Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси - Лев Черепнин

Картина, представленная летописями, при всей беглости зарисовок достаточно выразительна. В 1445 г. в Москве, очевидно, повторилось примерно то же самое, что там было в 1382 г. Город остался без князя. И в 1382 г., и в 1445 г. москвичи и собравшиеся в Москве многочисленные выходцы из других городов и сельских местностей с тревогой ожидали татарских полчищ. Эта угроза была одинаково реальной в обоих случаях, хотя в 1382 г. Тохтамышу удалось захватить Москву, а в 1445 г. татарское нападение не осуществилось. Обстановка, создавшаяся в Москве и в 1382 г., и в 1445 г., повторяю, была одинаково тревожной. Среди представителей господствующего класса и тогда и теперь обнаружились растерянность, страх перед надвигающимися событиями (ожидаемый подступ к городу татарских военных сил), отсутствие воли к сопротивлению врагу, стремление уйти из Москвы, чтобы избежать опасностей.

И в этой тревожной обстановке, и в 1382 г., и в 1445 г., на передовую арену развертывающихся событий выступает народ, который берет в свои руки руководство ими. Но, чтобы получить власть, он должен был применить силу в отношении тех, кто мешал избранной им линии поведения, — в отношении феодалов, богатой посадской верхушки. На основании летописных данных мы имеем право говорить, что и в 1382 г., и в 1445 г. в Москве имело место антифеодальное движение. Классовый характер выступления московских горожан в 1445 г., по летописи, проявляется даже более отчетливо, чем в 1382 г. В событиях 1382 г. город в целом противопоставляет свою позицию (обороны Москвы) феодалам. В 1445 г. среди самих горожан наблюдается различие позиций. Последовательная линия защиты столицы проводится рядовым торгово-ремесленным населением и посадской беднотой, которые в конце концов заставили подчиниться своим требованиям феодалов и экономически состоятельную часть посада.

В любом антифеодальном движении играют роль организационные вопросы. Так было и в 1382 г., и в 1445 г. В эти два ответственных момента в жизни Москвы основная масса горожан действовала организованно, благодаря чему сумела заставить своих классовых врагов принять участие в подготовке столицы к обороне. Арест в 1445 г. тех, кто этому сопротивлялся, нанесение таким людям побоев, наложение на них оков — все эти мероприятия проводились с общего решения городского населения, которое действовало «съвокупишася», т. е. согласованно. Каковы же были организационные формы антифеодального выступления в Москве в 1445 г.? Конкретно летописи об этом не говорят. По аналогии с событиями 1382 г. можно думать, что в тревожные июльские дни 1445 г. известное значение в сплочении горожан и в проведении в жизнь выдвинутых ими лозунгов о быстром восстановлении общими силами разрушенных городских укреплений получило вече. Вероятно, активно действовали имевшиеся в городе профессиональные объединения: ремесленные и торговые. Во всяком случае без предположения о том, что в июле 1445 г. на сцену выступили какие-то, уже ранее имевшиеся в Москве, корпорации горожан с привычными для них методами организационной деятельности, трудно понять, как в сложнейших условиях, в которые была поставлена столица Московского княжества (пожар, чуть ли не дотла уничтоживший Кремль; со дня на день ожидаемое наступление неприятеля; социальные волнения), народ сумел так быстро направить свои усилия на восстановление крепостных сооружений и возвращение города к обычной (в военной обстановке) жизни.

Результатом выступления «черни», активно применившей в отношении бежавших суровые меры воздействия, в городе восстановилось спокойствие, и все население Москвы приступило к строительным работам: «и тако уставися волнение, но вси обще начаша град крепити, а себе пристрои домовной делати»[2291]. В этой краткой фразе, как бы подытоживающей ход бурных событий, развернувшихся в городе после пожара, все чрезвычайно показательно. Прежде всего была достигнута «общность» интересов московского населения на основе совместной работы по оборонительным сооружениям в целях общенационального дела. Но совершенно понятно, что столь быстрая (если верить летописи) ликвидация социальной розни (доходившей до вооруженной борьбы между «чернью» и боярской и городской знатью), сменившейся сотрудничеством в общенациональных интересах борющихся сторон, могла произойти лишь в результате победы одной стороны, заставившей другую подчиниться своим требованиям. И действительно, победило (пусть ненадолго) антифеодальное восстание «черни», и она заставила представителей феодального лагеря принять свою программу защиты Москвы.

В этой программе бросается в глаза очень существенный момент, который отметили летописи. В первую очередь должна быть произведена реставрация городовых укреплений («начаша врата градния преже делати»), во вторую — будет вестись постройка жилых домов («пристрои домовной готовите»). На передний план, таким образом, выдвинуты общие интересы, а удовлетворение личных потребностей считается важным, но не первоочередным делом.

На основе изучения московских событий 1382 и 1445 гг. напрашивается один важный вывод. Хорошо известно прогрессивное значение великокняжеской власти в средневековой Руси, особенно в период образования Русского централизованного государства. Но, подчеркивая это значение, нельзя забывать о творческой силе народных масс, причем проявляющейся не только в сфере производства материальных благ, в создании культурных ценностей, в борьбе с феодальным гнетом, в национальных движениях, но и в политической жизни. Государственный идеал народа был примитивен и наивен — это идеал монархии с близким и доступным для трудовых масс государем. Но когда эти трудовые массы (я имею в виду прежде всего горожан, ибо большинство сельского населения жило изолированной жизнью, в условиях патриархального быта, будучи оторвано от крупных городских центров) оставались без князя (пусть недолговременно), они не терялись, брали в свои руки власть, довольно верно (с классовой и общенациональной точек зрения) определяли свои ближайшие политические задачи и находили организационные формы и практические средства для их осуществления. Примером этому являются московские события 1382 и 1445 гг., когда «чернь» оказалась более решительной и более дальновидной, чем феодалы. Конечно, Москва — это наиболее крупный политический центр страны, и было бы неправильно наблюдения касательно роли московского городского населения в политической жизни Руси толковать расширительно, распространяя их (без достаточных оснований) на все русские города. Но не следует и недооценивать этих наблюдений и умалять политическое значение средневекового русского города.

Рассматривая городское движение 1445 г., нельзя не остановиться еще на одном моменте, сближающем его с московским движением 1382 г. В обоих случаях в Москве не было князей, но оставались княгини (в 1382 г. — супруга Дмитрия Донского Евдокия Дмитриевна, в 1445 г. — жена Василия II Мария Ярославна и его мать Софья Витовтовна). Конечно, это совпадение явилось случайностью, но не случайным было отношение и в 1382 г., и в 1445 г. к находившимся в осаде княгиням со стороны московских горожан. В 1382 г. они долго не соглашались на отъезд княгини Евдокии из Москвы, требуя, чтобы она оставалась в городе в продолжение всей осады. То же требование было, по-видимому, выдвинуто московским населением перед двумя княгинями в 1445 г. Правда, о судьбе Марии Ярославны и Софьи Витовтовны летописи сообщают разные сведения. По одной версии, они сразу после пожара отправились со своими детьми и с боярами в Ростов: «и якоже погоревшу граду, и княгини великая Софиа и великая княгини Мариа и з детми и з бояры своими идоша к граду Ростову»[2292]. Другая версия (представленная Львовской летописью) изображает дело так, что княгини перешли из сгоревшего Московского кремля на посад, тут к ним явились «худые люди» из числа московской «черни», обеспокоенные начавшимся разбегом знати из города, и поставили перед ними вплотную вопрос: останутся они в осаде или уйдут из Москвы («…биша челом великой княине Софьи и Марии и прочим, сидети им с ними, или камо хотять и те бежати»?)[2293]. Этот вопрос в изложении летописца звучит скорее как требование оставаться в Москве. И нет оснований сомневаться в том, что такое требование народом было действительно предъявлено. Мария Ярославна и Софья Витовтовна «с прочими княгинями» (по Львовской летописи) согласились (а правильнее думать, вынуждены были согласиться) не покидать города («обещашеся сидети с ними в осаде», «а града не хотяху оставите»).

Почему «худые люди» настаивали на присутствии великих княгинь в Москве до конца осады? Вероятно, потому, что это, во-первых, должно было приостановить от побега других представителей феодального лагеря, а во-вторых, поднять настроение населения, оставшегося без князя. Авторитет княжеской власти был велик, и присутствие в городе семьи князя (попавшего в плен), которая разделяет с москвичами тяжести осадного времени, не могло не быть воспринято положительно разными разрядами населения. С другой стороны, уход княгинь со всем их окружением из Москвы должен был бы произвести весьма неблагоприятное впечатление.