Сказки - Оскар Уайльд

– Прочь! Прочь! – закричал Священник. – Твоя возлюбленная отвергнута, и ты будешь Богом отвегнут вместе с нею! – И он не дал Рыбаку благословения и прогнал его из своего дома.

Тогда молодой Рыбак медленно побрел на торговую площадь; он шел с опущенной головой, подавленный горем.

Увидев его, купцы стали шептаться, и один из них подошел к нему и, окликнув, спросил:

– Что ты пришел продавать?

– Я продам тебе мою душу, – отвечал Рыбак. – Прошу тебя, купи ее, потому что мне она в тягость. К чему она мне? Я не могу ее видеть. Не могу ее коснуться. Я не знаю ее.

Но купцы лишь засмеялись.

– А нам на что человеческая душа? – сказали они. – Она и ломаного гроша не стоит. Продай нам лучше свое тело в рабство: мы облачим тебя в пурпур, украсим руку твою перстнем, и ты станешь любимым рабом великой королевы. Но о душе не говори: для нас она ничто и пригодиться нам не может.

И молодой Рыбак подумал: «Что за странность! Священник уверяет меня, что душа дороже всего золота мира, а купцы говорят, что она и ломаного гроша не стоит». И, покинув базарную площадь, он спустился на берег моря и принялся размышлять, что же ему делать.

В полдень он вспомнил, что один из его товарищей, собиратель морского укропа, рассказывал ему как-то об одной молодой Колдунье, жившей в гроте у входа в залив и очень искусной в ворожбе. Он сразу принял решение и пустился бежать – так ему хотелось поскорее освободиться от своей души; облако пыли неслось вслед за ним по песчаному берегу. Молодая Колдунья по тому, что у нее зачесалась ладонь, узнала о его приближении: она со смехом распустила свои огненные волосы. С рассыпавшейся вокруг нее гривой огненных волос она стояла у входа в грот и держала в руке цветущую ветку дикой цикуты.

– Зачем ты пришел? Что тебе нужно? – воскликнула она, когда Рыбак, едва переводя дух, взобрался на утес и склонился перед ней. – Не рыбы ли в сети, когда свирепствует ветер? У меня есть дудочка из тростника: стоит мне поиграть на ней, и головли приплывут в залив. Но это недешево стоит, мой милый, да, недешево. Что тебе нужно? Зачем пришел ты? Не хочешь ли ты накликать бурю, чтоб погибли корабли и волны выбросили на берег ящики с сокровищами? У меня подвластных бурь больше, чем у ветра, и повелитель, которому я служу, сильнее, чем ветер: при помощи решета и ведра воды я могу погрузить большие галеры на самое дно моря. Но я немало за это потребую, мой милый, немало! Чего тебе еще надо?

Чего тебе не хватает? Я знаю один цветок, что растет в долине, он известен только мне; у него пурпурные листья и звезда в сердце; а сок его – белый, как молоко. Если этим цветком ты коснешься непреклонных губ королевы, она последует за тобой. Она покинет ложе короля и пойдет за тобой хоть на край света. Но это недешево стоит, мой милый, недешево. Чего же ты желаешь? Я могу в ступе истолочь жабу и приготовить из нее зелье. Потом помешаю его рукой мертвеца. Окропи этим зельем твоего врага во время сна, и он обратится в черную гадюку, и собственная мать раздавит его. Я могу свести луну с неба и показать тебе Смерть в хрустальном кристалле. Что же тебе надо? Чего ты хочешь? Открой мне твое желание, и я исполню его, но надо будет мне заплатить за это, мой милый, надо хорошо заплатить мне.

– Желание мое невелико, – сказал молодой Рыбак, – а между тем Священник рассердился на меня, а купцы осмеяли меня и отказались его исполнить. Потому-то я и пришел к тебе, хотя люди и считают тебя злой, и какую бы ты цену ни спросила, я дам ее тебе.

– Чего же ты хочешь? – спросила Колдунья, поближе подходя к нему.

– Я хочу освободиться от своей души.

Колдунья побледнела и, содрогнувшись, закрыла лицо своим голубым покрывалом.

– Милый мой, милый мой, страшного же ты хочешь, – прошептала она.

Он же со смехом тряхнул темными кудрями.

– Душа моя для меня ничего не значит, – возразил он. – Я не могу ее видеть, не могу ее коснуться. Я не знаю ее.

– Что же ты дашь мне за это? – спросила Колдунья, устремляя на него свои прекрасные глаза.

– Пять золотых, а также мою хижину из тростника, в которой я живу, и разрисованную лодку, в которой я плаваю. Скажи мне только, как мне освободиться от души, и я отдам тебе все, что имею.

Колдунья презрительно засмеялась и ударила его веткой цикуты.

– Я могу обратить в золото осенние листья, из бледных лучей месяца свить серебряные нити, сто́ит мне только пожелать, – отвечала она. – Тот, кому я служу, богаче всех королей мира и властвует в их царствах.

– Что же мне дать тебе, если ты не хочешь ни золота, ни серебра?

Колдунья погладила его волосы своей тонкой бледной рукой.

– Ты должен станцевать со мной, мой милый, – шепнула она улыбаясь.

– Только и всего? – воскликнул молодой Рыбак и вскочил на ноги.

– Только и всего, – и Колдунья снова улыбнулась.

– Ну так на закате солнца мы с тобой встретимся в каком-нибудь уединенном уголке и потанцуем, а потом ты сделаешь то, о чем я тебя прошу.

Колдунья покачала головой.

– Когда высоко взойдет месяц… когда высоко взойдет месяц… – прошептала она. Потом оглянулась по сторонам и прислушалась. Синяя птица с криком поднялась из своего гнезда и закружилась над дюнами; три пестрые птицы зашуршали в сухой серой траве и засвистели, будто переговариваясь. Кроме плеска волны, перекатывавшей у берега гладкие камешки, не было слышно ни звука. Колдунья протянула руку, привлекла к себе Рыбака и приблизила к его уху свои сухие губы.

– Сегодня ночью приходи на вершину горы. Сегодня Шабаш, и Он будет там.

Молодой Рыбак взглянул на нее.

– Кто это «Он»? О ком ты говоришь?

Колдунья рассмеялась, сверкнув белыми зубами.

– Не все ли равно? Приходи туда сегодня ночью, встань под ветвями белого бука и жди меня. Если к тебе подбежит черная собака, ударь ее ивовым прутом, и она убежит. Если сова заговорит с тобой, не отвечай ей. Когда месяц поднимется высоко на небе, я буду с тобой и мы потанцуем на траве.

– Но можешь ли ты мне поклясться, что ты научишь меня, как освободиться от души? – спросил Рыбак.

Колдунья вышла из грота на солнце, и ветер заиграл ее огненными волосами.

– Клянусь копытами козла, – прозвучал ее ответ.

– Ты лучшая из колдуний! – воскликнул молодой Рыбак. – И я непременно буду танцевать с тобой сегодня на вершине горы. Лучше бы ты спросила с меня золота или серебра; но раз такова твоя цена, пусть будет по-твоему, это не так уж трудно. – И он, сняв шляпу, низко поклонился и, ликуя от радости, побежал в город.

Колдунья смотрела ему вслед; когда же он скрылся из вида, она вернулась в грот и, вынув из резного кедрового ящичка зеркало, поставила его на подставку; потом начала жечь перед ним на угольях вербену, пристально всматриваясь в кольца дыма. По прошествии нескольких мгновений она гневно стиснула руки.

– Он должен быть моим, – прошептала она. – Я так же прекрасна, как и она!

И в тот же вечер, как только взошла луна, молодой Рыбак взобрался на вершину горы и стал под ветвями белого бука.

Словно громадный щит из полированного металла, округлое море лежало у его ног, и тени рыбачьих лодок скользили по маленькому заливу. Большая сова, с желтыми, как сера, глазами, окликнула рыбака, но он не отозвался. Черная собака подбежала к нему и зарычала. Он ударил ее ивовым прутом, и она с визгом убежала.

В полночь появились колдуньи, несясь, словно летучие мыши, по воздуху.

– Фью! – кричали они, спускаясь на землю. – Здесь есть кто-то чужой! – И они нюхали воздух, перешептываясь и жестикулируя. Последней прилетела молодая Колдунья с развевавшимися по ветру огненными волосами. На ней было платье из золотой ткани, вышитое павлиньими глазками, а на голове – маленькая шапочка из зеленого бархата.

– Где он? где он? – закричали колдуньи, увидев ее, но она только засмеялась и, подбежав к белому буку, взяла Рыбака за руку, вывела его на лунный свет и принялась танцевать.

Они кружились, кружились вихрем, и молодая Колдунья прыгала так высоко, что Рыбак видел красные каблуки ее башмаков. Вдруг танцующие услышали конский топот, но лошади не было видно, – и Рыбаком овладел страх.

– Скорее! – крикнула Колдунья и обвила руками его шею; ее горячее дыхание обжигало ему лицо. – Скорее! скорее! – кричала она, и земля, казалось, завертелась у него под ногами; в уме у него помутилось, и ужас охватил его, будто от взгляда какого-то злого духа. Наконец он ясно почувствовал, что в тени скалы появился кто-то, кого прежде там не было.

Это был человек, одетый в черный бархатный костюм испанского покроя. Лицо его было до странности бледно, но губы походили на гордый алый цветок. Он казался усталым и, прислонясь к скале, небрежно играл рукояткой своего кинжала. На траве рядом с ним лежала шляпа с пером и пара перчаток для верховой езды, зашнурованных золотым шнурком; жемчугом на них был вышит какой-то странный герб. Короткий плащ, подбитый соболем, свешивался с его плеча, а холеные руки были украшены кольцами. Тяжелые веки скрывали его глаза.