Мой роман, или Разнообразие английской жизни - Эдвард Бульвер-Литтон

– Что это значит? ты, кажется, вооружаешься против меня?

– О если ты сейчас не уйдешь я не освободят ее, я обличу тебя перед императором.

– Слишком поздно, cher enfant! Ты поедешь вместе с вами. Вещи, в которых ты можешь иметь нужду, уже на корабле. Ты будешь свидетельницей вашей свадьбы, а там ты можешь говорить императору что тебе угодно.

Ловким и энергическим движением граф отстранил Беатриче и упал на колени перед Виолантой, которая, выпрямившись во всю вышину своего роста, бледная как мрамор, но не обнаруживая боязни, смотрела на него с невозмутимым презрением.

– Теперь вы сердитесь на меня, сказал он с выражением смирения и некоторого энтузиазма:– и я этому не удивляюсь. Но поверьте, что пока это негодование не уступит места более нежному чувству, я не употреблю во зло той власти, которую приобрел над вашею судьбою.

– Власти! произнесла Виоланта с гордым видом. – Вы похитили меня и заперли в этот дом…. вы воспользовались правом сильного и удачей; но власти над моей судьбою – о, нет!

– Вы думаете, можеть быть, что ваши друзья узнали о вашем побеге и напали на вашь след. Прелестное дитя, я принял все меры против попыток ваших друзей, и я не страшусь ни законов, ни полиции Англии. Корабль, которому суждено отвеэти вас с этих берегов, готов и ждет в нескольких шагах отсюда…. Беатриче, повторяю тебе, перестань, оставь меня…. На этом корабле будет патер, который соединит наши руки, но не прежде, как вы убедитесь в той истине, что девушка, которая бежит с Джулио Пешьера, должна или сделаться его женою, или оставить его с полным сознанием собственного позора.

– О, изверг, злодей! воскликнула Беатриче.

– Peste, сестрица, будь поосторожнее в выборе выражений. Ты тоже выйдешь замуж. Я говорю не шутя. Синьорина, мне очень жаль, что я должен употреблять насилие. Дайте мне вашу руку; нам пора идти.

Виоланта уклонилась от объятия, которое готово было оскорбить её стыдливость, бросилась прочь, перебежала комнату, отворила дверь и потом поспешно затворила ее за собою. Беатриче энергически схватила графа за руки, чтобы удержать его от преследования. Но тотчас за дверью, как будто с целию подслушать, что делается в комнате, стоял мужчина, закутанный с головы до ног в широкий рыбацкий плащь. Свет от лампы, упавший на этого человека, блеснул на стволе пистолета, который он держал в правой руке.

– Тише! прошептал незнакомец по английски и, обняв руками стан девушки, продолжал: – в этом доме вы во власти злодея; только по выходе отсюда вы будете в безопасности. Но я возле вас, Виоланта: будьте покойны!

Голос этот заставил трепетать сердце Виоланты. Она вздрогнула стала вглядываться, но лицо незнакомца было в тени и закрыто шляпою и плащем; только черные, вьющиеся волосы выбивались наружу и виднелась такая же борода.

В это время граф отворил дверь, увлекая за собою сестру, которая ухватилась за него.

– А, это хорошо! вскричал он незнакомцу по итальянски. – Веди синьорину за мною, только осторожно; если она вздумает кричать, ну, тогда…. тогда заставь ее молчат, и только. Что касается до тебя, Беатриче, до тебя, изменница, я мог бы убить тебя за этом месте; но нет, этого довольно.

Он поднял сестру в себе за руки и, несмотря на её крик и сопротивление, быстро побежал по лестнице.

В зале теснилась целая толпа людей суровых и жестоких на вид, с смуглыми, грубыми лицами. Граф обратился к одному из них и что-то шепнул; в одно мгновение маркизу схватили и завязали ей рот. Граф возвратился назад. Виоланта стояла возле него, поддерживаемая тем самым человеком, которому Пешьера поручил ее и который в эту минуту уговаривал ее не сопротивляться. Виоланта молчала и казалась покойною. Пешьера цинически улыбнулся и, послав вперед людей с зажженными факелами, стал спускаться по лестнице, которая вела к потаенной пристани, бывшей между залою и входом в подвальный этаж дома. Там маленькая дверь была уже отворена, и река протекала возле. Лодка была причалена к самым ступеням лестницы; кругом стояли четверо людей, которые имели вид иностранных матросов. По приходе Пешьера, трое из них прыгнули в лодку и взялись за весла. Четвертый осторожно перебросил доску на ступени пристани и почтительно протянул руку Пешьера. Граф вошел первый и, напевая какую-то веселую оперную арию, занял место у руля. Обе женщины были также перенесены, и Виоланта чувствовала, как судорожно пожимал в это время её руку человек, стоявший у доски. Вся остальная свита перебралась немедленно, и через минуту лодка быстро понеслась по волнам, направляя путь к кораблю, который стоял за пол-мили ниже по течению и отдельно от всех судов, толпившихся за поверхности реки. Звезды тускло мерцали в туманной атмосфере; не было слышно ни звука, кроме мерного плеска весел. Граф перестал напевать и, рассеянно смотря на широкия складки своей шубы, казался погруженным в глубокие размышления. Даже при бледном свете звезд можно было прочесть на лице Пешьера гордое сознание собственного торжества. Последствия оправдали его беззаботную и дерзкую уверенность в самом себе и в счастии, что составляло отличительную черту характера этого человека – отважного искателя приключений и игрока, который всю жизнь провел с рапирою в одной руке и поддельною колодою карт в другой. Виоланта, приведенная на корабль преданными ему людьми, будет уже безвозвратно к его власти. Даже отец её будет очень благодарен, узнав, что пленница Пешьера спасла честь своего имени, сделавшись женою своего похитителя. Даже собственное самолюбие Виоланты должно было убеждать ее, что она добровольно приняла участие в планах своего будущего супруга и убежала им отцовского дома, чтобы скорее стать пред брачным алтарем, а не была лишь несчастною жертвою обманщика, предложившего ей руку из сострадания. Он видел, что судьба его обеспечена, что удаче его позавидуют все знакомые, что самая личность его возвысится торжественным бракосочетанием. Так мечтал гран, почти забывая о настоящем и переносясь в золотое будущее, когда он был приведен в себя громким приветствием с корабля и суматохою матросов, которые хватались в это время за веревку, брошенную к ним. Он встал и пошел было к Виоланте. Но человек, который постоянно смотрел за нею во все продолжение пути, сказал ему по итальянски:

– Извините, ечеленца, на лодке множество народа и качка так сильна, что ваша помощь помешает синьорине удержаться на ногах.

Прежде, чем Пешьера успел сделать возражение, Виоланта уже подымалась по лестнице на корабль, и граф на минуту остановился, смотря с самодовольною улыбкою, как девушка легкою поступью вошла на палубу. За нею следовала Беатриче, а потом и сам Пешьера. Но когда итальянцы, составлявшие его свиту, тоже столпились к краю лодки, двое из матросов остановились перед ними и выпустили в воду конец веревки, а двое других сильно ударили веслами и направили лодку к берегу. Итальянцы, удивленные подобным неожиданным поступком, разразились целым градом проклятий ибрани.

– Молчать, сказал матрос, стоявший прежде у доски, переброшенной с лодки: – мы исполняем приказание. Если вы станете буянит, мы опрокинем лодку. Мы умеем плавать. Да сохранит вас Бог и святой Джакомо, если вы сами не хотите о себе думать.

Между тем, когда Пешьера поднялся на палубу, поток света упал на него от факелов. Этот же свет изливался на лицо и стан человека повелительной наружности, который держал рукою Виоланту за талию и которого черные глаза при виде графа засверкали ярче факелов. По одну сторону от этого человека стоял австрийский принц; по другую сторону – с плащем и огромным париком из черных волос у ног – лорд л'Эстрендж, с сложенными на груди руками и с улыбкою на устах, которых обычная ирония прикрывалась выражением спокойного, невозмутимого презрения. Граф хотел говорит, но голос изменил ему. Все. вокруг него смотрело враждебно и дышало мщением. Когда он стоял таким образом в совершенном смущении, окружавшие итальянцы закричали с бешенством:

– Il traditore? Il traditore! изменник! изменник!!

Граф был неустрашим и при этом крике поднял голову с повелительным видом.

В это время Гарлей сделал знак рукою, как будто с целию заставить умолкнуть матросов, и вышел вперед из группы, посреди которой он до тех пор стоял. Граф приблизился к нему смелою поступью.

– Что это за проказы? вскричал он дерзким тоном, по французски: – я уверен, что мне должно от вас требовать объяснении и удовлетворения.

– Pardieu, monsieur le comte, отвечал Гарлей, на том же языке, который так удачно выражает сарказм: – позвольте вам на это заметить, что объяснений вы имеете право от меня требовать; но что касается до удовлетворения, то его мы ожидаем от вас. Этот корабль….