась. Сама дойдешь или проводить?

– Проводите, – попросила Олеся.

В больнице тоже все поняли – на фоне хронического бронхита у девушки началась пневмония. Ее попытались отправить домой, но Олеся, обливаясь горячим липким потом, повторила свою привычную мантру:

– Мне некуда идти.

– Приезжая? – поинтересовалась пожилая врач.

– Местная. Просто нигде не живу.

– Бомжуешь? – со строгой подозрительностью спросила врач.

– Нет! – поспешно ответила Олеся. – Просто… квартиру сдала, а сама вот… Деньги нужны.

– Сколько ж тебе лет? – Врач взглянула на указанный в заведенной медицинской карточке год рождения. – Ты что, можешь сама квартиру сдавать?

– Сдала же… – Это было почти правдой. – Слушайте, мне правда некуда идти. Я… я у подружек ночевала, у меня бабушка недалеко от Знаменки живет, я как раз туда собиралась. Не доеду я до Знаменки.

– Не доедешь, – согласилась доктор. – Ой, ладно. Будем оформлять в стационар.

Так у Олеси на неделю появилась крыша над головой и отдельная чистая постель.

Когда ее устроили в палату, неизвестно зачем позвонила Вове, который оставил свой номер. Тот ответил, выслушал и уже через несколько часов появился у нее с апельсинами, бананами, творогом и соком.

Он стал бывать каждый день. Рассказал, что отношений со Снежаной больше нет, что она позвонила ему и обвинила во всех своих проблемах. А они возникли: соседка нажаловалась хозяевам квартиры, те, не мешкая, нагрянули и, как следовало ожидать, были недовольны сломанным замком в двери маленькой комнаты. Не выгнали Снежу с квартиры только потому, что поддерживали хорошие отношения с ее родителями, которые к тому же регулярно платили за аренду. Но Вова предположил: на самом деле хозяева еще меньше, чем ссориться с приятелями, хотели пускать к себе в квартиру посторонних и незнакомых, от которых вообще неизвестно чего ожидать.

После выписки Вова встретил Олесю у больницы с цветами. И предложил пожить пока у него – устроился дворником в одно из студенческих общежитий и, по договоренности с комендантом, получил отдельную комнату.

Там у Олеси впервые все и случилось… Она сама хотела этого, и даже если бы Вова отнесся к ней не так, как она ожидала, все равно девушка приняла решение ни о чем и никогда не жалеть.

Юрий

Он сам удивлялся своему упрямству – даже после публичного разрыва все равно продолжал штурмовать крепость Оли Нечай. Девушка относилась к настойчивым ухаживаниям Юры Марущака сначала с раздражением, после – просто прохладно, однако чем настойчивее он был, тем больший интерес к неугомонному парню она проявляла. Вернее, этот утраченный прежде интерес возвращался. И Ольга сама не знала, как к этому относиться.

Потому решила взять ситуацию под контроль и прояснить ее для обоих раз и навсегда. И позволила Юрию пригласить себя в кафе с громким и претенциозным названием «Богема».

Марущак сразу заказал коньяку, но Ольга отодвинула бокал.

– Не люблю. Горький.

– Почему горький? – удивился Юрий.

– Не знаю. Может, для кого-то и не горький. А я так его воспринимаю – горький, и все тут.

– Ладно. Тогда что тебе заказать?

– Ты в курсе, что люди могут пить просто чай?

– То есть ты чаю хочешь?

– Пусть будет чай.

Пока ждали заказанное, молчали. Парень – напряженно, девушка – спокойно. Наконец, когда чай принесли, она щедро насыпала в чашку сахар, размешала.

– А вот сладенькое я люблю. Говорят – вредно, а мне нравится.

– Не поправишься, – проговорил невпопад Юрий. – У тебя фигура – класс.

– Это надо так понимать, что ты мне комплимент сделал?

– Как хочешь, так и понимай.

Оля сделала глоток чаю. Затем аккуратно поставила чашку на блюдце.

– Я, Юрик, другое хочу понять. Чего ты от меня хочешь всю дорогу?

Теперь настала очередь Марущака делать глоток, и он щедро хлебнул коньяку – так щедро, что даже поперхнулся и закашлялся. Со стороны такая неуклюжесть, по его убеждению, выглядела нелепо, и парень еще больше засмущался, потеряв мысль, которую собирался высказать. Оля наблюдала за его муками с кривой улыбкой и приняла наконец окончательное решение. В отличие от Юрия студентке филологического факультета не нужно было долго подбирать слова и выражения. Однако ей хотелось выслушать его, потому она терпеливо ждала.

– В общем, это… – наконец выдавил из себя Марущак, взяв двумя пальцами с блюдца дольку лимона и стараясь сосредоточиться исключительно на ней. – Короче… Я думал… Это… Мы встречаться сможем.

– Мы встретились, – заметила Оля.

– Я не в том смысле…

– Я понимаю, о чем ты. Выражение дурацкое – «встречаться». Встретились, поговорили, привет-пока, разошлись. А у моих родителей в их молодости было еще более дурацкое понятие – «ходить».

– В смысле?

– А вот смысла как раз я и не могу понять. «Ходить» для них – все равно, что «встречаться» для нас. Вася с Машей ходят. Это должно значить, что у Васи с Машей некие отношения.

– Разве это плохо – когда отношения?

– Если они определяются словами вроде «они ходят» или «они встречаются» – тогда плохо, – категорично заявила Ольга. – Люди должны понимать, что делают. А не ходить и не встречаться.