Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина

– О, ревность. Да ещё к ребёнку. Кажется, вам и вправду больше не по пути. Матрасник Ланхауг может спать спокойно? Как он вообще относился к вашей связи?

– Наверное, как любой немолодой муж молодой жены. Он закрывал на это глаза.

Ну да, престарелый супруг разрешал своей жёнушке ходить налево к полному сил молодому мужчине, лишь бы она была довольна жизнью и не портила своей кислой миной светские приёмы, куда он её водил, чтобы хвастаться молоденькой женой перед такими же престарелыми богатеями, как и он сам.

А его жёнушка тоже неплохо устроилась – от мужа получает полное содержание, от Стиана – любовь и страсть. А что в этой ситуации получал Стиан? Каково это вообще, вернуться из долгой поездки домой и узнать, что любимая променяла его на толстосума, но милостиво согласна не ограничивать доступ к своему телу? Это ведь так унизительно – делить возлюбленную с законным супругом.

Я нахожу только одну причину, почему Стиан вообще мирился со всем этим три года. Просто он заботливый и ответственный. Уезжая надолго в Сарпаль, он мог со спокойным сердцем оставить Элису, ведь дома о ней обязательно позаботится её законный муж. Ей не нужно будет думать, где взять деньги, чтобы оплатить аренду квартиры, на что купить новые платья и безделушки, посидеть в кафе и ресторанах. Всё это ей обеспечит состоятельный супруг. А Стиан будет просто её любить, ведь в чистой и искренней любви нет ничего дурного и предосудительно. Вот только девушке этого было мало. Ей почему-то показалось, что Стиан должен стать её собачонкой – быть верным и преданным только ей одной. А тут какая-то сарпальская девочка объявилась – как посмела? И ещё какая-то белобрысая дылда – такую и вином облить не жалко. Эх, и как только Стиан вляпался в такие скверные отношения? А как из них выпутался? Впрочем, он сам мне об этом тут же рассказал:

– Ланхауг и положил конец нашим с Элисой встречам. Вернее, одна его мимолётная фраза. Год назад мы с ним случайно столкнулись на одном мероприятии, и он захотел переговорить со мной с глазу на глаз.

– Решил высказать всё, что накопилось за годы брака с Элисой?

– Нет, ничего такого. Напротив, он похлопал меня по плечу как старого приятеля и заявил, если мы с Элисой будем продолжать встречаться, он не против, лишь бы мы делали это осторожно, и наш секрет не стал известен посторонним. Но он поставил мне условие. Если Элиса вдруг забеременеет и родит ребёнка с характерными сарпальскими чертами лица, Ланхауг не собирается выставлять себя идиотом и рогоносцем перед флесмерской общественностью. Он не сможет выдавать моего ребёнка за своего отпрыска, и поэтому попросту отдаст его мне. Он так и сказал, тебе не впервой воспитывать ребёнка от любовницы, так что будешь многодетным отцом.

– Вот подонок, – не сдержалась я. – Как будто ребёнок – это вещь, которой можно распоряжаться, как заблагорассудится.

– Вот поэтому я и порвал с Элисой. Окончательно и бесповоротно. Она ведь и вправду могла бы носить под сердцем моё дитя. И Ланхауг сдержал бы своё слово – лишил бы ребёнка матери и отдал его мне. Я бы никогда не отказался от своего отцовского долга, я бы дал своему сыну или дочери всё то же, что готов дать Жанне. Но я бы ни за что на свете больше не хотел становиться причиной того, что ещё один ребёнок растёт вдали от родной матери. Ни за что. И потому я расстался с Элисой. Но она не поняла и не приняла моего решения. Теперь мы почти что враги.

– Забудь о ней, – посоветовала я. – Забудь вообще о её ненормальной семейке. Они оба хороши – Элиса и её матрасник. Одна – использует тебя, другой вменяет тебе в вину твою же внешность. По-моему, им очень хорошо вместе, в их замкнутом мирке, полном интриг, ревности и измен. Ест такие мужья, которым льстит успех их жён у других мужчин. Но тебе-то зачем участвовать в их извращённых играх? У тебя есть нормальная любящая семья. У тебя есть Жанна. У тебя есть... – Хотелось сказать "у тебя есть я", но вовремя опомнилась, – в твоей жизни может появиться новая любовь. Настоящая, искренняя. Без нервотрёпок, измен и ультиматумов. Ты ведь так молод, ты можешь всё изменить в своей жизни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Я знаю, – с грустной улыбкой кивнул он. – Именно потому я дал себе зарок больше не начинать отношения с несвободными девушками.

Он замолк. Я ждала продолжения, но его не было. И тут до меня дошло – так это же он говорит про меня! Я – та самая несвободная девушка. Это ведь обо мне даже тромская пресса пишет, будто я без пяти минут невеста аконийского принца. И Стиан в это верит. Так вот почему весь вечер он был так холоден со мной. Не внезапная встреча с Элисой нагнала на него тоску, а я – та самая девушка, в которую он готов влюбиться, но не станет этого делать – ведь он дал себе зарок. Ну ничего, сейчас я всё ему доходчиво объясню, и тогда…

Я так ничего и не успела сказать Стиану. Мы всё шли вдоль набережной и никак не ожидали, что из темноты под свет фонарей прямо перед нами вынырнет смуглолицый бродяга в обносках.

– Братец, подай на пропитание бедному страдальцу, – затянул он свою заунывную речь по-сарпальски и протянул открытую ладонь перед Стианом, – детки мои страдают, от голода пухнут.

Кажется, это сарпальский беженец. Я уже наслышана, что их в империи предостаточно, но сейчас в первый раз вижу одного из них воочию.

– Откуда у тебя дети? – с плохо скрываемой усмешкой, спросил его Стиан. – Ни один приличный человек не выдал бы свою дочь за человека, что не может прокормить даже самого себя.

– Так племянники то мои, дети они ещё совсем, – начал юлить бродяга. – Много их у меня, и все есть хотят. Не откажи, подай на пропитание, братец.

– Отчего бы тебе не пойти работать? На работе, знаешь ли, можно немало денег получить, если не отлынивать.

– Так кто же меня возьмёт, братец? – горячо воскликнул бродяга. – Не любят нас тромцы, называют плутами и гонят от своих заводов и домов подальше. Презирают они сарпальцев, уж тебе ли не знать, братец?

Он снова жалобно посмотрел на него, и второй раз протянул ладонь, а Стиан сказал:

– Я знаю место, где работящих сарпальцев никогда не обидят. Приходи завтра в порт, спроси там Эйлерта Ринстада. Скажешь, что Шанти прислал. Тебя возьмут докером и будут платить достойное жалование. И тебе хватит, и твоим племянникам.

С каждым его словом бродяга всё больше мрачнел и даже потихоньку стал пятиться назад, а когда Стиан закончил, он подскочил к нему и воскликнул:

– Ну что тебе, жалко монетки для земляка?! Или что, позабыл, кто ты есть на само деле, без этих дорогих тромских вещичек? Забыл кто мать твоя? Небось, из грязи вылезла. И папаша твой ещё тот блудник, раз своих тромских женщин ему мало, он ещё и на чужую позарился. Ты – дитя кровосмешения и блуда, вот кто ты! Так что не смотри на меня свысока, полукровка. И перед своей полюбовницей не красуйся. Я твою гнилую суть знаю. Выбился в люди и мнишь тут… А ты…

Тут он метнулся ко мне, желая то ли напугать, то ли вызвать приступ брезгливости своим неопрятным видом, но не на ту напал.

– Эй, милейший, – возмутилась я, чем ужасно напугала бродягу, ведь он не ожидал, что светлокожая блондинка заговорит с ним на его родном языке, – тебе дело предлагают. Нужны деньги – иди работать. Тебе даже сказали куда. И не надо тут устраивать сцен. Мужчину это не красит. А если тебе что-то не нравится, можешь возвращаться на родину. Там ты точно не будешь голодать. Лодыри в Сарпале быстро протягивают ноги.

Бродяга оторопел, даже открыл рот от удивления, но вскоре пришёл в себя и умчался от нас прочь, бормоча себе под нос что-то неразборчивое.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Вот из-за таких типов в империи и процветают предрассудки на счёт сарпальцев, – как бы между делом заметил Стиан.

– И тебе приходилось становиться жертвой предрассудков?

– В детстве – частенько, пока мои одноклассники не узнали, кто моя мама. Шелу Крог в империи всё-таки уважают. В отличие от профессиональных нищих и откровенных бандитов. Увы, но эти люди более заметны в общей массе сарпальских мигрантов, хоть и остаются меньшинством среди них. Этот малый рассчитывал, что я откуплюсь от него, лишь бы он не досаждал ни тебе, ни мне. Он ведь знает, как тромцы относятся к рядовым сарпальцам.