Завершившие войну - Яна Каляева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаешь, я не понимаю? — Саша закрыла лицо руками. — Ты не представляешь, как меня с души воротит… Что я вот так ухожу, и муж знает, к кому, и все знают… Налей еще, Саня, тошнехонько. У ОГП приказ живой меня брать, а на кой ляд… Может, под протокол сразу пустят, и как знать, сдюжу ли, смогу ли соврать — да и чего врать-то? А может, не остыл ко мне Андрей Щербатов. Завет, что бы оно ни значило, на кривой козе не объедешь… Это по-другому, но даже и хуже.
— Да будет сопли размазывать, комиссар, — Антонов положил ей руку на плечо. — Детей Князева вытащишь, а там… Бог не выдаст — свинья не съест.
— Ты главного не забывай, Саня, — все же ее повело от самогона. — Когда… если… мы все же победим… вдруг хоть один из нас в живых останется паче чаяния… надо не потерять то, ради чего это все мы делаем. За что товарищи наши погибли.
— Ты про власть Советов? — припомнил Антонов.
— Да. Избираемых равным и прямым, безо всяких цензов, голосованием Советов. И чтоб власть действительно принадлежала им, а не какой-нибудь политической партии, не очередной сраной элите. Всем. Фабрики и земля принадлежат тем, кто работает на них, а власть — всем. Безо всяких условий. Чтоб народ не был отчуж… отчужден от власти. Никогда в истории такого не было, Саня, а у нас должно быть, иначе зачем это все…
Глава 9
Комиссар Объединенной народной армии Александра Гинзбург
Январь 1920 года.
— А вот в Большую войну, когда Князев еще ротой командовал, добыл наш интендант под Рождество нам цельного хряка. Здоровенного такого, матерого. А в наряде по кухне как раз городские стояли, антилигенты мобилизованные. Кто ж знал, что допрежь они мясо только во щах и видали. Энти ухари свина сперва из клети выпустили, а опосля стали гонять по всей кухне — кто со штыком, кто с ножом, кто с топором. Какое там! Хряк-то половчее их оказался! Друг друга чуть не поувечили, дурачье. А хряк выскочил через двери на плац, а там учения как раз шли, так он самому Князеву в ноги кинулся!
Сидящие у костра нестройно засмеялись. Уговор был: сегодня дурное не вспоминать и не грустить. Само то, что удалось развести огонь и спокойно посидеть возле него несколько часов, было редким, удивительным везением. А у кого-то еще нашлась бутылка не самогона даже, а настоящей казенной водки в вещмешке — чудо. Так стоило ли портить эту ночь жалобами на судьбу?
— Князев оборачивается и видит, что в ногах у него визжащий свин, а прям на него несутся три здоровенных лба, расхристанные, с ножами и топором, — продолжал ободренный рассказчик. — Он и как на них заори! В четыре этажа завернул, твою дивизию! А свин, не будь дурак, чуть не спасся, уже до постов добежал, караульные его из винтовок расстреляли, что твои охотники. Умники потом до конца наряда свинец из мяса выковыривали.
Январь, длинный месяц, благословленный тридцатью одним днем, неумолимо подходил к концу. Отступление, беженцы, мороз, голод, волки… Тысячи раненых, из которых выжили сотни… Потери в боях и вне боев — люди уходили, чтоб обменять себя на родных. Собранная было в единый кулак Народная армия снова начала расползаться; огромных усилий стоило сохранить установленный Князевым порядок, не допустить деградации армии до сборища бандитских шаек. Вернее, замедлить эту деградацию — насколько это в человеческих силах.
Страшным и кровавым выдался январь — и все же это был счастливый для Саши январь, последний, она знала, счастливый месяц ее жизни. Муж был рядом, и многих друзей удалось повидать напоследок. И вот дни эти подходили к концу. Чтоб оказаться в Москве до первого февраля, выехать в Моршанск следовало завтра на рассвете. Последнюю ночь с товарищами, которых она больше никогда не увидит, Саша не хотела тратить на пустые сожаления.
— Да чего там свин! — вступил следующий рассказчик. — А вот я служил с Князевым, еще когда он взводом только командовал! Как-то входит он к нам в казарму, а там…
Бутылка обошла круг. Каждому досталось по глотку, но усталым истощенным людям этого хватило, чтоб слегка захмелеть. Саша теснее прижалась к сидящему рядом мужу.
— Эх, а я с Федором здесь уже знакомство свел, на Тамбовщине, — вступил еще один рассказчик. — Сперва наши косо на него смотрели, чего это, мол, пришлый да нами командовать станет. Но как повидали его в деле, поняли, что он дело свое крепко знает и слов на ветер не бросает…
Испачканную кровью Князева листовку с фотографией детей Саша носила возле сердца — вместе с фотопленкой, запечатлевшей мертвое, с зияющими ранами тело.
Саша засмеялась вместе со всеми над очередной историей, которую, если начистоту, не слушала. То ли из-за выпитой на голодный желудок водки, то ли просто с устатка Саша видела сейчас в мареве костра мертвых вперемешку с живыми. Ванька, грустно улыбнувшись, подбросил веток в огонь и принялся черкать карандашом в тетрадке; любую свободную минуту он посвящал алгебре. Прохор деловито возился с солдатским котелком, заваривая, по своему обыкновению, что-то необыкновенное. Раскатистый смех Князева вторил общему хохоту. Донченко смотрел укоризненно, скрестив руки на груди — бездумных развлечений он никогда не одобрял, считал пустой тратой времени. Тонкие пальцы Юдифи сжимали винтовку.
Саша зачерпнула горсть чистого снега и протерла усталые глаза. Зрение падало давно, но видеть то, чего нет — такого с ней прежде не бывало.
Лекса с Аглаей подошли проститься. Саша обняла их обоих разом, благо теперь они и были наконец вместе.
— Вытащи детей командира, Сашка. Ты слово дала, — сказал Лекса.
— Сделаю что смогу, — улыбнулась Саша. Теперь, когда сомнения остались в прошлом, на душе у нее было легко. — Или погибну, пытаясь что-то сделать. Ты сам тут смотри мне революционную бдительность не теряй, Лексей Платоныч! И береги себя. Помрешь — выговор объявлю по партийной линии!
— Не уверена, что я правильно поступаю, позволяя тебе уйти к ним, — хмуро сказала Аглая. — Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Мы не вправе пренебрегать никакими возможностями. У этой мрази, у Нового порядка, земля под ногами горит. Возможно, они попытаются затеять с нами переговоры — может, и через тебя. Вот только сумеешь ли ты найти их уязвимое место и нанести удар? Ты ведь слабая, комиссар. Хватит ли тебе не ума даже — духа?
— Вот и узнаем, — Саша пожала плечами. — Так уж вышло, нет у тебя другого