Курильский эксцельсиор - Олег Уланов

«Так. А вот и приемник спутниковой навигации. Значит, Александр знал о передвижении всех членов экспедиции. И когда японец появился в опасной близости к бухте, где они вели какие-то поиски, Александр быстренько нейтрализовал его».

Проверив рукой глубины рюкзака, он извлек со дна то, что искал. Это был очень тяжелый сверток. Развернув его, Олег не смог сдержать удивления и легонько присвистнул.

В свертке лежало два золотых бруска. На них отчетливо была видна маркировка, сделанная японскими иероглифами.

Умелов лихорадочно соображал, что ему делать дальше. Через минуту он принял единственно правильное решение…

– Ну вот. Я же вам говорил, что сейчас продышится и вернется. – Рыжов поприветствовал вошедшего журналиста.

Умелов прошел к своему месту. Когда он сел, Мэри пододвинулась к нему поближе.

– Олег, с тобой всё в порядке? Ты такой красный.

– Ничего. Сейчас всё пройдет.

Час пролетел незаметно. На пороге столовой появился лейтенант Куделин и доложил, что к берегу подошли два катера. Рыжов поднялся и, поблагодарив всех за приятное общение, пригласил гостей на выход.

Мэри открыла дверь кабинета, в котором лежали вещи иностранцев, и передала ключ начальнику заставы.

– Спасибо вам за гостеприимство.

– Пожалуйста. Приезжайте еще.

Умелов видел, как Гольц незаметно для других проверил узел на своем клапане. Убедившись, что он цел, Александр с трудом взвалил рюкзак на плечи. По его лицу было видно, что ему было приятно ощущать за спиной эту тяжесть.

Выйдя из заставы, все гуськом потянулись к берегу. Начальник заставы не торопился идти на берег.

– Куделин, Крапивин проводите гостей. Я сейчас подойду, – отдал приказ Рыжов и быстро вернулся в свой кабинет.

Медленно выдвинув верхний ящик своего стола, он сразу увидел записку Умелова. В ней было написано: «Александр Гольц».

Выскочив в коридор, капитан зычно крикнул.

– Дежурный! Срочно шифровальщика ко мне!

Быстро написав текст, он отдал его в шифровку. И уже через пять минут дежурный радист передавал в эфир очень важную радиограмму.

Радиограмму, которую ждали и в Северо-Курильске, и в Петропавловске-Камчатском, и особенно в Москве.

Прошел час, прежде чем на борт научно-исследовательского судна «Ном» смогли подняться все участники экспедиции. Следом за ними на борт поднялись несколько офицеров с пограничного корабля. Среди них был человек в штатском.

– Господа! – на хорошем английском обратился он ко всем. – Хочу сделать важное заявление. Я представитель Генеральной прокуратуры Российской Федерации советник юстиции первого ранга Крестовский Аркадий Михайлович. Среди вас – гражданин России, находящийся в международном розыске.

Мэри сразу изменилась в лице, бросив тревожный взгляд на Олега.

– Этот человек – Умелов Олег Викторович.

С этими словами следователь прокуратуры подошел к журналисту и, глядя ему в глаза, спросил:

– Здравствуйте, Олег Викторович. А мы вас давно ищем. Вот ордер на ваш арест – и, повернувшись к стоящим сзади офицерам в форме внутренних войск, скомандовал: – Арестовать!

Мэри хотела броситься к Олегу, но, встретившись с ним взглядом, остановилась.

– Не надо, Мария. Я скоро найду тебя. Ты только жди. Я люблю тебя, слышишь? Я тебя люблю. Только обязательно, дождись, – почти кричал Умелов, когда два офицера уводили его на пограничный катер.

Прокурор повернулся к остальным:

– Господа! Гражданин Умелов обвиняется по статье «Шпионаж» в пользу иностранного государства. Он незаконно вывез из России документы, содержащие военную и государственную тайну. Возможно, среди вас есть его сообщники или люди, помогавшие ему. Прошу вас приготовить ваши вещи к пограничному досмотру. Во избежание эксцессов вся процедура будет сниматься на видео.

Закончив свой монолог, следователь обернулся к офицерам-пограничникам и уже по-русски скомандовал:

– Приступайте.

Александр Гольц повернулся к Саре. Теперь на него смотрела не любящая жена, а жесткий офицер американской спецслужбы. Она взглядом указала ему на борт судна.

Гольц, резко наклонившись, подняв свою тяжелую ношу и попытался быстро перекинуть ее за борт. Но он явно не рассчитал своих сил, потому что рюкзак, не долетев до борта, с грохотом упал на металлическую переборку. Александр бросился к нему, чтобы повторить попытку, но к нему наперехват уже устремились три офицера.

Дальше все было как в кино. Гольц ловко, как Стивен Сигал, раскидал одного за другим всех троих и, снова подняв рюкзак, сумел таки выкинуть его в море. Тяжелый металл, лежавший на самом дне рюкзака, мгновенно утянул на дно поклажу.

Всё произошло настолько быстро, что офицер, стоявший у самого трапа, даже не успел дать в воздух предупредительный выстрел.

Гольц медленно повернулся лицом к пограничникам и поднял вверх руки.

– Я хочу сделать официальное заявление! – громко крикнул он.

Сара ухмыльнулась, снова сделав непроницаемое лицо.

От пограничного корабля в сторону научно-исследовательского судна для полного досмотра уже отчаливал еще один катер с вооруженными пограничниками.

Глава 10

Москва. Середина июля 1995 года

В четырехместной камере следственного изолятора «Лефортово», рассчитанной на четырех человек, было только два постояльца.

Первым был заведующий кафедрой московского Института стали и сплавов Григорий Разумовский, задержанный при попытке передать сотруднику одного из иностранных посольств секретные документы о разработке танковой брони. Вторым был известный журналист и историк Олег Умелов.

– Значит, сегодня выходите? – Разумовский снова с сожалением вздохнул.

Умелов ничего не ответил, продолжая просматривать записи, сделанные им за время «вынужденной отсидки».

– Жаль. С вами было очень интересно. Вы умеете слушать и аргументированно отвечать оппоненту. Вряд ли мне снова повезет и в этой камере появится такой же собеседник. Если мне удастся выбраться отсюда, я буду рад с вами снова встретиться и поспорить на разные темы. Только не в этой стране, а где-нибудь за границей, где есть свобода и демократия. А в этой стране может быть только имперская сущность, потому что…

– Послушайте, вы! – резко перебил собеседника Умелов. – Если вам не нравится Россия, можете уезжать отсюда! Мне претит, когда кто-то говорит о России: «эта страна», «в этой стране». Я не космополит, я россиянин. И Родину свою я не выбирал, так же как и своих родителей!

– Вы что, никак не отойдете от вчерашнего спора?

– При чем здесь вчерашний спор! У вас своя точка зрения, а у меня своя. Я просто не терплю людей, которые живут в России и при этом желают ей зла!

Было видно, что Разумовский здорово разозлил Умелова. Несмотря на это, преподаватель спокойно продолжал:

– Вы моложе меня и в вас еще силен дух максимализма. Но придет время, и вы поймете, что я был прав. России не удержать такую огромную территорию вместе с Восточной Сибирью и Дальним Востоком. Мы либо потеряем эти регионы и сами сгинем, либо мы их продадим или сдадим в концессию тем странам, которые в силах освоить эти территории и ресурсы.

Олег с недоверием посмотрел на собеседника.

– Что вы на меня так смотрите? Я всего лишь высказываю свою точку зрения.

– Ага, а Курильские острова, по-вашему, надо отдать Японии? – у Умелова на скулах заходили желваки.

– И что тут страшного? Мы ведь сами их никогда не освоим. И потом, с имперским прошлым нам рано или поздно всё равно придется распрощаться, если мы хотим, чтобы с нами считались в Европе, да и во всем мире, – патетично произнес Разумовский.

– С нами считались и считаются как раз потому, что мы всегда были империей и потому что у нас есть ядерные силы сдерживания. Сама история поставила Россию в такое положение, при котором она может выжить, только оставаясь империей. Помните фильм «Калина красная»? Там Егор говорит Любе, что он очень хотел быть добрым и любящим, но вынужден был быть злым и плохим, потому что его окружали такие люди. Вот так же и Россия. Мы вынуждены быть плохими для других стран, потому что они понимают, что если Россия пройдет это смутное время, то лет через тридцать или сорок она станет мегарегулятором планетарного масштаба таких ресурсов, как нефть, газ и пресная вода. И чтобы в будущем не случилась новая война за эти ресурсы, Россия должна быть сильной и «плохой» для всех остальных, – закончил свой монолог Умелов.

– И все-таки я с вами не согласен. Если бы можно было провести честный референдум, то большинство населения приняло бы мою позицию, – продолжал пикироваться Разумовский.

– Эх, была бы моя воля, я бы ввел в России уголовную ответственность за одни только обсуждения или намеки на возможность отдать, продать или подарить какие-нибудь российские территории, – жестко произнес Умелов.