Человек без оболочки - Роман Равдин

— У меня должна быть уверенность в их целесообразности.

— Дорогой коллега, — оживился мистер Майкл, — пожалуйста, продемонстрируйте нам один короткий, но убедительный эксперимент.

— Обезличьте его, и пусть он работает, как машина, а не как профессор Барнет, — уточнил Босс и добавил откровенно: — Мне, признаться, совестно командовать профессором…

"Совесть… Скажи пожалуйста, в нем совесть заговорила!" — фыркнул про себя Притт. А вслух сказал:

— Хорошо. Я выключаю, например, совесть, и личность данного человека исчезнет. Это будет просто скот с человеческой сообразительностью и даже знаниями законов высшей математики…

Что такое совесть? Притт формулирует: комплекс полноценности. Сюда входят и чувство собственного достоинства, базирующееся на признании достоинства других личностей, и способность оценить свои действия как бы глазами других — "со стороны", и чувство справедливости — "внутренние весы" с двумя чашами: на одной — благо для себя, на другой — для ближнего своего…

Количественное соотношение всех составляющих ее компонентов дает качество или — как чаще говорят — чистоту совести — характерной человеческой эмоции, не имеющейся ни у одного животного, разве что только у дельфина и то лишь в зачатке.

— В своих действиях он будет руководствоваться только шкурными интересами, — мрачно продолжал ученый. — Мы ему создадим подходящие условия, скажем, возбудим чувство сильного голода или палящей жажды. При виде стакана воды он будет готов убить самым зверским образом свою жену… Я могу посадить его в танкетку, вооружить лазером, и сказать: уничтожишь население Теритауна — всех, начиная с младенцев, — получишь и воду и пищу…

— Ну, к чему такие крайности! — замахал руками Босс, а глаза его смеялись. Он, может, потер бы от удовольствия руки и предложил выпить за успех дела, если бы… Если бы начисто был лишен совести. Поэтому он и постарался скрыть свои истинные чувства, а милейший мистер Майкл поспешил ему на выручку:

— Сэр, не думайте ничего плохого. Мой коллега, доктор Притт, как истинный американец, любит юмор.

— Я — человек дела, — возразил Притт, — и считаю, что в деловом разговоре юмор не уместен. Я понял вас, сэр, и шутить не намерен. Мне просто не до шуток: заказ очень серьезен. Я создам вам управляющего с головой, но совершенно без сердца, то есть без совести. Таким образом, вы будете иметь дело вовсе не с человеческой личностью, а с высоко организованным кибером, который носит кличку или номер. Я не шучу еще и потому, что у меня нет времени шутить: по слухам — да, по слухам, мистер Майкл, — исследователи в области молекулярной электроники могут опередить нас, выполнить модель человеческого мозга на кристаллах…

Босс посмотрел на мистера Майкла.

— Что вы скажете? У вас есть точная информация?

— Я не помню, чтобы лаборатория Притта делала заявку на такую информацию, — ответил директор Научного центра, — Это что, жалоба? — он повернулся к Притту.

— Мистер Майкл, — одернул его Босс, — рассматривайте это как заявку лаборатории Притта и мою тоже. Я хочу быть в курсе дела…

С президентского совета фирмы Ратт вернулся злой. Угрюмый сидел он в своем кабинете, пытался читать бумаги, но сосредоточиться никак не удавалось. В голове звучал неприятный разговор с тремя президентами. "Вечно ваш отдел подводит фирму, — выговаривали ему. — Может, вам трудно стало?

Скажите. Кстати, как у вас со здоровьем?.."

Если хозяева справляются о твоем здоровье — жди крупных неприятностей.

Это он давно усвоил и сам действовал точно так же в отношении своих подчиненных. И сейчас он понимал, что если ему, одному из президентов фирмы, высказывают такое неудовольствие, значит надо срочно поправлять свою репутацию. А виной всему было это чертовское дело Притта. Информация поступала регулярно. О ее ценности, значимости ни Ратту, ни его подчиненным судить было не дано: слишком уж не по их части. Но, как видно, она не стоила тех денег, что пришлось за нее уплатить. Там, наверху, нервничали, хотя пока определенных претензий не формулировали. Однако и этого с него было достаточно, чтобы не ждать, когда ткнут носом, как нашкодившего щенка.

Все было ясно для него — ясно, что в ближайшие дни качество информации должно улучшиться, иначе… Но неясно оставалось другое — каким образом внушить О'Малею подобную же тревогу. Говорить начистоту с нижестоящими противоречило естеству старого лиса. Ратту нужен был предлог, чтобы сформулировать новые требования к своим агентам. Это и являлось самым трудным для него, поскольку в науках он был слабоват. Зато в интригантстве равных ему трудно сыскать. Благодаря этой "науке" он и преуспевает в жизни, всегда на хорошем счету у сильных мира сего.

Наконец, ему удалось взять себя в руки, сосредоточиться. Однако не стал ломать себе голову над тем, что содержится и чего не хватает в поставляемой им информации. Он рассуждал обычно: "Меня стараются провести. Нашли дурака!

Но я вас, умники, заставлю почитать родителей… Нужно немедленно докопаться до сути: над чьими мозгами они экспериментируют — фамилия, имя, кто такой.

Когда я наступлю им на хвост, они будут послушны и понятливы…" Если в голове оформилась идея, составить план ее реализации уже не трудно, и Ратт отдал приказание своему секретарю-киберу: вызвать на завтра в девять О'Малея и Вартаняна.

— Шеф, а какая им разница, мозги это Джона или Смита? — поинтересовался О'Малей, когда Ратт объяснил их дополнительное задание.

— В этом — вся расшифровка информации, если уж вы желаете знать такие детали, — отвечал шеф. — Я не хочу скрывать от вас ничего: мои агенты всегда должны быть хорошо осведомлены. Да, да, это очень важно — чей мозг, белого человека или цветного, кто он по профессии, чем занимался раньше и… — он хотел сказать: "каким образом очутился в лапах Притта", но удержался: в его планы вовсе не входило знакомить агентов со своими методами работы.

Поэтому он, осекшись на мгновение, закончил фразу так: — и для этого лучше всего знать подлинные имя и фамилию, которые носил тот человек.

— Между прочим, я уже интересовался, — заметил Вартанян. — Это известно только Притту, а он не рассказывает никому.

— Ну, положим! — буркнул Ратт.

— Я тоже в это не верю, — сказал О'Малей. — Чтобы его близкие сотрудники не знали, с чьим мозгом они работают… Да ведь это не кусок говядины!

— Значит, они ему преданы, — не сдавался Вартанян, — и мы от них все равно ничего не добьемся. И не дураки же они, в самом деле, чтобы дать нам такой козырь против себя.