Черный человек. Книга 2 - Василий Головачев

— Кладбище, — донесся негромкий возглас пилота, когда он облетел пассажирский отсек.

Примерно такие же чувства охватили и остальных зрителей, на которых произвел впечатление масштаб трагедии. Хотя, с другой стороны, как сказал инк спейсера, свободное путешествие волнового слепка еще не есть подтверждение гибели оригинала. Оптимизма, правда, эта реплика экипажу не прибавила.

Закончился разведрейд печально.

То ли Хузангай забыл об осторожности и нечаянно задел стену выходного туннеля, то ли контакт произошел на уровне взаимодействий полей и излучений, но в один краткий миг колоссальный корабль вдруг исчез, лопнул как мыльный пузырь. «Орех» остался висеть в пустом пространстве, словно и не путешествовал в недрах чужого космолета. Ошеломленные случившимся, пограничники не сразу пришли в себя, решая, что делать дальше. Как выразился словами Пастернака Бегач: «Здесь прошелся загадки таинственный коготь», — но загадку ту решать не нам.

…Этот день ничем не отличался от предыдущих — ни количеством заполнявших его событий, ни напряжением мысли, ни напряжением действия, разве что закончился иначе, неожиданней.

В десятом часу вечера по сети «спрута» пришли одно за другим сообщения о хищениях партий оружия: первое — со склада Североамериканского филиала погранслужбы, второе — с базы «Лама-2» Азиатского филиала военного музея. Боянова выслушала сообщения внешне спокойно, однако Шевчук, с которым она обговаривала план работы сектора, знал комиссара достаточно хорошо, чтобы отметить мелькнувшую в ее глазах тревогу. Вернее, беспокойство. Но не растерянность. Не было еще таких обстоятельств, которые могли заставить Власту Боянову растеряться.

— Твой вывод? — спросила Боянова мысленно.

Умник ответил с некоторым запозданием, как человек, собиравшийся с мыслями, на самом деле он советовался с другими инками сети и формировал оптимальный ответ.

— Затея с оружием не может быть самостоятельной акцией, она привязана к чему-то, а поскольку сегодня самым опасным из дестабилизирующих общество факторов является кампания против интрасенсов, будет логично связать эти события.

— По-вашему, планируется прямое уничтожение интрасенсов? С помощью засад? Чепуха! Это несовременное решение проблемы. Если бы те, кто стоит за спинами исполнителей диверсий, хотели уничтожить интрасенсов, они бы действовали иначе, через компьютеризированные комплексы с использованием новейших средств защиты и уничтожения.

— В таком случае похищение оружия — отвлекающий маневр.

— Маневр с риском попасться и выдать готовящуюся операцию? Нет, здесь что-то другое. Выяснить бы, кто стоит за всем этим.

— Человек, дерзнувший бросить вызов безопасности, сильный противник.

— Обычно люди сильны до тех пор, пока отстаивают сильную идею, а какая сильная идея может быть у адептов террора? Да и не может один человек пойти против системы, скорее всего заработала какая-то организация типа фундаменталистских или анархо-террористических.

Умник промолчал.

— Мне пора идти, — напомнил о себе Шевчук, который слышал разговор, будучи включенным в сеть «спрута». — Посмотрю на местах, совпадает ли «почерк» хищений.

Боянова кивнула, отпуская заместителя, подождала, пока он уйдет, снова вызвала Умника:

— Нашли Лондона?

— Пока нет, но, похоже, гипотеза о его «закодированных» в компьютерной сети сообщениях подтверждается. Оперативная служба на него выйти не смогла, в Солнечной системе его, наверное, нет.

— Продолжайте поиск, подключив пограничников. Кроме того, дайте мне список лиц, имеющих доступ к информации «спрута» — раз, и к информации с грифом «служебная тайна» — два.

— Включая консортников?[23]

— Их в первую очередь.

Через пять минут принтер выплюнул лист пластпапира с тремя десятками фамилий, и Боянова принялась изучать его, делая пометки световым карандашом. Потом вызвала Умника:

— В десять часов у меня должен был быть математик ксеноцентра Железовский.

— Сейчас проверю. Он дома, — сообщил инк через несколько секунд. — Дать канал?

— Кажется, слово «обязательность» он не жалует.

Вспыхнувший виом открыл окно в квартиру Железовского, заставленную прозрачными шкафами с образцами всевозможных руд. Математик в халате с изображениями старинных автомобилей возился у одного из шкафов. Поднял взгляд на комиссара, ничуть не удивившись звонку.

— Извините, что оторвала вас от творческой работы, — с иронией проговорила Власта. — Вы хотели навестить наш отдел…

— Передумал, — лаконично ответствовал Железовский. — Ваше предложение насчет работы мне не подходит. Извините. Во-первых, все интрасенсы — индивидуалисты, жаждущие свободы в максимальной степени, и я не исключение. Я предпочитаю заниматься тем, что мне нравится. А во-вторых: живи тихо — не увидишь лиха.

Бояновой показалось, что Железовский при этом лукаво подмигнул ей, но вряд ли это соответствовало истине.

— Насчет лиха — это ваш девиз?

— Просто человек я осторожный и люблю комфорт. — Аристарх повел рукой вокруг. — Камни — моя страсть. Не хотите оценить коллекцию?

— Некогда, — отрезала Власта, выключая виом. Она была раздосадована и разочарована до такой степени, что не сразу ответила на вопрос Умника:

— Я вам еще нужен?

— Нет, — ответила она уже спокойней и пробормотала: — Ну и ну! Что в тебе нашла Забава? Не понимаю!

Позвонив домой и предупредив дочь, что будет ночевать у сестры, в пол-одиннадцатого вечера Боянова воспользовалась метро управления и в одиннадцать была уже в Вылкове, пригороде Софии, где жила Забава.

По местному времени было всего лишь девять вечера, но темнота и здесь властвовала над землей и небом.

Отпустив такси, Боянова мельком посмотрела на плывущие над головой алые огоньки чужой машины, подумала: прикрытие, наверное, любит Алекс архаику, — и тут же забыла об этом. Лифт вознес ее на семнадцатый этаж здания-пирамиды, а спустя минуту она уже входила в квартиру сестры: жилой стандарт — четыре комнаты, кухня, сауна.

Забава примеряла новое платье, вырастив из стены треугольник зеркала. Оглянулась на звук шагов.

— Как я тебе?

Комиссар оценивающим взглядом прошлась по фигуре сестры.

— Весьма недурно. Однако носить такое можно только вечером.

Платье горело, то есть впечатление было такое, что легкая ткань вспыхнула и горит бездымно, трепеща язычками пламени: алыми, оранжевыми, голубыми и фиолетовыми. Сквозь неумирающее и нежгучее пламя изредка то туманной кисеей, то рельефной скульптурой — на мгновение — проступало прекрасное тело молодой девушки, полное сил и женственности.