Чисвикские ведьмы - Роберт Рэнкин

– Откуда вы, сэр? Из Индии? Из Америки? Трубы у вас что надо, это уж точно, – и он пощупал брюки Уилла.

– Трубы? – повторил Уилл. – Вообще-то, это брюки… Выражение из рифменного сленга кокни. Точно.

– Дайте пенни, сэр, – оборвыш продолжал тянуть Уилла за штанину. – Вы говорите как джентльмен, значит, вы джентльмен. Провалиться мне на этом самом месте, если это не так. Дайте хоть пенни, а лучше два. Я сегодня не ел, и мой желудок поет песни.[40]

– У меня нет денег. – Уилл мягко, но решительно освободил брючину. – Там, откуда я прибыл, пенни не бывает.

– Если у вас только валюта, могу обменять. Посчитаю на «бэббидже», все честно.

– На… «бэббидже»? – очень осторожно переспросил Уилл, боясь неправильно произнести это слово.

– Ага. Он у меня в кормушке, – малыш запустил ручонку в свой карман и выудил маленький латунный предмет.[41]

Карманный калькулятор.

– Ох! – На этот раз Уилл не сдержался. – Дай-ка посмотреть.

И протянул руку. Но мальчик отступил на шаг.

– Я только посмотреть хотел, – пробормотал Уилл.

– Как будто раньше не видели.

– Никогда в жизни.

Паренек свистнул:

– Ну, видать, вы издалека. Оттуда, где на карте розы?

– Розы на карте? Британская империя?

– Ой, да ну вас, – фыркнул парнишка. – Если неохота по-хорошему малышек отсыпать – позвольте, я сам вам по кормушкам пошарю.[42] Я не живу, а перебиваюсь, в чем сердечно вам каюсь. Шелковый платок сойдет. Или золотые часики, если они у вас есть.

– Хватит, – произнес Уилл. – Будь добр, исчезни.

– Можете потрогать мою игрушку. Один шестипенсовик.

– Я сказал, топай. И поживее.

– Гм, странно, – парнишка обхватил свой грязный подбородок столь же грязными пальцами – большим и указательным. – Ну и странный же вы человек, сэр. Не могу вас раскусить. Давайте я просто свистну, сбегутся парни и отделяют вас палками как следует. А ваше добро мы поделим.

Уилл поглядел на него сверху вниз и глубоко вздохнул.

– Как тебя зовут?

– Уинстон, – ответил тот, отсалютовав по-военному.

– Ну как, Уинстон, ты закончил?

Паренек ухмыльнулся.

– Ну, пару задумок еще осталось, – признался он. – Разрази меня гром, если нет. Может, вы какую-нибудь оцените и вознаградите меня по справедливости. Например, я чувствую, что жаловался на голод не слишком убедительно. Наверно, потому, что не так давно поел. Я бы мог…

– Хватит, пожалуйста, хватит! – Уилл отпустил свой многострадальный нос (это было ошибкой), чтобы взмахнуть обеими руками. – Твое красноречие меня поражает…

– Это еще один приемчик, – пояснил оборвыш. – Психологическая тактика. Я вызываю у вас сочувствие и заставляю таким образом раскошелиться. Сперва вам, конечно, показалось, что перед вами оборванный уличный сорванец. Но теперь вы обнаруживаете, что это умственно развитый юноша, оказавшийся в трагических обстоятельствах. И соответственно делаете великодушное пожертвование в его пользу, с мыслью, что это надлежит сделать во имя милости Божией. И лопни моя селезенка, если это не так.

– Ничего я тебе не дам, – ответил Уилл. – Не потому, что ты не произвел впечатления. Просто мне пора. Прощай, Уинстон. Приятно было познакомиться.

Уилл повернулся с явным намерением отправиться восвояси и даже сделал несколько шагов.

– Нет, подождите, дяденька…

Парнишка устремился за ним, старательно хромая.

– Моя нога… Ох, моя бедная нога. Ох, как нарывает. Уилл остановился и обернулся:

– У тебя нарыв на ноге?

– Еще бы, – ответил ему паренек. – Хронический артрит, приобретенный из-за жестокого обращения в работном доме.

– Ясно.

– Не говоря уже о нарыве в паху.

– О нарыве в паху?!

– Я сказал: не говоря…

– Старые шутки и впрямь лучше новых. Послушай, ты произвел на меня впечатление. У тебя получилось. Будь у меня были деньги, я бы тебе заплатил. Но у меня нет денег. Извини.

– Хотя бы честно, – вздохнул мистер Уинстон. – О…, Глядите, вот он!… Ее Величества «Дредноут»!

Он ткнул в небо пальцем:

– Сожри меня гиена, если это не «Дредноут»!!!

Уилл взглянул в направлении, в котором тот указывал.

Небо над головой было ясным и синим. Уилл посмотрел вверх, но никакого «Дредноута» не увидел. Ха… Весьма сомнительно, чтобы где-то над этой безмятежной синевой притаился Господь Бог, озабоченный мыслью покарать Уинстона.

Однако прежде, чем эти размышления к чему-то привели, они были внезапно прерваны звуком шлепка, за которым последовал столь же внезапный визг.

Уилл обернулся. Одну руку мистер Уинстон запустил в карман брюк Уилла, а другой держался за собственное ухо, покрасневшее отнюдь не от стыда. И чтобы увидеть свершившего сию кару, не надо было бы возводить очи к небесам. Ибо дородный джентльмен, чей удар только что пресек поползновения незадачливого карманника, стоял рядом.

– Ну-ка убери руку, мальчик, – грозно произнес джентльмен.

Паренек немедленно повиновался и уже собирался выполнить заодно и высказанное ранее пожелание Уилла, а именно: исчезнуть куда подальше. Однако толстяк проворно схватил его за шиворот и поднял в воздух.

– Все в порядке, – сказал Уилл. – Пожалуйста не трогайте его.

– Верни, что взял, – приказал джентльмен.

Паренек разжал пятерню, которую только что извлек из кармана Уилла, и чудом не выронил небольшой пластиковый диск. Диск, на который Уилл в свое время – вернее, в своем времени – скопировал «Мастерский удар эльфа-дровосека».

– Здесь это ничего не стоит, – заметил Уилл. – Пусть оставит себе.

– Ошибаетесь, – возразил джентльмен. – Последствия могут оказаться ужасными. Держите, мистер Старлинг.

Уилл протянул руку, и диск скользнул из руки паренька в его ладонь. Только после этого мистеру Уилсону было позволено ощутить почву под ногами.

– «Мистер Старлинг»? Вы знаете мое имя?

– И вы мое тоже.

Уилл пристально оглядел толстяка.

Тот выглядел весьма внушительно. И не только благодаря своим габаритам: он напоминал одного из современников Уилла, переодетого в костюм викторианской эпохи. Что же касается костюма…

Облачение этого джентльмена было не только великолепным, но и весьма экстравагантным. Шестерка из болескинового вида цвета лайма[43] – блуза, брюки, сюртук, жилет, пальто и даже цилиндр, подобранный к ним в тон. На твидовой ленте, опоясывающей цилиндр, сверкала большая золотая пряжка в форме пятиконечной звезды, усеянная драгоценностями. Жилет был украшен множеством цепочек из чистого золота – что, кажется, указывало на принадлежность к масонству.[44] На мясистом среднем пальце правой руки, которая все еще сжимала воротник юного мистера Уинстона, красовался перстень – сапфировая звезда в окружении таинственных символов, выгравированных на оправе. В левой руке джентльмен держал толстую трость, увенчанную серебряным черепом – такие трости обычно служат по совместительству ножнами для тонких шпаг или стилетов.

Наконец толстяк выпустил мальчишку. Тот присел, словно хотел провалиться сквозь землю, но тут же вскочил и припустил по улице.

– Прощай, Уинстон, – произнес Уилл.

– А теперь скажите, как зовут меня, – предложил джентльмен.

– Хьюго Рюн, – ответил Уилл.

Мистер Хьюго Рюн приподнял цилиндр и поклонился. Пожалуй, это Уилл меньше всего ожидал увидеть – гладковыбритую голову с татуировкой в виде пентаграммы на макушке.

Через миг мистер Рюн выпрямился, водрузил на голову цилиндр и похлопал Уилла по плечу.

– Вынужден принести извинения, – произнес он. – Похоже, я ошибся в расчетах примерно на девять сотых градуса. Непростительная ошибка, которая обошлась слишком дорого.

Рюн нагнулся, подобрал какую-то деталь погибшей машины времени, что-то пробормотал себе под нос, печально покачал головой и уронил обломок.

– Я ничего не понимаю, – проговорил Уилл – не слишком покривив душой.

– Скоро все поймете. Если согласитесь зайти во мне в гости.

– Ну, я…

Больше Уилл ничего не сказал. Он разглядывал мощное, широкое лицо Хьюго Рюна. Впечатляющее зрелище… Глубоко посаженные глаза, благородных очертаний нос, мясистые губы и тяжелая нижняя челюсть.

– Не знаю, – вздохнул Уилл. – Я как-то странно себя чувствую.

Хьюго Рюн понимающе кивнул.

– Вы только что совершили путешествие во времени. Я бы удивился, если бы вы чувствовали себя как обычно. Прошу вас, идемте со мной.

– Думаю, дело не в этом…

Внезапно Уилла охватило дурное предчувствие. Это чувство появилось у него впервые и очень ему не нравилось. Нет, это был не страх – нечто большее. Но что именно? Этого Уилл не знал, что существенно усугубляло ситуацию. Этот человек знает его имя. И он, Уилл, тоже знает его имя. Откуда? Если разобраться, миг назад помнил еще множество вещей – по крайней мере, был уверен, что помнит. Но… миг назад – или жизнь назад? И его ли это воспоминания?