«Идите и проповедуйте!» - Инга Мицова

– Да, – говорит Прокула, – я видела сон, но не сердись на меня.

– Прокула, – прижимает прохладную руку жены ко лбу, – вчера вечером поздно у меня был Лонгин. Сегодня он не будет у нас обедать. Но потом, как-нибудь в другой раз, разрешаю тебе задавать ему все вопросы, какие только ты пожелаешь.

Рано утром, ещё задолго до восхода солнца, Пилат встал с постели: он решил написать донесение императору Тиберию.

Глава 11. Анания и Сапфира

Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам.

Была среда. В этот день Пётр не пошёл после обеда в Храм, а направился в синагогу, что располагалась в конце улицы, тут же на Сионской горе. Так уж повелось, что вечером по средам все, живущие в доме Марии, матери Марка-Иоанна, в большом доме стеклодува, и в двух небольших домах на соседней улице, примыкавших своими дворами ко двору Марии, посещали в среду вечером эту синагогу. Только здесь каждый раз после положенных богослужебных чтений Пётр всходил на ступени бимы и произносил несколько слов, свидетельствующих о воскресении Учителя и о Его учении.

Сегодня служба, как обычно, началась с чтения двух обязательных молитв:

– Благословен будь Ты, о Господи, Царь мира, создавший свет, тьму, преподающий мир и создающий всё!

– Великою любовью Ты возлюбил нас, о Господи, Боже наш, и многою преизбыточествующую милостью Ты помиловал нас!

В полутёмной комнате горел священный светильник, на нескольких скамейках, где почти не было свободных мест, молящиеся, чуть раскачиваясь, повторяли слова молитвы. Затем хазан отдёрнул шелковую занавесь с раскрашенного ковчега – скромного подобия Ковчега Завета, где хранились пергаментные свитки Закона, последовало чтение отрывков из Закона и пророков. Неожиданно поднялся Пётр и высказал желание сказать проповедь.

Пётр покрыл голову длинным полосатым шерстяным платком и взошёл на ступени бимы.

– Возлюбленные, – произнёс Пётр. – Возлюбленные, – тихо повторил он, медленно оглядывая молящихся из-под полосатого платка, – все вы сидите здесь: Марк-Иоанн, Иосиф бен Лаккуда, Давид бен Закхай, Юлия, Андроник, Элиазар, Иоанн, Варфоломей, Мария из Магдалы, Мария, мать Марка, Саломея, Мария Клеопова, Мария из Вифании, Марфа, Лазарь и другие – все вы любимы Учителем, Господом, и, значит, и мною, грешным. И поэтому прошу вас, – умоляюще проговорил Пётр, – как пришельцев и странников, удаляться от плотских похотей, восстающих на душу.

В это время дверь в синагогу распахнулась, и вошёл Анания, почтенный человек, недавно принявший от рук Петра крещение. Обычно Анания посещал другую синагогу, в Верхнем городе, вблизи от своего дома, где из учеников проповедовал Фома. Пётр прекратил проповедь и испытующе следил за Ананией, пока тот, не останавливаясь, твёрдым шагом приближался к нему. Громко, так что услышали даже сидящие у дверей, Анания сказал:

– Пётр, прими от нас этот дар, во имя Господа Иисуса. Да будет это в помощь всем нуждающимся.

Пётр повёл себя странно. Вместо того чтобы обнять Ананию, Пётр молчал, отводил глаза, смотрел куда-то вниз, и тогда Анания положил прямо к ногам Петра тяжёлый мешочек, набитый серебром.

Пётр всё ещё молчал, и непонятно было, чем вызвано столь долгое молчание – недовольством ли, что Анания не дал ему окончить проповедь, или чем-то иным.

Поначалу молящихся охватил восторг – да, истинно, они все братья, и нет между ними разницы! Вот и Анания, который имел два дома, большой надел земли и слыл человеком богатым, любит Учителя, хотя никогда Его не видел: принёс все своё достояние, как вчера Марфа и как до этого Варнава. Но по мере того как длилось молчание Петра, настроение присутствующих менялось, всех охватило беспокойство и даже какое-то неприятное предчувствие.

– Мы продали свою землю, – громко сказал Анания, – прими наш дар.

– За столько ли вы продали свою землю? – тихо спросил Пётр.

– Да, за столько. Прими наш дар.

«Сознательная ложь, а главное – фарисейское лицемерие, – содрогаясь, думал Пётр, – первое тёмное пятно на светлом фоне святого общества».

– Анания! – Голос Петра был вовсе не похож на голос, только что произнёсший: «Возлюбленные мои!» – Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твоё мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли?

«“Солгать Духу Святому”?! – Ужас сразил Иоанна. – Иудин грех!» Он пригнул голову, ожидая, что сейчас их всех постигнет кара как соучастников.

– Чем ты владел – не твоё ли было? И приобретённое продажей – не в твоей ли власти находилось? – продолжал Пётр. – Для чего ты положил это в сердце твоём?

Марфа перевесилась за перила и отдёрнула занавеску, чтобы лучше видеть происходящее. Пётр, Пётр, который только вчера благодарил и радовался её приношению, теперь обвиняет Ананию? За что?!

– Ты солгал не человеку, а Богу, – громко произнёс Пётр.

Марфа хотела задёрнуть занавеску, но оборвала её и обхватила рукой сестру, будто защищая от неизвестной опасности. Саломея громким шёпотом спрашивала, что там происходит, толкала Марфу, будто та могла что-то объяснить. Мария Клеопова, раскачиваясь, громко читала молитву. Всех объял ужас – от слов ли, произнесённых Петром, от его изменившегося голоса или ещё от чего-то, что ощутимо, но незримо появилось в синагоге и охватило всех. Солгать Богу! И только Мария Магдалина внешне осталась безучастной, сидела неподвижно, шептала: «Равви, Равви», – казалось, что она беседует с Учителем.

Пётр молча, стоя на возвышении, не спуская глаз с Анании, грозно нависал над ним, так что концы его полосатого покрывала касались лица Анании.

Того парализовал страх.

«Как Святому Духу? – пронеслось в его голове. – Я же просто хотел по справедливости – половина в общину, половину себе».

– Так и сказал бы, – услышал Анания, но он уже не понимал, кто говорит с ним. Он захлебнулся воздухом. Краска сбежала с лица. Он стал оседать, схватился за сердце и упал на пол.

Ужас, что заполнил синагогу до этого, не шёл ни в какое сравнение с тем, что произошло сейчас! От слов Петра погиб человек! Их брат! Только что крещённый! А как же пришествие Господа? Ведь все они должны дождаться Его пришествия! И за что? Из-за того, что он принёс не все деньги…

– Нет, Пётр, это несправедливо! – крикнула Мария Магдалина. – Равви исцелял, воскрешал, никто не погиб от Его слов, никого Он не отверг!

Она сорвалась с места, сбежала вниз, подбежала к распростёртому телу.

– Пётр! – крикнула она, поднимая голову Анании к себе на колени, пытаясь поднять его самого и всё более и более убеждаясь, что произошло непоправимое. – Пётр, как ты мог?

Пётр отвернулся и прошёл в глубь помещения, к ковчегу, надеясь обрести силы от прикосновения к священным рукописям.

Вслед за Марией Магдалиной сверху спустились женщины, они горестно причитали и сокрушались: «Увы, увы!» – и хлопали в ладоши согласно древнему погребальному обычаю, но мужчины остались на своих местах и хранили молчание, и эта несогласованность ещё более усиливала смятение. Несколько юношей, служителей синагоги, приблизились к лежащему, прикрыли ему глаза и, вопросительно взглянув на Петра, отстранили Марию Магдалину, положили Ананию на носилки и вынесли во двор.

Женщины двинулись следом, за ними наконец потянулись мужчины.

– Не говорил ли наш Господь, что всё прощается человеку? – раздался вслед уходящим голос Петра. – И только хула на Духа Святого не прощается?

Люди остановились, будто им вслед бросили камень.

– Ты помнишь? – обратился Пётр к Иоанну Зеведееву.

– Да, – сказал Иоанн. Он, казалось, ещё не оправился от потрясения, но поспешил к Петру и встал рядом с ним.

– Под видом правдивости и искренности Анания нёс нам два страшных дара, осуждённые Господом, – объявил Пётр, – лицемерие и сребролюбие. Эти лжедары могут погубить нашу святую общину, если мы, даже случайно, примем их и соблазнимся ими. Да не будет так!

Андрей, проповедовавший по четвергам в синагоге, что в Нижнем городе, и только что вернувшийся из Храма, вошёл именно тогда, когда Пётр произносил эти слова. Остановившись в дверях, уже зная, что произошло, скрестив руки на груди, Андрей с ужасом смотрел на Петра.

– Анания допустил сатане вложить ему в сердце мысли об этом и таким образом солгать Духу Святому, – заключил Пётр печально и сурово.

Андрей понял, что брат не старается оправдать своё действие, он сам старается осмыслить произошедшее.

– Сатана – отец лжи. – Голос прозвучал твёрдо, будто Пётр наконец обрёл уверенность. – Отец лжи, – повторил Пётр громко и раздельно. – Возможно, что своекорыстие, ложь и лицемерие проявились в Анании не случайно. Как и в Иуде, они тайно прорастали – но не без его ли согласия? Возможно, жизнь его не отличалась особой чистотой и прежде, а семя зла давно пустило свои корни и только теперь принесло пагубные плоды. Даже несмотря на крещение. Некоторые сейчас думают: если сатана вполз в сердце Анании, то за что же этот человек понёс наказание?.