Стражи волшебных миров - Владимир Геннадьевич Лавров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дак говорил, что животные сложнее и интереснее для изучение, чем любая техника, что их делал Бог — Создатель и что в них не всегда можно понять, как что работает, даже нам. Я отвечал, что технику мы можем сделать сами. На этом наши расхождения с Даком заканчивались, и мы шли весело играть дальше. Именно Дак научил меня делать разные кораблики, с парусами и с винтами. Кода мы весело запускали их в озере, Малика и Терт кидались в них камнями и пытались потопить.
Один раз я не выдержал, обозвал их недоумками и засветил камнями в дурные головы, по камню в голову. Они, как всегда в подобных ситуациях, побежали жаловаться своей матери и моему отцу, канючили, что я опять напоминаю им, что выше по рождению, и применяю силу. Наказали, разумеется, меня. Отец использовал свои божественные возможности и узнал, что произошло на самом деле. Но меня наказали не по ошибке, а за то, что я действовал слишком жестоко. Надо было, видите ли, сначала произнести ряд ритуальных фраз про то, что делать плохо плохо, и что делать хорошо хорошо. А камни совсем нельзя использовать. Как будто Малика и Терт сами этого не знают.
— Свиньи они просто, эти дети Гу, — сказал Дак, когда узнал про решение взрослых. Пообещал приходить почаще, чтобы мне не было так одиноко рядом с этими недоумками. Но не пришёл, так как ему как повзрослевшему подбросили свой кусок работы. Отец наделил его некоторыми божественными способностями и поручил заботиться о распространении некоторых особо ценных животных по всему миру. Дак был в восторге и захлёбывался рассказами каждый раз, когда ненадолго появлялся у меня.
Зато подросли дети тёти Лаганы, Так и Тика. Вот уж кто точно были детьми богов, так это эти рогатые. Они несли свою божественность, как переполненный водой стакан, с единственным вниманием к тому, как бы не разлить ни капли. Они всегда делали только то, что надо, говорили только то, что надо, и никогда не делали того, чего не надо. А чаще всего вообще ничего не делали, пока им не прикажут. Я как-то раз попытался поиграть с ними в жизнь диких людей, бегал с разными боевыми кличами и изображал охоту, так они сказали, что хорошие мальчики не бегают и не кричат. И сели на травку, довольные собой. Как они могли жить, не играя в разные образы, я не мог представить. Иногда мне казалось, что они какие-то автоматы. Но взрослые их хвалили.
Мне стало немного легче, когда отцу удалось вывести маму из состояния кошки. С этого момента мы стали жить в замке мамы (до этого я спал в резиденции отца под присмотром кого-нибудь из прислуги). Всю бытовую работу пришлось выполнять мне — готовить, убираться, стирать постельное бельё. Хорошо, хоть за одеждой следить не надо было — одежды у нас не было никакой. Я был рад делать эти простые дела. Мама была со мной! Ей можно было что-то рассказать, и она искренне радовалась моим радостям и сочувствовала печалям. Отец никогда не сочувствовал. В ответ на мои рассказы он мог только посоветовать, иногда кстати, иногда совсем не по ситуации. Варианта показать чувства у него, похоже, не было. Хотя иногда он меня жалел.
У мамы была единственная темы для обсуждения — как прекрасен и великолепен её бог Полисаний. Сегодня он сказал такую-то неожиданную вещь, а ещё вот так разрешил кажущуюся неразрешимой ситуацию. Как с моей точки зрения, так было бы чем восхищаться — понятно, что бог целого мира должен быть силён разумением. К тому же ничего такого особенного папочка не говорил. Он использовал стратегию мягкости и податливости. Вместо того, чтобы обсуждать суть дела с собеседником, он только спрашивал о том, что предлагает собеседник. А потом начинал задавать вопросы, показывая человеку все ошибки. Беспроигрышная позиция, всегда можно выставить собеседника дураком. Я просёк этот метод ещё в раннем детстве и просто не высказывал своё мнение, просил прямо сказать, чего от меня ждут. А чуть позже я понял, что папочка довольно часто ошибается и принимает не очень оптимальные решения.
Мне всегда казалось, что папочка слишком злоупотреблял идеей пассивности. Вместо того, чтобы построить всех строем, взбодрить, наказать за ошибки и повести в правильном направлении, он только улыбался и ждал, чтобы все окружающие всё сами сделали так, как надо. Мама этого не видела. Попытка обсудить с ней эту идею тут же привела к затрещине (затрещину получил я).
А вот при словах о том, что надо сделать какую-то работу, мама тут же уходила в себя и превращалась в кошку. Поэтому мне и приходилось делать все дела.
Единственное, что мама всегда была готова сделать — это лечить и исцелять. Ещё она любила рассказывать о том, как лечить и как устроен человек. Потом она начала учить меня и другим умениям. Нормальным человеком, таким, чтобы могла принудить себя к любой работе, она стала только года через четыре. Легче мне от этого не стало, так как мамочка тут же решила украсить замок разными забавными штучками и красивой мебелью. Угадайте, кто делал все эти украшения? Правильно, я, и иногда помогал папочка. Он смеялся и говорил, что это хорошая ремесленная школа.
Я любил, когда нас летом отправляли на поверхность, в одно северное племя. Кроме меня и других детей богов на поверхность отправлялись и дети слуг, которых было уже довольно много.
Этому племени весь народ поручил разведывать новые земли к северу и к востоку от первых поселений, поэтому племя часто переселялось. Мне нравилось участвовать в разведывательных походах, прокладывать путь в долины и переходить через неведомые горы, где ещё никогда не ступала нога человека. С моей стальной кожей можно было не бояться неожиданностей.
Племя использовало слонов северной породы, невысоких, с густой шерстью. Мне нравилось и ехать на них, и ухаживать за ними. Слоны были большими, умными, добрыми и игривыми. Я любил их, а они любили меня. А какие здесь были собаки! Весёлые, дружелюбные, но бесконечно храбрые, когда появлялись какие-нибудь посторонние