Дневники Счастливого холостяка - Павел Соболев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В те юные годы у меня не было столь чёткого понимания данного процесса, а лишь смутное его ощущение.
Но в итоге же, испытывая, руководствуясь языком своей культуры, любовь к той девчонке, я стал со временем обращать внимание и на её подругу)))))
Я так же стал о ней думать, так же стал фантазировать… Но как было это назвать? Ведь я уже любил ту, первую…
И я решил, что это уже просто симпатия. Да, хорошая такая человеческая симпатия. Дружба! Точно! Замечательный термин! Он явно был наиболее подходящим в этой ситуации…
Но в какой это вдруг «в этой» ситуации? Что это была за такая ситуация, где термин «дружба» оказался наиболее оптимальным?
Не в том ли был нюанс «этой» ситуации, что термин «любовь» я уже использовал, а потому все прочие аналогичные же ощущения я уже был вынужден назвать как-то иначе? Но почему я не мог назвать их снова «любовью»? Что мешало?
А вот это был вопрос вопросов, ответить на который мне предстояло лишь десятилетие спустя, когда понятие «моногамная парадигма» отчётливо обозначилось на горизонте чёрным грозовым облаком с пучками гневных молний.
Языком мы расчерчиваем границы дозволенного. Мы называем нечто любовью, и потому позволяем себе это любить, мы называем нечто дружбой, и потому позволяем себе дружить))))) Но в юности это было очень непросто для понимания.
С подобной ситуацией потом я сталкивался не единожды. Но самым показательным был случай с моим женатым другом, которому было уже слегка за тридцать.
Володька был женат на Лене. Глубоко уже женат, лет пять. Но, вот диво, несмотря на эпизодические заявления, что он невероятно любит Лену, значительная часть его рассказов была связана… С Аней. С коллегой по работе. Вова регулярно рассказывал, как Аня сказала то, как Аня сказала это, как здорово Аня повела себя в той ситуации и в этой. В течение года Вова рассказывал истории про невероятные таланты Ани, про её замечательные юмор и характер. И апогеем всего этого была откровенная радость, когда Аня однажды сказала Вове, что, будь он холостой, она бы за него единственного вышла замуж)))
Вова рассказывал об этом с чувством такой нескрываемой гордости, будто для него это событие было чем-то вроде олимпийской медали по признанию)))
И всё это при том, что о своей законной и горячо любимой супруге он упоминал безумно редко — словно она была лишь штампом в его паспорте. О его Лене мы с друзьями не знали ничего — только то, что она была.
Тогда я и спросил с улыбкой:
— Вовка, а почему бы тебе не жениться на Ане?
Возникла пауза.
— Я уже женат и люблю Лену, — ответил смутившийся Вова, подумав, вероятно, что я шучу. Но я не шутил.
— Весь минувший год ты о ком и говоришь, так только об Ане, а Лена же будто витает где-то в параллельной реальности…
— Я люблю Лену, а Аня мне просто друг, — выпалил Вова, добавив настойчивости в голос.
Внимание, вопрос залу: как Володька понял, что любит Лену, а Аня ему — "просто друг"?
У него есть какой-то особый "дружбометр", позволяющий понять, где "дружба" переходит в "любовь" и наоборот? Стрелка перешла из зелёной зоны в красную — и (хоп!) Вова понял, что тут уже точно любовь?
Если он приобрёл этот "дружбометр" на "Алиэкспрессе", я хочу знать точную ссылку)))
Оказывается, существует термин, обозначающий умение любить не какого-то одного, а сразу несколько человек — полиамория (полиамурия). Я узнал об этом довольно поздно, лет в тридцать. Тогда же и задался вопросом: почему вообще понадобилось введение термина для обозначения способности любить многих людей?
Мы, например, можем любить разные блюда — борщ, стейки из мраморной говядины, сыр с голубой плесенью и "Бигмак" из "МакДональдса", но при этом не возникает нужды обозначать любовь сразу многих блюд каким-то отдельным термином. Почему? Почему нет никакой "кулинарной полиамории"?
Скорее даже наоборот, существуют термины, подчёркивающие любовь человека к какой-то одной кулинарной традиции — сладкоежка, вегетарианец или же мясоед и т. д.
Не потому ли, что любить много разных блюд — это нормально? А вот придерживаться уже какого-то более узкого направления — это нечто более редкое и нехарактерное?
Но если речь заходит о любви к человеку… Тут сразу возникают некие особые термины. Почему?
Причём если речь идёт о матери, которая любит сразу обоих своих детей, также не возникает никакой "материнской полиамории", а остаётся простая "материнская любовь". И даже если речь идёт о любви к трём детям или к четырём, всё равно ничего подобного не возникает. Это остаётся просто материнской любовью.
Но стоит только этой же самой матери полюбить двоих мужчин, так сразу возникает пресловутая полиамория… Не интересно ли?
Ещё как интересно)))
Наверное, многие сталкивались в Интернете с таблицами, где обозначается, как определить нехватку конкретного микроэлемента в своём рационе. Там показывается, что если мы, к примеру, хотим шоколада, то это означает, что организму недостаёт магния, а магний мы можем, помимо конкретно шоколада, получить из орехов, семечек и разных бобовых. Если мы хотим кофе или чаю, то это означает, что организму недостаёт серы, которую мы, помимо конкретно кофе или чая, можем получить из клюквы, хрена или капусты.
Подобных описаний в таких таблицах много, но суть в одном: при нехватке какого-либо микроэлемента в нашем организме, мы склонны распознавать эту нехватку в виде предпочтения строго конкретного продукта, который нам наиболее привычен, то есть наиболее характерен для данной культуры потребления, хотя в действительности способов возместить данную нехватку большое множество. Но просто они довольно узко ограничены представлениями в рамках нашей местной кулинарии.
Если у человека возникает нехватка калия, то в зависимости от конкретной культуры, он будет хотеть отведать совершенно разные продукты: в одной культуре это окажется желание поесть картофеля (у русских, белорусов, поляков, канадцев), а в другой — бананов (экваториальные страны) или кураги (в Турции).
На примере этого кулинарного экскурса можно видеть, как некая базовая потребность в зависимости от культуры регламентируется и конкретным способом её удовлетворения: как более привычно, "как принято", в том русле мысль (желание) и направлена.
Культура определяет способ
