Кукольник - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я люблю красавиц с пышной грудью!
Теперь вождь Ралинавут решил начать первым. Лирику он считал своим коньком, мня себя главным любовником на архипелаге Тыргак. Кроме того, Ралинавут желал исподтишка уколоть соперника, красавца Мэмэрэна. О последнем сплетничали, что он предпочитает жен с маленькой грудью и узкими ягодицами, при случае не брезгуя и мальчиками.
Стрела не прошла мимо. Побагровев от гнева, Мэмэрэн вскочил и обошел собравшихся ритуальным шагом «чурья», демонстрируя статус великого вождя. Косвенным образом, подпрыгивая один раз на каждую дюжину шагов, он выражал насмешку над брошенным вызовом. Головной убор красавца, унизанный жемчугом и перламутром, сверкал на солнце.
Наконец Мэмэрэн остановился, сорвал табьей — пучок листьев горчичного дерева, — заложил его за ухо «на счастье» и развил образ:
— Ибо спьяну есть за что держаться!
— Гы-ын! — шаловливо хихикнули жены силача Куйкынняка.
Жены Ралинавута от стыда спрятали лица в травяные передники. А восемь жен Мэмэрэна забили в ладоши, показывая небу языки от избытка чувств. Согласно здешней мифологии, сто пять божеств ликовали, видя женские язычки.
Одобрение жен, с позиции эстетики аримов, играло особую роль.
Ощутив желание клиента быстрее покончить с этим фарсом, Лючано помог Титу Гнею вскочить. Не встать, не подняться, а именно вскочить. Так, теперь ударим руками о бедра, дважды цокнем языком и на миг прогнемся назад. Откорректировав жестикуляцию таким образом, чтобы вскакивание сочли не позорной торопливостью, а возбуждением от соприкосновения с прекрасным, молодой невропаст потянулся за речевым пучком. Он уже много лет работал самостоятельно, совмещая функции моторика и вербала.
Сегодня маэстро Карл разрешил ему бенефис.
Весь гонорар от работы с Катуллом шел непосредственно на счет Лючано.
— Гын матач! — В воплях собравшихся проскользнуло нетерпение. — Ка-ай!
К счастью, память легко подбросила вполне приемлемый вариант. Третья строка, именно из-за ее контрастности, сочинялась проще. Особенно если ты не сочиняешь, будучи бездарен, как поэт, а вспоминаешь что-нибудь в нужном размере.
Главное, чтобы вожди не могли этого слышать раньше. Обвинение в плагиате понижало статус гостя до почти неприемлемого статуса бродяги. А сделка купли-продажи сразу аннулировалась.
— Волосат и грозен ствол у пальмы! — изрек помпилианец, озвучивая подсказку Лючано.
Тит Гней наверняка счел сказанное своей собственной заслугой. «Специфика нашей работы, — посмеивался маэстро Карл. — Мы правим, но не создаем. Малыш, ты слышишь разницу: стоит сказать не „поправляем“, а „правим“, и на твоей голове сразу вырастает корона! А еще мы поглаживаем кукле зону кайфа — вагу, как сказала бы тетушка Фелиция! — и куклы, безмятежные куклы счастливы…»
Чистая правда: подсказанные слова, откорректированные жесты, правленую мимику — все это куклы с первых секунд представления начинали воспринимать как персональные достижения, забывая о присутствии невропаста. И получали от коррекции явно выраженное наслаждение. Это потом, позже они вспомнят о контактном имиерсоназе, честно расплатятся, даже поблагодарят… «Так ходят к проституткам, — говорил маэстро Карл, когда его одолевал приступ мизантропии. — Работа как работа, случается и хуже…»
Вождь Куйкынняк схватил у лысого старейшины бубен, минуту силач колотил в бубен, чудом удерживая сложнейший ритм «енъеч-го», а затем, остановившись, в полной тишине выкрикнул:
— Ствол мой волосатей и грознее!
На этих словах Куйкынняк проворно выхватил из-за пояса кремневый нож и метнул его в хвостатую пху — верткую ящерицу, символ бедствий, разорения и мужской немощи. Бедная рептилия скончалась, не добежав до укрытия.
— Гы-ы-ы-ыннн!!! — восхитились все жены разом.
А старейшин четвертая строка привела в ликование. Они разбили пустой горшок о камни и потребовали новый, полный, с бузой самой свежей варки, куда для крепости крошился табак.
— О, Куйкын! О-о, Кынняк!
Второй транш сделки был подтвержден и зафиксирован. Еще полторы сотни рабов-горцев из племен союза «рэра», проданных хитроумным вождем Ралинавутом, займут свое место в трюмах галеры помпилианца.
Четыре строки решили их судьбу.
Для постороннего зрителя, пожалуй, все это выглядело бы смешно. Сидя в уютных креслах, любители научно-популярного шоу «Нравы и обычаи» покатывались бы со смеху. К сожалению, Лючано не был посторонним и сидел не в кресле, а на камне, застеленном шкурами. Человек тонкой душевной организации, он нутром чуял, как краток путь у здешних эстетов-каннибалов от одобрения до кипящего котла. В контракте между «Filando» и Титом Гнеем Катуллом за риск предусматривалась отдельная надбавка. Отправляясь работать куклу в одиночку, молодой невропаст еще пошутил, что в случае чего труппа потеряет одного, а не двух артистов. Чистая выгода.
Он удивился, заметив, что шутку не поддержали.
А маэстро Карл дал ему подзатыльник.
— Гы-ынн! Аи олатай!
Помпилианец Катулл тоже прилетел на Кемчугу впервые. Раньше сделки от его имени заключал доверенный человек, некий Гарсиа Хомец. Уроженец Адды, планеты в созвездии Малого Чепца, известной беспринципностью и деловой сметкой своих граждан, Хомец рыскал по Галактике, спекулируя малыми и средними партиями рабов. Сейчас он находился здесь, но участия в ритуальном поэзо-импровизе не принимал.
Гарсиа Хомец стоял неподалеку от костра вождей в самом скверном расположении духа и дулся. Потому что вожди внезапно, без предупреждения, настояли на прилете истинного покупателя. Они решили, что постоянное общение с посредником унижает их достоинство. Что стих посредника навяз у них в ушах. Что они проявляют добросердечие, возглашая «сдельную песнь» на унилингве, понятной гостям, а посему требуют взаимного уважения.
И жаждут услышать «душевное слово от далекого друга».
Если бы не каприз вождей архипелага Тыргак, Тит Гней Катулл в жизни бы не явился на Кемчугу. А раз так, то и некий Лючано Борготта не корпел бы в меморизах, изучая поэзию аримов, будь она трижды неладна, и не рисковал бы свариться в котле с травами и кореньями.
Но рабы!… целые партии здоровых, полных сил рабов…
Помпилианец не мог отказать вождям.
Раса, к которой принадлежал гордый Катулл, возникла на Помпилии, третьей планете светила Нумы в созвездии Волчицы. Если верить Большой энциклопедии, сперва родина помпилианцев называлась Януарий, но была переименована в связи с какими-то внутренними историческими коллизиями. В дальнейшем обитатели Помпилии колонизировали четвертую и пятую планеты Нумы — Юниус и Фебруар. А после выхода в дальний космос — еще три пригодные для жизни планеты: Квинтилис и Май в системе красного карлика Тация и Октуберан в созвездии Семи Холмов.
Кроме Помпилии, столицы империи, и вышеуказанных «патерналистских» планет, воинственные сородичи Катулла силой захватили ряд обитаемых миров, варварских и технологических, расположенных в окрестностях Волчицы и Семи Холмов. После долгих и кровопролитных войн население подчинилось власти императора и сената, а большая часть военнопленных превратилась в рабов.
Рабовладение было основой экономики помпилианцев.
Многие ученые-антропологи до сих пор сомневались, куда отнести уроженцев Помпилии: к энергетам, техноложцам или варварам. С одной стороны, помпилианцы не уделяли особого вниманию прогрессу технологий, как техноложцы, и не были равнодушны к цивилизации, как варвары. С другой стороны, их физиология не позволяла обеспечивать должный уровень энергетических потребностей расы, продавая излишки всем желающим, — как это делали брамайны, гематры, вехдены или вудуны.
На помпилианцев надо было смотреть с третьей, совершенно оригинальной стороны.
В процессе эволюции, совершавшейся в условиях консервации рабовладельческого строя, уроженцы Помпилии приобрели оригинальную психофизическую особенность: они научились «ставить клеймо». Клейменный хозяином раб — захваченный силой, купленный на рынке, переданный в рабство по суду, за долги или иным законным способом — становился чем-то вроде части тела хозяина. Владелец мог использовать свое «двуногое имущество» любым способом, вплоть до перекачки нужного количества жизненной энергии раба в механические движители.
Галеры помпилианцев летали на рабах.
Колесницы помпилианцев ездили на рабах.
Их заводы и фабрики также работали на рабах.
Психика носителя «клейма» подавлялась и использовалась хозяином с любого расстояния. Лючано сам дважды или трижды прибегал к услугам «рабской почты», сообщая необходимую информацию рабу-связнику. Информация в течение пяти минут становилась достоянием хозяина раба, двигаясь дальше, от хозяина к другому рабу, в другом секторе Галактики.