Миры Альфреда Бестера. Том 4 - Альфред Бестер

Почему, спрашиваете? А вот почему: напишите чуть-чуть по-другому «и дубина же я», и получите уравнение Фицджона: i = (d/u) b2*i N/a (ze — j/a).

Уж не знаю, как мой сын догадается, что это — математическая формула. Наверное, это будет еще один случай, когда легенда с годами обрастает все новыми подробностями и в конце концов ее и не узнать. Так бывает — ребенок что-нибудь гугукнет в колыбельке, а послушать его отца, он изрек что-то гениальное, вроде преамбулы к Кредо.

Что? Нет, я не женат — пока не женат. Поэтому меня и засунули сюда, на этот богом забытый астероид, редактировать двухстраничный еженедельник. Старик Гротинг знаете, как это называет? Повышение в целях безопасности. Конечно, это неплохая работа, лучше, чем бегать репортером. ГС сказал, что расторгать брак они бы не стали, но, коли мы не женаты… в общем, будут держать нас подальше друг от друга, пока не выжмут из Прогнозатора что-нибудь путное.

Нет, с тех пор, как я кинул ее на газон, мы больше не встречались. А хочется, и даже очень. Я видел ее только мельком, но она напомнила мне Барбару Лидс, ту, из будущего, через шестьсот лет после нас. Тот же тип красоты; гладкие волосы и ясное, свежее лицо, словно умытое самой природой…

Я все время думаю о ней. Думаю, что не так уж и сложно рвануть отсюда на Землю — на какой-нибудь грузовой ракете, — а там, глядишь, сменю фамилию, устроюсь на другую работу. К черту Гротинга, к черту Стабильность. Я хочу ее видеть — и как можно скорее.

И все время думаю о новой встрече.

Одди и Ид[1]

Это история о чудовище.

Его назвали Одиссей Голем в честь папиного любимого героя и вопреки маминым отчаянным возражениям; однако, с тех пор, как ему исполнился год, все звали его Одди.

Первый год жизни есть эгоистическое стремление к теплу и надежности. Однако, когда Одди родился, он вряд ли мог на это рассчитывать, потому что папина контора по продаже недвижимости обанкротилась, и мама стала размышлять о разводе. Неожиданное решение Объединенной Радиационной Компании построить в городе завод сделало папу богатым, и мама снова влюбилась в него. Так что Одди все-таки получил свою долю тепла и надежности.

Второй год жизни был годом робкого исследования мира. Одди ползал и изучал. Когда он добрался до пунцовых витков электрокамина, неожиданное короткое замыкание спасло его от ожога. Когда Одди вывалился из окна третьего этажа, он упал в заполненный травой кузов Механического Садовника. Когда он дразнил кошку, она поскользнулась, собравшись прыгнуть на него, и ее белые клыки сомкнулись над ухом Одди, не причинив ему никакого вреда.

— Животные любят Одди, — сказала мама. — Они только делают вид, что кусают его.

Одди хотел быть любимым — поэтому все его любили. Пока Одди не пришло время идти в школу, все ласкали и баловали его. Продавцы магазинов задаривали мальчишку сластями, знакомые вечно приносили ему что-нибудь в подарок. Одди получал столько пирожных, лимонада, пирожков, леденцов, мороженого и других съестных припасов, что их хватило бы на целый детский сад. Он никогда не болел.

— Пошел в отца, — говорил папа. — У нас хорошая порода.

Росли и множились семейные легенды о везении Одди… Рассказывали, что совершенно чужой человек спутал его с собственным сыном как раз в тот момент, когда Одди собирался зайти в Электронный Цирк, и задержал его настолько, что Одди не стал одной из жертв того ужасного взрыва, что произошел в 98-м году… А забытая в библиотеке книга спасла Одди от Упавшей Ракеты в 99-м году…

Разнообразные мелкие случайности избавляли его от всяческих катастроф. Тогда никто не понимал, что он — чудовище.

В восемнадцать лет Одди был симпатичным юношей с гладкими каштановыми волосами, теплыми карими глазами и широкой улыбкой, которая обнажала ровные белые зубы. У него была спокойная, открытая манера общения и море обаяния. Он был счастлив. Пока его чудовищное зло успело проявиться и оказать влияние только на маленький городок, в котором он родился и вырос.

Закончив среднюю школу, Одди поступил в Гарвард. Однажды один из множества его новых друзей заглянул в спальню и сказал:

— Эй, Одди, пойдем на стадион, погоняем мяч.

— А я не умею, Бен, — ответил Одди.

— Не умеешь? — Бен засунул мяч под мышку и потащил Одди за собой. — Ты откуда такой взялся, приятель?

— Там, где я вырос, не очень интересуются футболом, — ухмыльнувшись, ответил Одди. — Говорят, что футбол устарел. Мы были фанатами Хаксли.

— Хаксли! Это для яйцеголовых, — заявил Бен. — Футбол — просто замечательная игра. Хочешь стать знаменитым? Каждую субботу тебя будут показывать на футбольном поле по телеку.

— Да, я уже заметил, Бен. Покажи мне, как играть.

Бен показывал Одди, терпеливо и старательно. А Одди учился с отменным прилежанием. Когда он ударил по мячу всего в третий раз, неожиданный порыв ветра подхватил мяч, и тот, пролетев семьдесят ярдов, влетел в окно третьего этажа, где находился кабинет инспектора Чарли Стюарта (по прозвищу Доходное Место). Стюарт посмотрел на окно, а через полчаса они с Одди уже были на стадионе военной базы. Через три субботы заголовки газет гласили:

«ОДДИ ГОЛЬ — 57, АРМИЯ — 0».

— Тысяча задумчивых чертей! — возмущался тренер Хиг Клейтон. — И как только у него это получается? В парнишке нет ничего необычного. Середнячок да и только. Но стоит ему побежать, как его преследователи начинают падать. Когда он бьет по мячу, защитники спотыкаются. А когда они спотыкаются, он перехватывает мяч.

— Он словно ждет, когда противник сделает ошибку, — отозвался Доходное Место, — а уж потом использует ее по максимуму.

Они оба ошибались. Одди Голь был чудовищем.

В поисках подходящей девушки Одди Голь пришел один, без подружки, на студенческий бал, устроенный в обсерватории и по ошибке забрел в темную комнату, где обнаружил освещенную уродливым зеленым светом девушку, которая склонилась над подносами. У нее были коротко подстриженные черные волосы, глаза — словно две голубые льдинки и соблазнительная мальчишеская фигура. Девушка немедленно предложила ему убраться, а Одди влюбился в нее… на время.

Его друзья чуть не надорвали животы от смеха, когда он рассказал им об этом.

— Тебе что, снятся лавры Пигмалиона, Одди, разве ты ничего про нее не слышал? Эта девица фригидна, словно статуя! Она ненавидит мужчин. Ты зря теряешь время.

Однако благодаря искусству психоаналитика, уже через неделю девушка сумела справиться со своими невротическими проблемами и по уши влюбилась в Одди Голя. Два месяца продолжался их необычный, всепоглощающий роман. А потом, как раз в тот момент, как Одди почувствовал охлаждение, у девушки случился рецидив прежней болезни, и их отношения перешли на иной, весьма для него удобный, дружеский уровень.

До сих пор лишь незначительные события являлись результатом невероятного везения Одди, но реакция на них стала более заметной.

В сентябре, перейдя на выпускной курс, Одди принял участие в конкурсе на получение Медали по политической экономии — его работа была озаглавлена: «Причины Заговоров». Поразительное сходство его тезисов с Астрейским[2] заговором, который был раскрыт в тот день, когда был опубликован труд студента, дало ему возможность получить первый приз.

В октябре Одди внес двадцать долларов в общий фонд, организованный одним его сумасшедшим приятелем для спекуляции на бирже в соответствии с «Тенденциями в изменении рынка ценных бумаг» — один из устаревших предрассудков. Расчеты безумного пророка были просто анекдотичными, но разразившаяся паника чуть не разорила биржу и учетверила стоимость акций фонда. Одди заработал сто долларов.

Так оно и шло — все хуже и хуже. Чудовище.

Теперь, начав заниматься созерцательной философией, которая гласит, что первопричины всего кроются в истории, а Настоящее посвящает все свои усилия статистическому анализу Прошлого, чудовище могло получить гораздо больше; но живые науки подобны бульдогу, сомкнувшему зубы на феномене Настоящего. Поэтому именно Джесс Мигг, физиолог и спектральный физик, был первым, кто сумел поймать чудовище… Только вот он думал, что нашел ангела.

Старина Джесс был одной из местных Достопримечательностей. Во-первых, достаточно молод — ему еще не исполнилось и сорока. Ядовитый и острый на язык альбинос, розовые глазки, лысый, востроносый, блестящий ум, Джесс носил одежду двадцатого века и предавался его порокам — табаку и алкоголю. Он никогда не говорил — он выплевывал слова. Никогда не прогуливался — бегал. Вот так, бегая однажды по коридорам Лаборатории N1 (Обзор пространственной механики — курс для студентов, изучающих Общие Искусства), Мигг выследил чудовище.