Звезда моя - Линн Грэхем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От боли и испуга на глазах у Зары выступили слезы. Из-за этого удара она чуть не потеряла равновесие, и, чтобы удержаться на ногах, ей пришлось сделать шаг назад. Инстинктивно она прижала руку к горящей щеке.
— Не вздумай бить меня! — выкрикнула Зара. — Я вызову полицию…
— Не глупи! — вмешалась Ингрид, встревоженная угрозой дочери. — Ты сама напросилась.
— А ты тоже всегда напрашивалась? — дрожащим голосом парировала Зара, переводя затем взгляд, полный презрения, на отца. — Ноги моей больше в этом доме не будет.
— Прекрасно! — с издевкой выкрикнул в ответ Монти. — Невелика потеря, и без тебя проживем.
Все еще находясь под впечатлением от этой стычки, Зара направилась домой. Выходя из машины, она почувствовала, как что-то стекает по лицу. Когда она коснулась щеки, на руке у нее осталась кровь. В карманном зеркальце она увидела порез на щеке, в том месте, куда пришелся камень, украшавший кольцо-печатку отца.
У Монти Блейка бешеный нрав: он часто выходил из себя и давал волю кулакам. Обычно за его гнев расплачивалась Ингрид. В десять лет Зара увидела, как отец избивает мать, ужасно перепугалась и позвонила в полицию. Однако финал этой истории навсегда отбил у нее охоту влезать в дела родителей: все родные, даже брат, назвали ее мерзкой лгуньей, которая опозорила свою семью, а затем ее сослали в школу-пансион. В тот вечер она усвоила, что ни о чем из происходящего за закрытыми дверями роскошного таунхауса Блейков она не должна рассказывать никому, даже Би.
— Это остается между мамой и папой и к нам никак не относится. Он же почти никогда не поднимает руку на кого-то из нас, — часто говорил Том, когда они были подростками. — Ну только иногда шлепнет или ударит по щеке. Уверен, в других семьях все гораздо хуже.
Но в период взросления Зары страх перед вспышками гнева отца создал в семье весьма тревожную и пугающую обстановку. Вся семья изо всех сил старалась задобрить и успокоить Монти. Лучше всех это обычно удавалось Тому, папиной радости и гордости. Однако втайне Монти продолжал избивать жену: временами Зара замечала, что ее мать передвигается очень медленно и осторожно. Это был единственный признак побоев. Зара знала — отец слишком осмотрителен, чтобы поставить синяк на видном месте.
Пока Зара ехала до квартиры, от всех этих мыслей у нее разболелась голова и все больше саднило лицо. Она собиралась принять болеутоляющее, но вовремя спохватилась, что во время беременности нельзя принимать никаких лекарств, не посоветовавшись с врачом. Она осмотрела в зеркале распухшую скулу. Кожа покраснела и горела, а судя по темнеющему кругу около глаза, там скоро будет синяк. Когда в дверь позвонили, она схватила темные очки.
Это был Витале, высокий и подтянутый, в черном деловом костюме. Когда она открыла дверь, он как раз собирался позвонить еще раз. Его рука медленно опустилась, и он удивленно взглянул на нее.
— Почему ты дома в солнечных очках? — спросил он.
Вместо ответа, Зара нахмурилась, а Витале сдернул с нее очки. Увидев ее лицо, он замер.
— Что с тобой случилось?! — вскрикнул он.
— Я упала… Торопилась, когда шла по питомнику саженцев, — солгала она.
— Не лги мне. Я чувствую ложь за километр, — предупредил ее Витале, мягко коснувшись ее ушиба. — Скорее похоже, что кто-то тебя ударил.
— Вовсе нет, — промямлила Зара дрожащим голосом. Ее глаза наполнились слезами. — Зачем ты приехал?
В ответ Витале молча бросил на стол газету. Это был тот самый выпуск, где намекали, что она беременна.
— Ах, это… — рассеянно пробормотала Зара. Хотя она читала колонку сплетен только утром, ей показалось, что с тех пор уже прошло сто лет.
— Я не верю, что ты упала. Я хочу знать, кто ударил тебя по лицу. Кто это сделал? — Дыхание Витале было ровным и тихим, но в его пристальном взгляде таилось бушующее пламя. — Думаю, завтра у тебя будет синяк.
От напряжения у Зары сжалось горло, и она не могла сглотнуть. Она чувствовала себя уставшей, расстроенной, почти больной.
— Это не важно.
— На тебя напали. Как это может быть не важно? — требовательно спросил Витале, прерывая ее слабые отговорки. — Кого ты пытаешься защищать?
Он попал прямо в яблочко, и Зара побледнела. Однако привычка хранить строжайшую тайну во всех семейных делах слишком глубоко въелась, и она не могла так легко изменить ей.
— Никого я не защищаю.
— Ты беременна. Кто способен поднять руку на беременную женщину? — гневно продолжал Витале. — А ведь он мог ударить тебя не по лицу, а в живот, и у тебя бы случился выкидыш. Тогда бы ты тоже его защищала?
Загнанное выражение глаз Зары стало еще более явным. Чтобы скрыться от его испепеляющего взгляда, она опустила голову:
— Я не хочу говорить об этом, Витале.
Он сжал ее руку и притянул ближе к себе:
— Я не уйду, пока ты мне не скажешь. Когда на тебя напали, наш ребенок подвергался опасности. Я не могу притворяться, что ничего не произошло.
Когда он напомнил об ответственности перед ребенком, Зара почувствовала себя ужасно виноватой. Она разрывалась между чувством долга перед семьей и перед своим ребенком. Она была так расстроена, что в какой-то момент у нее просто не было сил отстаивать честь семьи.
— Это был мой отец. Доволен?! — с вызовом воскликнула она, высвобождая руку. — Но это ничего такого не значит. Просто он злится и выходит из себя…
— Твой… отец? — Глаза Витале вспыхнули золотистыми искрами. От его сердитого голоса буквально задрожали стекла. Он распахнул дверь.
— Куда ты? — Зара в ужасе бросилась за ним и схватила за руку, чтобы остановить. — Что ты собираешься делать?
Витале взглянул на ее встревоженное лицо:
— Я прослежу, чтобы этого никогда не повторилось.
— Как? Я не хочу, чтобы ты дрался с моим отцом… Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал об этом, это личное! — выдохнула Зара, отчаянно цепляясь за рукав его пиджака.
Витале мягко разжал ее тонкие пальцы. Его суровое лицо выражало готовность защитить Зару, а взгляд был твердым как сталь.
— Я не собираюсь драться с твоим отцом. И не собираюсь никому об этом рассказывать. Это тебе решать. Но я прослежу, чтобы он больше никогда не посмел даже пальцем тебя коснуться, — яростно, но очень тихо произнес Витале. — До встречи.
Оставшись одна, Зара старалась успокоиться, но понимала, что, когда Витале выскажет ее отцу все обвинения, тот выйдет из себя. И начнется настоящий ад, потому что она дала человеку, который и так ненавидел ее отца, еще один повод для нападок и презрительного отношения.
Но потом она всего на миг мысленно вернулась в изящную гостиную, где удар отца чуть было не сбил ее с ног. Нравится ей это или нет, но нужно признать, что Витале прав. Если бы она упала, то, возможно, причинила бы вред ребенку или, не дай бог, случился бы выкидыш. Агрессивность отца ничем нельзя оправдать, для его поведения вообще никогда не было оправдания.