Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анна взглянула на своего спящего малютку, какое-то время ничего не говоря. 'Нет', - ответила она, в конце концов. 'Нет, мама, не могу. Желала бы суметь ответить иначе, но я не понимаю'.
'Ясно. Ты решила вынести мне приговор, пристыдить за минутную слабость. Так не честно, Анна. Мне следовало приехать к тебе и Изабелле в аббатство Серн, признаю. Но я не могу изменить то, что уже сделала, и если говорить об остальном, о браке с Ланкастером... Разумеется, ты не ожидала, что я стану противоречить в этом вопросе твоему отцу?'
'Нет, мама, я не ожидала, дабы ты пошла против воли батюшки...в чем бы то ни было. Но подумала ли ты, каково пришлось мне? Мне исполнилось тогда четырнадцать лет, мама, четырнадцать! Я чувствовала себя настолько жалкой, что не заботилась, жива я или умерла. Продемонстрируй ты мне хотя бы раз свое понимание, наверное, я легче бы перенесла выпавший жребий. Но ты этого не сделала, правда? Помнишь, свой ответ, когда я пришла к тебе за утешением? Ты сказала, - пока я не забеременею, не имеет значения, нравится ли мне ложиться с Ланкастером или нет!'
При этих словах Анны Нэн побледнела. По ее щекам поползли лихорадочные пятна. 'Я так сказала?' Она обвела языком сохнущие губы и тихо произнесла: 'Честно, я не помню. Если я сказала такое, то могу лишь заверить тебя, что не имела подобного в виду. Анна, тогда для всех нас наступили ужасные дни. Я так боялась за твоего отца, так стремилась воссоединиться с ним в Англии... Но...разве нам стоит говорить сейчас о прошлом? Такие беседы ни к чему не приведут, лишь причинят боль. Сегодня ты счастлива, Анна. У тебя есть дом, выбранный тобой муж, новорожденный сын. Возможно...возможно, все было к лучшему, как ни посмотри...'
'Все к лучшему...Господи!' Линия рта Анны отвердела, исказившись от редкого приступа гнева. 'Меня до сих пор преследуют кошмары о том времени, да, даже сейчас. На то существует причина. Знаешь ли ты, мама, сколько времени понадобилось мне, чтобы оказаться способной отвечать Ричарду с такой самоотдачей, с какой должна отвечать жена? Почти три месяца, а ведь Ричард настолько нежный и любящий муж, насколько вообще может быть мужчина. Да, сейчас я счастлива, но я заплатила за свое счастье огромную цену, больше, чем долг, который есть у меня перед тобой и батюшкой, и после этого ты изрекаешь, что все было к лучшему...'
Ярость в ее голосе, в итоге, проникла под полог, охраняющий сон сына Анны. Открыв глаза, он начал плакать. Девушка тут же склонилась над ним и взяла ребенка на руки. Какое-то время в комнате звучало лишь его ослабевающее и стихающее возмущение.
Нэн сглотнула, но и не попыталась скрыть закапавшие быстро и беспрепятственно слезы. 'Я наделала ошибок. Знаю. Но неужели их невозможно простить, Анна?'
Анна качала малютку. При словах матери она подняла голову, и Нэн увидела, что дочь тоже вот-вот расплачется.
'Нет, мама...Конечно, нет'. Задумчивым потемневшим взглядом Анна смотрела, как Нэн ищет носовой платок. Она вспомнила, что в свои сорок лет матушка сохранила определенную хрупкую красоту. Сейчас она заметила размер подати, взятой прошедшими двумя годами. Вдовство и жизнь в приюте обесцветили и покрыли сединой волосы Нэн, талия отяжелела, прелесть белокурости поблекла и обернулась невыразительностью и неуверенностью среднего возраста.
Анна взглянула на дрожащие в колебании руки, на мягкие растерянные губы и направилась от колыбели к матери.
'Сюда, мама', - сказала она. 'Неужели ты не хочешь подержать твоего внука?'
Нэн стояла у входа, ведущего в большой зал, созерцая сверху хаос, начавшийся во внутреннем дворе, где Ричард пытался успокоить своего беспокойного скакуна, очутившегося среди дюжины или около того лающих собак. Она ощутила поднимающийся в горле ком, поддаваясь безжалостной тяге к воспоминаниям. Так всегда случалось, когда домой, в Миддлхэм, возвращался граф Уорвик. Тот же беспорядок, то же воодушевление, и она прежде очень часто поступала, как сейчас поступает Анна, настолько торопливо спускаясь по крутым ступенькам башни, что казалась в неотвратимой опасности запутаться в собственных юбках.
Ричард сдержал коня у основания лестницы, стоило только Анне спуститься, он выскользнул из седла и попал в ожидающие его объятия жены. Нэн смотрела, воскрешая в памяти дюжину подобных сцен, свидетелями которых являлись эти сцены во времена, когда над главной башней развевалась Заостренная Палица Уорвика. Они причиняли боль, но не столь сильную, как она раньше предполагала.
Анна собрала с подоконника несколько подушек и, перенеся их через спальню, разложила на полу у бадьи в ванной. Банная вода приятно наполняла воздух вокруг облаком пара из запахов пижмы и розы. Девушка развела повешенные занавеси и устроилась на подушках, чтобы иметь возможность побеседовать с Ричардом, пока он моется.
Взбалтывая легкие зыбь и воронки праздным пальцем, она продолжала прижиматься щекой к обитой ободом бадье, дожидаясь, пока Ричард распустит приближенных дворян. Анна точно знала, что он это сделает, ибо у них еще не было времени побыть наедине, и она понимала, супруг не менее ее стремился к уединению.
Стоило двери затвориться, как Ричард перегнулся и поцеловал жену так, как она хотела все минувшее утро.
'Господи, Анна, как же я по тебе соскучился!'
'Я тоже по тебе соскучилась', - ответила Анна, а затем загадочно улыбнулась. Приподнявшись с подушек на колени, она устроилась рядом с лоханью, потягиваясь в поисках мыла.
'Могу ли я помочь тебе?' - вызвалась девушка, и Ричард усмехнулся.
'Не припомню, чтобы ты когда-нибудь спрашивала разрешения!'
На этот раз Анна его поцеловала. 'Спасибо, любимый, за то, что ты сказал маме...что Миддлхэм - ее дом. Боюсь, я не была также великодушна'.