История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус

Коронование Генриха происходило при особенно важных условиях и при полном общем спокойствии; поэтому мы считаем наиболее уместным сказать именно здесь несколько слов о той торжественности, которой сопровождалось императорское коронование вообще. Со времени Карла Великого эта повторявшаяся время от времени церемония, наряду с более частым папским коронованием или торжественным Латеранским шествием, о котором мы скажем дальше, представляла самое блестящее зрелище в Риме.

Подходя к Риму в сопровождении своей жены и свиты, император-избранник останавливался у небольшого моста на Нероновом поле и здесь прежде всего давал римлянам клятву в том, что права и обычаи города будут всегда им соблюдаться. Затем в день коронования император вступал в Рим через porta Castelli замка св. Ангела и здесь снова произносил свою клятву. Духовенство и римские корпорации встречали императора у церкви S.-Maria Traspontina, в том легендарном месте, которое называлось Terebinthuf Neronis. Далее торжественная процессия двигалась, направляясь к паперти, ведшей в собор. Сенаторы шли по сторонам короля, впереди префект города нес обнаженный меч, а камерарии короля раздавали народу деньги. У паперти король сходил с лошади и, сопровождаемый свитой, поднимался на площадку, где его ожидал папа, окруженный высшим духовенством. Здесь король целовал у папы ногу и давал клятву быть верным защитником церкви, после чего папа целовал короля и объявлял его сыном церкви. Затем оба при торжественном пении входили в церковь S.-Maria in Turri возле базилики Св. Петра, и тут король формально провозглашался соборным главой базилики. После этого, предшествуемый латеранским пфальцграфом и примицерием судей, король шел к серебряным дверям собора и молился перед ними, а епископ альбанский читал первую молитву.

В самой базилике Св. Петра король должен был участвовать в бесчисленном множестве различных мистических обрядов. Неподалеку от входа стоял rota porphyretica, вделанный в пол круглый порфировый камень; около него король и папа становились на колени. Будущий император произносил Символ веры, и вслед за тем кардинал-епископ Порто становился на середину камня и говорил вторую молитву. После этого короля одевали в новые одежды; в ризнице папа провозглашал его клериком; его облачали в тунику, далматику, священническую ризу, митру и сандалии и наконец вели к алтарю св. Маврикия; сюда же направлялась и королева после таких же, но менее утомительных церемоний. Здесь епископ остийский совершал помазание правой руки и затылка короля и произносил третью молитву. Торжественность всех этих церемоний, их мистический характер и тяжеловесная пышность, величественное монотонное пение молитв в стенах древнего собора, полного самых священных воспоминаний, — все это должно было производить глубоко потрясающее впечатление на того, кто короновался и вместе был проникнут величием своего призвания. Перед жадным взором этого человека покоилась и сверкала на алтаре апостола корона Карла Великого, венец всех самых честолюбивых человеческих помыслов. Но папа сначала надевал помазаннику на палец золотое кольцо в знак того, что католическое правление императора должно быть проникнуто верой, твердостью и могуществом; таким же символом служил меч, которым папа при соответственных возгласах опоясывал затем короля; только уже после всего этого папа возлагал на голову короля корону. «Во имя Отца, и Сына, и Св. Духа, прими, — говорил папа, — этот знак славы, диадему королевства, корону империи; отрекись от дьявола и всех его грехов; будь справедлив, милосерд и богобоязнен, и со временем на лоне праведных ты получишь вечный венец от Господа нашего Иисуса Христа». Затем церковь оглашалась звуками «Gloria», кликами: «Да здравствует император, победа ему и римскому и германскому войску!» и нескончаемым ликованиям диких воинов, приветствовавших в своем короле властителя германских, славянских и романских племен.

После этого император снимал с себя имперские знаки и как иподиакон служил вместе с папой обедню; по окончании ее пфальцграф снимал с ног императора сандалии и надевал ему красные императорские сапоги со шпорами св. Маврикия. Затем вся процессия вместе с папой выходила из церкви и при звоне колоколов, среди разукрашенных городских зданий, направлялась по так называемой триумфальной дороге к Латерану. В некоторых местах проходившую процессию встречали присутствиями духовенство, распевавшее гимны, и корпорации (scholae). Впереди и позади процессии камерарии раздавали народу деньги; корпорации и все придворные чины точно так же получали presbiterium или обычные денежные подарки.

Торжество завершалось пышной трапезой во дворце папы. При благоприятных обстоятельствах император на второй день шел процессией к обедне в Латеран, на третий день — в базилику Св. Павла, на четвертый — в церковь Santa Croce in Gerusalemmo.

Мы привели лишь в самых общих чертах сведения о церемонии коронования в ту эпоху. Пышная торжественность этой церемонии, заимствованная из Византии, установилась прочно со времен Карла Великого и, по существу, оставалась все той же, хотя время от времени и подвергалась некоторым изменениям и дополнениям. С этим пышным зрелищем не может сравниться ни одна из торжественных церемоний нашего времени. Множество герцогов и графов, епископов и аббатов, рыцарей и сеньоров с их свитой, их богатый наряд, чуждые лица и наречия иностранцев, ряды мужественных воинов, папа, его двор и все монашеские ордена в их живописных облачениях, полные мистического величия, светские власти Рима, судьи и сенаторы, консулы и герцоги (duces), отряды милиции с их знаменами, в причудливых, пестрых, фантастических одеждах, — все это на фоне величественного, сурового Рима с его бесчисленными развалинами представляло поразительную всемирно-историческую картину, от которой мог прийти в изумление даже тот, кто жил при Траяне и был привычен к торжественным зрелищам. Во время коронационных процессий Рим снова приобретал значение всемирного города. Римляне того времени могли думать, что избранные ими императоры еще сохраняют власть над всей землей. Стекавшиеся в Рим чужеземцы оставляли в городе золото в изобилии, и благодаря коронации голодный народ мог кормиться в течение нескольких недель. Но, когда затем патриоты национальной партии, созданной Альбериком, вспоминали, что императоры, вступавшие в Рим так торжественно, были германцами, не понимали их языка, давали им пап по своему выбору и обращали своими походами в Рим города Италии в груды пепла, эти патриоты загорались гневом и тотчас же хватались за мечи; обезумевшая от ярости толпа неслась в Ватикан, чтобы убить только что коронованного императора, и одна из самых прекрасных всемирно-исторических картин превращалась в дикую сцену уличной борьбы, оканчивавшуюся потоками крови.

Генриху III, однако, нечего было опасаться взрыва национальной ненависти; напротив, римляне непосредственно вслед за коронацией провозгласили Генриха патрицием, и эта власть должна была перейти даже к его наследникам. Декрет, которым устанавливалось подчинение города и Апостольского престола германской короне, был принят знатью, горожанами и духовенством с шумным восторгом. В этом случае для римлян утешением могло служить лишь то пустое соображение, что великие права императора предоставлены ему полномочной волей самого римского народа. В сан патриция Генрих был коронован в базилике Св. Петра; зеленая хламида, перстень и золотая диадема были знаками власти, предоставленной Генриху над городом. Могущественный император снизошел до того, чтобы возложить на себя знаки магистратуры, которые раньше возлагались на лиц из римской знати, и даже заслужил порицание за то, что спустился до ранга графов Тускуланских. Но Генрих справедливо мог сослаться на Августа, который нашел возможным принять звание трибуна и другие виды власти; кроме того, Генриху, вероятно, было известно, что в глазах римлян патриций является представителем верховных прав сената и народа. Таким образом, сан патриция получил тогда значение более высокое, чем во времена Оттона III. Вообще достойно внимания, что в Средние века этот древнеримский сан оказался имеющим такую большую силу и с течением времени стал одной из главных причин долгих войн между светской и духовной властями. Тот же летописец, который так неодобрительно относится к патрициату Генриха, замечает, что об этом ничтожном сане не упоминается ни в языческих, ни в христианских хрониках Рима, что он установлен со времени византийца Нарзеса и римским капитанам служил средством присваивать себе право избрания пап. В X веке право назначения пап связалось более тесно с представлением о сане патриция; но этому праву было положено начало не экзархами, а Карлом Великим, которому Адриан некогда вместе с патрициатом предоставил так же право избрания и инвеституры пап и епископов. Поэтому лица, достигавшие светской власти в Риме революционными переворотами, немедленно провозглашали себя патрициями и в качестве таковых назначали так же пап. Генрих не пренебрег присоединить к сану императора патрициат и так же, как некогда Карл Великий, именовался в документах патрицием.