Железная мистерия - Даниил Андреев

Но незнаком приближающийся

Первейшим: он прям и строг,

Одежда его развевающаяся -

В пыли нездешних дорог;

В бесплотных руках – меч воина,

Опущенный вниз лучом…

Лазурью – нет, синевою

Пророчат глаза – о чем?…

Даймон

В кромешной России ведомо

Едва ли десятку тысяч

То имя, что в будущем следовало бы

На цоколе храмов высечь.

Но трижды он был восхищен,

Привечен и обручаем

Той, розу Чью все мы ищем,

И ризу Чью все мы чаем.

То было в песках Египта,

И русской весною было,

И может быть, ваша крипта

Не вовсе его забыла.

Неизвестный с трепетом и радостью

"Рыцарь-монах"!…

Он снился мне! брезжил… снился…

Лишь тенью своей – иль сам…

Даймон

Ты чувствуешь – он прикоснулся

Ладонью к твоим волосам?

Неизвестный невнятно

За что же это… за что же?

Как сторож,

дремал на посту я…

Колеблющиеся, ничтожные,

Полжизни изжиты впустую!

Даймон

Молчи о прощенном заранее.

Еще истончи свое зрение!

Неизвестный

Чуть различаю – следом – другого,

Он без оружия, зрим едва,

Но раскалено, как белая лава,

Само средоточие духа его…

Даймон

Когда-то он сжег золотое создание,

Двойственность долга испив до дна,

Но смертная горечь самозаклания

Давно, о, давно уже утолена!

Теперь готовит он действо наше

Ко дню наивысшего из торжеств…

О, как химерам слепящ и страшен

Его малейший

взор

и жест!

Неизвестный

Изнемогает состав мой душевный

От близости тех, кто гением был,

Чей облик теперь, в Синклите верховном

Испепеляющ… бесплотен… бел…

Даймон

А следующий – как молния:

Сияющ, гневен и грозен.

Великим поэтом, пророком

Был он в своей стране…

Неизвестный, дрожа

Господи… мой любимейший!…

Дай мне склониться наземь…

Дай драгоценную руку

Видеть и плакать мне!…

Даймон

Сто лет миновало, как он пророческим

Запечатленным стихом предварил

Век наш с его богоборческим зодчеством

И вожака его сил.

Неизвестный

Знаю, но…

что ж это, даймон?! Он сам

Передо мной склоняется…

Даймон! Мне страшно! Твоим чудесам

Совесть и разум противятся…

Даймон

Ты робок. Тебе еще странно.

Прими все, что видишь, смиренно.

Неизвестный

Смиреньем… нет, просто сознанием

Кто он, исполин, кто – я,

Обожжена, как пламенем,

Давно гордыня моя.

Душа с младенчества никла

Пред огненным даром его…

Даймон

Пока еще сила твоя не иссякла,

Встреть поклоненьем еще одного -

Спиралями неимоверного цикла

В Синклит поднимавшееся существо…

Неизвестный

Вижу… о, знаю!… Тот, кто сходил

В недра душ человеческих,

Кто демонов будущего подглядел

В созданьях своих провидческих…

Он! Но подобен любящий взор

Распятому, Преображенному,

В спусках по кручам подземных гор

Пламенем испепеленному…

Милый! живой! родной!

Дух состраданья!… мученик!…

Даймон

Он просветляет ваш круг земной

В самых темных излучинах.

Неизвестный

Он наклоняется…

Даймон

Молись

В благоговенье и радости:

Память его поцелуя -

ввысь

Будет с тобой весь народ вести.

Неизвестный, плача

Он видел,

как я молю его…

Как ждал его… как люблю его!

Даймон

Довольно. Накладываю покров

На зрение. Вникни слухом

В Священнодействование миров,

В общение духа с духом.

Неизвестный

Только ответь: отчего прошли

Именно эти гении? -

Даймон

Много, о, много детей земли

Сходятся в богослужении;

Ты различил только тех, чей прям

Путь был рядом с тобою.

Слушай же таинство: Белый Храм

Станет твоей судьбою.

Волны широких и печальных звучаний говорят о приближении гениев к подножию великого храма.

Голос Яросвета

Восхищаются

все архангелы

красотой

Созидаемых вами радуг и городов;

Но спускаетесь ли вы тесною крутизной

В судьбы кинутых,

искалеченных

или вдов?

Голоса гениев

Один

В России, в пространствах расслаивающихся,

Был мрак озарен пламенами

Крылатых, поющих, взвивающихся

Сердец, охраняемых нами,

Второй

Их судьбы от недругов крадущихся,

От гибели ранней блюли мы,

Верховною помощью вглядываясь

В их страшные ночи и зимы.

Третий

Но встала вкруг каждого мечущегося

Глухая, тугая завеса;

Как если б на птенчика прячущегося

Надвинулись ужасы леса;

Четвертый

Надет капюшон уплотняющийся

Теперь на любой огонечек,

И гаснут они, задыхающиеся

Под каменным панцирем ночи.

Молчание.

Голос Яросвета

Братья! Братья!

Перво-водители

дальних стран!

В страшный час этот вы слышите ли меня?

Соприсутствуете ли

нам вы

с пяти сторон,

Соболезнование

к нашим бедствиям

преклоня?

Тишина.

Над хребтами Восточного горизонта становится видимой световая, стремительно движущаяся фигура в струящихся одеждах. Лотосообразная корона; прекрасный лик.

Голос

Те же низвергаются

на мой

край

беды!

Враг мой загораживает тьмой

рай

Будды;

Новый уицраор моих стран

злей

тигра:

Сумрачна, тяжка в нем, как уран,

кровь

Жругра!

На Юго-Восточном небосклоне, далеко за горными цепями, возникает облик сидящего гиганта в белом, с розовой радугой, пересекающей его чело; концы радуги исчезают за его плечами.

Голос

Помня уицраоров,

Синклит

стран

Ганга

Взвесил и отринул вековой

долг

крови;

Грянет ли к сраженьям над страной

гул

гонга,

Лишь эфирной помощью помочь

мы

вправе.

Обе руки сидящего приподнимаются: стаи белых и розовых цветов возникают и опускаются за темными горами.

Тишина.

Ярко-зеленое бурное сияние, пересеченное оранжевыми вспышками, проступает из мрака на Юге. Лик едва различим – только пылающие глаза, опущенные и точно прожигающие землю.

Голос

Сбросил с уицраоров

моих

стран

древних

Ковы и запрет я, и Синклит

мой

смолк,

Чтобы не ослабить их для битв

лет

гневных

С тем, чье низвержение в Уппум -

наш

долг.

Пауза.

Видно, как фигура, облаченная в голубовато-сиреневое блистание, с серебряной тиарой на голове, готовится опрокинуть кубок с раскаленно-красным вином над горизонтом Юго-Запада.

Голос

Если похищает сатана

ключ

жизни,

Землю

от духовности

плитой

мглы

скрыв, -

С Жругром и Лай-Чжоем будет бой

наш

в бездне.

Горе сверхнародам! Горе всем,

кто жив!

Земля колеблется. И видно, как над морями Северо-Запада лучезарный гигант в синем и лиловом снимает с себя золотой зубчатый венед.

Голос

Брат! Из уицраоров

один

мной

светел:

Скоро он предстанет, с золотым

схож

львом;

Если не отступит сатана -

все

в пепел

Бросит мой Укурмия – мой лев,

мой гром.

Этим я отрину от себя

дар

славы,

Право на водительство землей

в веках, -

Знаю! Но достойнейший возьмет

то

право

И перед лицом его бежит

сам

трах.

Гигант бросает свой венец в дальнее море. Море воспламеняется. Огненные языки волн взлизываются до туч. Все гаснет. Слои охватываются темнотой. Слабо мигают только огни в катакомбах.