Для фортепиано соло. Новеллы - Андре Моруа

— Правда? — спросила Соланж и вдруг вскинула голову, словно боевой конь, услышавший звук трубы. — Правда?.. Я таким его никогда не видела.

— Вы едва знаете его, — сказала Жюльетта. — До этой фатальной встречи с Шантальон редко выезжал куда-нибудь и никогда — без меня. Но вот уже шесть недель он избегает меня. Он находит предлоги для поездок, чтобы присоединиться к ней. Этим летом он оставил меня одну в деревне, а сам отправился в Далматию и в Пуйи.

— В Пуйи? — переспросила Соланж заинтересованно, потому что накануне ей рассказали о Бари и о каблуке итальянского сапога.[13]

— А сейчас он сказал мне, что на уик-энд хочет поехать к вам в Марли, но что меня вы не пригласили… Шанталь там будет?

Соланж на мгновение отвела взгляд от этого пылающего лица, потом, решившись, посмотрела Жюльетте прямо в глаза.

— Она должна быть там, — сказала она. — Я не знала… Франсис сказал мне, что вы терпеть не можете уик-энды. Потому я вас и не пригласила… Но теперь я устрою все иначе… Под каким-нибудь предлогом я отложу визит Шанталь до Пасхи или до Троицы и оставлю только тех гостей, которые не помешают мне найти время серьезно поговорить с вашим мужем… Обещаю вернуть его вам раскаявшимся и разочарованным.

— Разочарованным?

— Да, разочарованным в своих иллюзиях относительно Шанталь… Я открою ему истинную Шанталь, она очень далека от того, какой он представляет ее себе… Ну что вы, дорогая? Вы по-прежнему выглядите испуганной пойманной птичкой… Я чувствую, как ваши крылышки отчаянно бьются в моей руке.

Жюльетта заколебалась:

— Но… я считала вас лучшей подругой Шанталь.

— Дружок мой, — строго сказала Соланж. — Нужно определиться, чего вы хотите. Вы пришли встретиться со мной, и это, как мне кажется, свидетельствует о том, что вы мне доверяете. Да? Не мудрствуйте. Я вовсе не считаю Шанталь своей подругой. Мы союзницы; мы обе имеем прекрасные дома, которые открыты друг для друга. Больше ничего. Несколько раз я думала, что привязалась к ней, и всегда была обескуражена корыстным характером ее чувств… Заметьте, что когда она бросается на людей типа Манагуа, я нахожу это законным и хочу только помочь ей… Но если она приносит вам страдания, вам, тут уж нет, я ей не союзница… она встретит на своем пути меня… Ну, что еще?

— О, ничего!.. Но ведь вы пригласили ее вместе с Франсисом и тогда…

— Полноте, дорогая! Я пригласила ее с Франсисом в то время, когда была далека от мысли заподозрить, что Франсис так интересуется ею, и главное, что вы так любите Франсиса.

— Но вы же прекрасно знали, что Франсис мой муж.

Соланж откровенно рассмеялась:

— Вы говорите смешные вещи, Жюльетта… Возвращайтесь домой, дружок, и спите спокойно. Я избавлю вас от Шанталь, клянусь вам… Довольны? Успокоились? Поцелуйте меня, дорогая.

Через несколько дней Франсис Бертье приехал в Марли и был очень удивлен, не увидев там Шанталь. В первый же вечер, когда хозяин дома пил на террасе под звездами кофе с одной американской супружеской парой, Соланж, сославшись на то, что у нее побаливает горло, увлекла Франсиса в гостиную и усадила рядом с собой.

— Позвольте-ка мне взглянуть на этого донжуана, — сказала она… — Я не полагаюсь больше на женщин, которые приходят ко мне с рассказами о том, как вы заставляете их страдать… Начиная с вашей жены.

— Жюльетта? Надеюсь, она не позволила себе…

— Дорогой Франсис!.. Вы хотите иметь право обманывать эту прелестную девочку и находите скандальным, что она осмелилась посетовать на это!.. И из-за кого, спрашиваю я вас? Из-за Шанталь… Заметьте, я подруга Шанталь, и я скорее позволила бы отрезать себе язык, чем сказать о ней дурное слово. Но все же, Бертье, она в сотню раз менее красива, чем ваша Жюльетта…

— Возможно… «Но не красота правит любовью». Я лучше, чем кто-либо, знаю достоинства Жюльетты, но только…

— Только?

— Только меня привлекает, вдохновляет другое… Жюльетта смотрит на меня с блаженством, молча, словно я просто красивый пейзаж. Шанталь меня возбуждает, вдохновляет…

Соланж с удивлением широко раскрыла глаза, потом рассмеялась:

— Шанталь вас вдохновляет? Простите меня, Франсис, но я еще никогда не слышала ничего столь смешного… Если бы меня спросили, кто из моих подруг меньше всего может интересоваться писателем, я бы ответила: Шанталь.

— Почему же?

— Во-первых, потому, что она эгоистка и занята только своими личными делами, ничтожными делами, ничтожными… Во-вторых, потому, что ей нечего сказать, а это говорит не в ее пользу… Нет, не возражайте. Вы хоть раз по-настоящему слушали ее?.. Нет, мой дорогой… Мужчина, даже влюбленный, никогда не слушает… Но главное — потому, что она ни капельки не ценит ваш талант. А ведь вы талантливы, Франсис, это признают все. Шанталь единственная женщина, от которой я услышала, что ваши книги ничего не стоят.

Он с легкой иронией помотал головой:

— Не надейтесь, Соланж, что я могу поверить в это.

— Дорогой мой, вы можете сколько угодно мотать головой, но у меня есть свидетели… Еще вчера вечером мы говорили здесь о вас с Бертраном Шмитом и его женой, и тут Шанталь, она была с нами, сказала, слово в слово: «Бедняга, он, конечно, очень милый, но его последний роман за гранью банальности».

— Вы сами это слышали?

— Своими собственными ушами, и прошу вас, поверьте мне, я ее крепко одернула!.. И Бертран тоже… Впрочем, все прекрасно знают, почему она говорит подобное… Вы догадываетесь?

— Нет, не догадываюсь, — с трудом проговорил Франсис Бертье и залился краской.

— Да все просто потому, что это ей внушил Манагуа, а он сноб и только вторит Кристиану Менетрие и прочим заумным занудам… У Шанталь никогда не было собственного мнения, и в чтении она зависит от того, кого любит…

— А вы думаете, она любит Манагуа?

Соланж положила свою руку, очень изящную руку, на запястье Бертье:

— Вы провоцируете меня, Франсис? Уж не хотите ли вы сказать мне, будто вам неведомо то, что знает весь свет?.. Нет?.. О, да он весь побледнел… Право, мой бедный друг, я очень огорчена… Представьте, я даже подумать не могла, что романист, знаток человеческой души, прошел мимо такой явной интриги, не заметив ее… Что ж, это прекрасно, это даже трогательно… Contento lui, contenti tutti…[14] Полно, милый Франсис, возьмите себя в руки, у вас такой потрясенный вид. И это все потому, что вы узнали, что Шанталь просто потаскушка? Вот уж великая новость!.. Ладно, но не думайте, что меня будет грызть совесть за то, что я открыла вам глаза. Напротив, я горжусь при мысли, что благодаря мне такой достойный мужчина, как вы, не будет больше жертвой обмана женщины, которая его недостойна. Заметьте, я прекрасно понимаю, что человек художественной натуры может пренебречь буржуазным кодексом супружеской морали. Ваша малютка Жюльетта очаровательна…

— Соланж, не собираетесь ли вы сказать мне еще, что Жюльетта…

— Ах, Боже, нет! Она так вас обожает, бедное дитя… Но именно из-за такого обожания она не может дать вам то, в чем нуждается ваше искусство: остроты, волнения, наконец, той игры жизни, которая вдохновляет вас… И я, которая обожает Жюльетту, я беспристрастно признаю, что она не может одна наполнить вашу жизнь. Только зачем же выбирать Шанталь? Я знаю не одну женщину из тех, кто окружает вас, которые были бы счастливы и горды стать вашим доверенным лицом и, если ей посчастливится, стать вашей вдохновительницей… Вот, к примеру, вспоминаю, кем я была для бедного Робера в те времена, когда он начинал… Хотя бы его «Молитва Удаиас», ведь это я подала ему идею… Ах, Франсис, вы не представляете себе, насколько упоительно для женщины присутствовать при воплощении ее замысла в художественное произведение, и произведение мужчины, которого она любит… Это восхитительно… Увы! С тех пор как убили Робера, этого счастья я никогда уже больше не испытывала.

Словно смахивая слезу, она провела пальцем по ресницам. В эту минуту Вилье вошел в гостиную и вдруг повернул выключатель.

— Летучие мыши начинают свой полет, — сказал он, — да и вечер уже не такой теплый… Я думаю, что миссис Логанберри здесь будет уютнее. Я распорядился закрыть ставни.

— Ты прав, дорогой, — сказала Соланж, щурясь от яркого света.

Через три дня Соланж позвонила Франсису по телефону:

— Дорогой Франсис, надеюсь, я не оторвала вас от работы?.. Да?.. Мне очень жаль… Или, скорее, нет, я не жалею: мне необходимо было услышать ваш голос… Да, правда, наш разговор в тот вечер очень взволновал меня, взволновал больше, чем вы можете вообразить себе, Франсис… Что вы говорите?

— Ничего, — сказал Франсис.

— Вы не представляете себе, каким вы открылись мне, Франсис. Идеал мужчины, учитель, исповедник, поводырь… Мой муж, он, конечно, мне друг, он полностью посвящает себя мне, но все знают, что женщины не очень-то заглядываются на него… А крупный писатель, такой, как вы, их понимает, и это чу-у-десно; так вот, у меня родилась мечта, и вы сейчас скажете мне, осуществима ли она… Жак двенадцатого уезжает на уик-энд в Бельгию; я хотела бы повидаться с вами в Марли, наедине, только вы и я… Мы сможем, если вы захотите приехать, проболтать всю ночь, всерьез обсудить наши проблемы… Что вы говорите, дорогой?